Прилив победы

Наконец Венандакатре удалось преодолеть паралич. Он открыл рот, чтобы заорать.

Но крик никогда не прозвучал. Его подавила не столько могучая левая рука, опустившаяся гоптрию на горло, сколько шок от железных когтей правой, схватившей его между ног и оскопившей.

Агония переросла все пределы. Оцепенение стало полным и всеохватывающим. На самом деле, Венандакатра совсем не мог думать. Просто слушал и наблюдал за чудовищем, которое уничтожило его.

Это ведь так странно, что пантера может говорить.

— Я обучал ее мастерству наемного убийцы, тому, как убивать всяческую мерзость. Оставить жертву парализованной, но в сознании, чтобы отчаяние разума увеличивало агонию тела.

Снова мелькнула рукавица с железными когтями.

Когда разум Венандакатры вернулся, прорвавшись сквозь боль, как прилив над рифом, он увидел, что все еще стоит. Но только потому, что левая рука убийцы все еще держит его за горло. Иначе Венандакатра бы уже рухнул.

Рухнул и никогда бы больше не ходил. И не ел бы сам. Его колени и локти… больше не находились там, где им положено.

— Думаю, достаточно. Чем больше я старею, тем становлюсь более философичным.

Чудовище, все еще пользуясь только одной рукой, подняло тело Венандакатры, как человек поднимает мешок с навозом, и поволокло в угол, где до этого таилось в засаде. По пути отдаленная часть разума Венандакатры удивилась, увидев седые волосы в бороде чудовища. Он никогда не представлял себе пантеру с бородой. С седой — тем более.

В углу у окна чудовище отвело в сторону тяжелую штору. Скорее, сорвало ее железными когтями. В комнату внезапно ворвался свет.

Когда Венандакатра увидел ясно вырисовавшийся трон, то внезапно понял, как чудовище убивало время, пока сидело в засаде. Трон был переделан. Правильнее сказать усовершенствован. Отдаленная часть разума Венандакатры даже оценила остроумие дизайна и качество работы.

Остальная часть кричала в отчаянии, и его покалеченное тело попыталось подчиниться. Но левая рука чудовища немного изменила хватку, и снова сверкнули железные когти, и крик умер вместе с разорванной глоткой, которая хотела его издать.

— Ты можешь умереть от потери крови из этой раны, но я в этом сомневаюсь. Она определенно не убьет тебя раньше другой.

Когти снова блеснули, и снова, и снова.

— Не то чтобы это имело значение. Во дворце не осталось стражников, которые могли бы тебя услышать, Похоже, великий ветер полностью очистил его.

Теперь Венандакатра стоял обнаженный, дорогие одежды были разорваны и разбросаны по комнате. Железные когти прошлись по его ребрам, левая рука развернула гоптрия. Теперь он смотрел в противоположную от трона сторону. Из его горла и тела текла кровь.

«Отчаяние разума, чтобы усилить агонию тела». Это была последняя, полностью сознательная мысль, если не считать последних слов его палача.

— Я думал, ты оценишь это, Подлый. Ты всегда предпочитал короткую палку.

Глава 33

ИНД

Осень 533 года н.э.

Аббу склонился над картой. Его лицо выражало одновременно дурное предчувствие и гнев. Свет ламп, висевших в командном шатре Велисария, подчеркивал морщины на ястребином лице старика. Высвечивались брови и нос, из-за густой бороды рот и щеки оставались в тени, а глаза напоминали темные провалы. Для всего мира он выглядел колдуном, собирающимся вызвать демона. Или, возможно, собирающимся поужинать с дьяволом — и сожалеющим, что у него нет более длинной ложки.

Велисарий быстро обвел взглядом стол. Судя по напряженным лицам собравшихся, он подумал, что Маврикий, Ситтас и Григорий, вероятно, ведут то же сражение, что и он — пытаются сдержать смех, наблюдая, с какой неохотой старший разведчик имеет дело с «проклятым новомодным изобретением». Ненавидимой, презираемой картой.

Карты — это игрушки для детей! В лучшем случае. Настоящие мужчины — отец, обучающий сына, поколение за поколением! — полагались на свои собственные глаза, чтобы видеть; память, чтобы помнить; остроту поэтической речи, чтобы описывать и объяснять!

«Очень плохо, что он не бормочет вслух, — задумчиво сказал Эйд. — Я уверен, что он мог бы преподать пару уроков даже Валентину».

Губы Велисария сжались еще сильнее. Если прозвучит хотя бы один смешок…

— Здесь, — скрипучим голосом сказал Аббу и показал пальцем на поворот Чинаба. Пометка на карте была недавней. Совсем недавней — чернила едва засохли. Что было неудивительно, поскольку Велисарий прямо сейчас собственноручно нарисовал этот участок Чинаба, следуя приблизительным указаниям Аббу.

— Слишком далеко на север, — пророкотал Ситтас. Теперь, когда началось настоящее дело, у огромного полководца больше не возникало трудностей со сдерживанием веселья. Его густые брови нависали над полуприкрытыми глазами, а губы были поджаты, словно грек только что съел лимон.

Аббу мрачно посмотрел на него.

— Здесь! — повторил он. — Корабли в Уче большие. Оба. Всю армию можно переправить через реку за один день. А на другом берегу в трех местах есть хорошие площадки для высадки.

Он снова склонился над картой, на этот раз с меньшей неохотой, предвкушая грядущий триумф.

— Здесь. Здесь. Здесь, — каждое слово сопровождалось постукиванием пальцем по разным точкам на карте. Аббу указывал на места для высадки на противоположном берегу Чинаба. — Я бы воспользовался вторым. Там нет почти никакого риска, что корабли сядут на мель.

Мгновение Аббу колебался. Но на этот раз его колебания вполне вызывали уважение. Как и любой мастер разведки, Аббу ненавидел любые неточности в описании местности.

Но… Аббу был лучшим разведчиком из тех, кого когда-либо задействовал Велисарий, поскольку отличался скрупулезной честностью и дьявольскими способностями.

— Я не могу быть уверен. Мы сами не перебирались через реку, потому что брода там нет. Но с виду у второй площадки река глубокая, без каких-то скрытых отмелей или наносных песчаных островов. Даже пляжа нет. Поэтому жители рыболовецкой деревни построили небольшой причал над водой. Конечно, слишком маленький для наших судов, но тот простой факт, что он там есть, означает: мы можем разгружать большие суда и не встать на мель.

Ситтас все еще хмурился.

— Слишком далеко на север, — снова проворчал он. — И город, и площадка на другой стороне реки. Двадцать или тридцать миль от развилки Чинаба и Инда. Не пойдет. — Он выпрямился и посмотрел на Велисария. — Возможно, нам стоит придерживаться изначального плана. Захватить эту сторону Инда и поставить укрепления непосредственно у места ответвления Чинаба.

Велисарий не стал отвечать немедленно. Он понимал нежелание Ситтаса, но…

«Как будет удачно, если нам удастся все это провернуть!»

«У вас совсем не будет пути для отступления», — заметил Эйд.

— Ни единого пути для отступления, — эхом повторил Маврикий. Конечно, хилиарх никак не мог слышать голос Эйда, но ситуация была настолько очевидной, что Велисарий не удивился совпадению их мыслей. — Если все пойдет не так, мы окажемся в ловушке и малва просто закроют крышку. Чинаб у нас справа, Инд слева…

Ситтас покачал головой.

— Не могу сказать, что меня особо беспокоит это. После того как мы ворвемся в Пенджаб — где бы мы ни ударили и где бы мы ни установили полевые укрепления, — «путь для отступления» в любом случае — это во многом самообман.

Он кивнул в сторону армии, стоящей лагерем прямо перед шатром и невидимой за кожаными стенами.

— Ты знаешь не хуже меня, Маврикий, что у нас не будет возможности отступать по местности, по которой мы только что прошли. Даже если бы мы могли прервать контакт с малва после того, как начнется сражение. Что маловероятно, учитывая, насколько их больше, чем нас.

— Мы уже очистили местность от провизии, — сказал Велисарий, соглашаясь с Ситтасом. — И дело шло туго. Если бы крестьяне не были в панике, наслушавшись про устроенную малва резню в Синде, и не убежали, то нам могло бы и не хватить припасов, чтобы добраться даже сюда.