Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 84

Пожалуй, К. Жак порой слишком эмоционален при описании древнеегипетских памятников и его «заносит» в заоблачные мистические дали, однако видевшие воочию, например, архитектурный ансамбль со ступенчатой пирамидой Джосера в Саккаре или прошедшие через гипостпльный зал Карнакского храма поймут автора и удивятся сходству своих впечатлений с прочитанным. Происходит так потому, что наша цивилизация тысячами нитей связана с культурой древнего Египта. Эта мысль К. Жака, в русской историографии яснее всего выраженная Б. А. Тураевым в начале XX в., представляется мне важнейшей.

Женщины на престоле Египта

…[у египтян] царица имеет больше власти, и получает больше почестей, чем царь. Диодор. Историческая библиотека. I, 27

Книга К. Жака посвящена его дочери, и, возможно, не случайно автор, уловивший модные в современной египтологии тенденции, обращает внимание читателей на матерей и жен великих фараонов, а две отдельные главы посвящает царицам, правившими страной единолично, — Хатшепсут и Клеопатре. Однако «владычицы Обеих земель» заслуживают большего, поэтому рискнем потревожить их прах, коснувшись некоторых аспектов этой обширной темы, интересующей, как мы надеемся, не только женщин.

Еще в 1908 г. во введении к книге Дж. Баттлс «Царицы Египта» Гастон Масперо, как истинный француз, удивлялся, что никто из множества людей, путешествовавших по долине Нала, не обратился к этой теме. Другой египтолог, К. Блескер, почти через 50 лет (в 1959 г.) квалифицировал как курьезный тот факт, что египтологи не уделяют внимания супруге фараона. По его мнению, «мужское самодовольство» не позволяло им поднять очевидный и «чрезвычайно интересный» вопрос о том, какова была роль женщины, сидевшей на троне рядом с царем.

В настоящее время эта проблема разрабатывается в историографии весьма активно, и — как и следовало ожидать — почти исключительно представительницами прекрасном половины человечества (Б. Леско, Э. Райзер, Б. Шмитц, Л. Трой). В русской литературе близкая проблематика затрагивалась Милицей Эданновной Матье в статье «Следы матриархата в древнем Египте» (сборник статен «Вопросы истории доклассового общества». М, —Л., 1936).

Разумеется, прежде всего интересны свидетельства о женщинах-фараонах. Царствующая женщина — насколько такое явление было уникальным для древнего мира? Известны две царицы VII в. (Сондок и Чиндок), правившие корейским государством Сияла. По мнению некоторых исследователей, во главе критского государства стояла жрица. Верховные жрицы бога Луны занимали высокое положенно в храмовой иерархии Ура конца III — начала II тысячелетия до н. э. в Месопотамии[148]. Похоже, по женской линии передавалось право на престол в шаиьском Китае (XVI–XI вв. до н. э.). Так называемые «Завещание Хаттусили» (XVII л. до н. э.) и «Указ Теленину» (XVI в. до в. э.) показывают нам внутриполитическую борьбу в Хеттском царстве за новый порядок наследования трона (от отца к сыну, а не по женской линии через сестру царя). Особым почитанием пользовалась мать цари (кандака) в древнем Мероэ.

На протяжении всей древнеегипетской истории положение женщин вообще (а не только цариц) было в целом значительно лучше, чем во всех перечисленных регионах, поэтому женщины-фараоны не должны нас удивлять. С определенной долей уверенности можно говорить о правлении четырех цариц: Нейтикерт (Нитокрис, Нитокрида античных авторов, VI династия), Нефрусобек (XII династия), Хатшепсут (XVIII) и Таусерт (ХIХ).

Согласно «Египетекому логосу» Геродота (История, II. 100). на троне довелось посидеть одной Нейтикерт, причем власть ей передали египтяне, убившие ее брата. Список Мянефона включает пять цариц (кроме вышеназванных он упоминает еще одну царицу XVIII династии — дочь царя Хора Акенхерес). Знаментельно, что и Диодор (Историческая библиотека, I, 44), основываясь на «священных египетских книгах» и труде греческого логографа VI в до н. э. Гекатея Милетского, т е, вероятно, независимо от Манефона, указывает такое же общее количество цариц — пять, к сожалению не перечисляя их по именам.

Четыре или пять совсем немного, «капля в море» по сравнению с 350 фараонами-мужчинами. Да и правления цариц, за исключением Хатшепсут, были малозначительны… Любопытно узнать, как относились к женским царствованиям сами древние египтяне? Было ли это явление просто редким, а потому и удивительным феноменом, вроде дождя — «непорядка на небе», или оно воспринималось как нечто неблагоприятное, грозящее дурными последствиями для страны? Последнее весьма вероятно.





Бросается в глаза следующая закономерность: три царицы из четырех (еще раз с удовольствием исключаем Хатшепсут) получают трон в периоды упадка: Нейтикерт — последняя в списке фараонов VI династии, Нефрусебек — XII, а Таусерт — XIX! Более того, первая и вторая из них стоят на пороге гибели Древнего и Среднего царств. Странно, но женщин допускают к престолу только тогда, когда положение государства становилось совершенно безнадежным и фараоновская власть ослабевала под напором сил децентрализации…

Показательно, что в Абидосском и Карнакском списках владык Египта имена цариц опущены. Возможно, этим и объясняется свидетельство Геродота об одной единственной царице: он не ошибся, а передал доступную ему местную традицию.

Однако — и это очень существенно — египтяне не задумывались над каким-либо оправданием женского царствования. Правящая царица не нуждалась в особой легитимизации ее власти (это подчеркивают египтологи-мужчины — Э. Отто и В. Барта). Получая должность, которая все-таки считалась мужской, царица должна была исполнять мужскую роль. Поэтому даже могущественная Хатшепсут изображается с атрибутами царя, не исключая накладной бородки. Красноречиво ее желание быть похороненной достойно фараона — когда она получила престол, приготовленная для нее гробница в Долине цариц была оставлена. Появление именно при ней изображений древнего мифа о рождении фараона от союза бога и царицы (рельефы храма в Дейр эль-Бахри) соблазнительно связать со стремлением Хатшепсут подтвердить свои права на трон, но ведь препятствием для Хатшепсут была отнюдь не принадлежность ее к женскому полу, а существование юного, рвущегося к власти Тутмоса III.

Обратившись к мифологии, мы, по мнению Ланы Трой, найдем следующее идеологическое оправдание прав женщин на престол: равенство Шу и Тефнут, божественной пары супругов-близнецов, так называемой «Рути».

Египетские богини были равноправны с мужскими божествами, как и египетские женщины — с мужчинами. Но все таки главенствующее положение занимали представители сильного пола. Ни в эпоху богов, ни во времена «героев» власть не находилась в женских руках. Единственное исключение — указание на совместное правление Осириса и Исиды, сохранившееся только в одном списке Манефона (остальные варианты третьего фрагмента говорят о единоличном правлении Осириса).

Античная традиция проявила большую благосклонность к женскому полу: Диодор, говоря об особом почитании цариц у египтян, объясняет эго справедливым правлением Исиды, вступившей на престол после гибели Осириса и совершившей много добрых дел (Историческая библиотека, I, 27) Культурной героиней представлена богиня и в трактате Плутарха «Об Исиде и Осирисе».

Манефон дает и другое ценнейшее свидетельство: при третьем царе II династии Бинофрисе было законом (!) установлено право женщин на царский престол. Бинофрис, отождествленный с Нанчером египетских памятников, правил якобы 47 лет; его имя есть в Абидосском, Саккарском и Туринском царских списках. Древнеегипетские источники, прежде всего летопись деяний царей с так называемой «нулевой» до V династии, Палермский камень, хранит молчание по поводу столь примечательного закона, но скупо сообщают о действительно длительном, более 30 лет, правлении Нинечера, ознаменованном становлением административного аппарата во главе с визирем.

Л. Трой дает два варианта интерпретации этого свидетельства: или Манефон хотел объяснить специфически египетский феномен, или здесь отразилась «политическая активность» женщин Птолемеевской династии. Последнее, на наш взгляд, мало вероятно: при Птолемее I, когда создавался труд Манефона, рано было еще говорить об особой политической активности цариц, достигшей апогея в самом конце эпохи — в правление Клеопатры VII.