Страница 46 из 72
Плевать, что будет завтра… если мои попытки бесполезны, то я хотя бы попробовала.
Его дыхание касается шеи, издевательские покалывания тревожат поясницу. Марат крепко прижимает к себе, неосознанно поглаживает живот, чувствуя шелковистость моей кожи. Мне кажется, я даже ощутила едва уловимое прикосновение его губ за ухом.
И вдруг… На талии становится нестерпимо холодно, и я не спеша оборачиваюсь.
Ни шага назад. Марат уверенно держится рядом. Поднимаю на него смущенный взор, ощущая, как тело реагирует на его близость. Тону в его глазах, отмечая, как вспыхивает золотыми огоньками надежды и желания шоколадная радужка.
Марат слегка наклоняется. Едва различимо. Его взгляд намертво приклеен к моим губам, и я неосознанно пробегаюсь по нижней языком. Даже не дышу от искрящего напряжения.
Тело, как натянутая струна, тянется к нему. Ресницы Марата вдруг дрогнули. Глаза отрезвляюще распахнулись.
И вот я разочарованно наблюдаю за тем, как супруг отстраняется, и в душе все покрывается льдом. Весь настрой разбивается об плинтус.
— Извини, я… — хрипит негромко. — Заносит немного. Я достал банку.
Заносит его, вижу. Я, правда, надеялась на другое…
Отдаляется на шаг. И ещё на один.
— Большое спасибо, — выдавливаю без энтузиазма. Почему я вновь чувствую себя отвергнутой? Может, потому что это так и есть?
Пытаясь подавить землетрясение в сердце, роняю в никуда, все ещё пытаясь чётко следовать своему плану:
— Я займусь картошкой, а ты пока грибы залей водой и на огонь поставь, — даже я не узнаю свой потухший голос.
— Много?
— Полстакана.
Меня трясёт. Неверие и шок выжигают надежду. Хочется от обиды сбежать и свернуться калачиком под одеялом. И плакать, плакать, плакать…
Марат косится на меня. И он точно нервничает. Потому что воду он не спокойно вылил, а криво плеснул в сковородку, оставив небольшую лужицу.
Напряжение настолько велико, что в кухне становится душно.
Я открываю окно на полную. И упрямо разворачиваюсь к Марату.
Он меня как обухом по голове. И я сейчас сделаю то же самое. Тогда мы будем на равных.
На взводе тянусь к его наглухо застёгнутой рубашке. Тяну на себя пару верхних пуговиц, секунду подумав, злорадно расстёгиваю ещё и третью. Супруг обжигает неверящим взглядом. Я знаю, он никогда так не носит одежду. Ему так некомфортно.
— Маш… что ты…
Замолкает, когда я с силой дёргаю его за рукав, но вслух не возражает, позволяя завладеть его запястьем. Расстегиваю пуговицу на манжете, закатываю рукав. То же самое проделываю на второй руке.
Пальцы трясутся, на сердце горе. Булыжником прибивает. Да так, что сдержаться нереально. Я его люблю до Луны. Я так и не смогла, не смогла перешагнуть через его «я так решил».
Как можно было вот так решить?
Как можно было молча согласиться?!
Поднимаю взгляд.
Смотрим друг на друга, смотрим… внезапно раздаётся оглушительный шлепок. Потому что я со всей дури бью его по щеке, морщась от боли в запястье. Голова Марата резко отклоняется в сторону, супруг замирает, поджимая губы.
— Это тебе за «давай разведемся», — стирая слезу, ломающимся голосом произношу, пытаясь говорить членораздельно. — За то, что отказался от меня в первый раз. А это…
Набираю в грудь побольше воздуха. Луплю по второй щеке, несдержанно сжимая ладонь в кулак. В этот раз Марат предугадывает мой порыв и напрягает шею, не смягчая удар. На мгновение прикрывает глаза.
— Это за то, что отказался от меня сейчас.
— Лис… — нашей маленькой нежностью из прошлого режет без ножа. Просто оголенным проводом ведёт по коже…
— Ты хотел меня поцеловать. Я же видела! — слёзы градом катятся из глаз, кипятком обжигая щеки и шею. — Скажешь, нет?!
Под натиском ярых претензий и моих неудержимых эмоций ломается его броня. И летит к чертовой матери.
Я чувствую неожиданный толчок и смягченный крепкой ладонью удар затылком об холодильник, чувствую, как супруг нагло пропихивает колено между моих ног, налегает так сильно, что я ощущаю пряжку его ремня.
Марат с силой прижимается к моему рту губами, но я кусаю его, впиваясь зубами, отталкиваю, обезумев. Он терпит, не позволяя мне увернуться. Проникает языком глубже, заставляя раскрыться под таким напором. И спустя мгновение ощущаю трепетное поглаживание по щеке. Вздохнуть тяжело, думать тяжело. Небо рушится на наши головы, но эти пылающие обломки лучше того айсберга, что от нас остался. Время замирает. Все теряет значение.
Ненасытно провожу ладонью по его волосам, ласкаю затылок, царапая коготками, упиваюсь этим мгновением, когда всмятку и душа, и тело. И кажется, что ещё не все потеряно…
Марат так сильно вжимает меня в себя, что вздохнуть мне уже не по силам.
— Без тебя какая-то агония, — отпускает мои губы, чтобы, не открывая глаз, прошептать натянуто, слегка прикусывая ухо, вновь пуская мурашки по моей спине. — И хочется уже, наконец, сдохнуть, чтобы без мучений дальше, — перерезает остатки моего самообладания.
И вновь впивается в мой рот, отнимая возможность рационально мыслить, заставляет обхватить его шею, отчетливо чувствуя, как разрастается пожар внутри, сметая на своём пути все преграды и смывая любой здравый смысл.
Поднимает меня на руки, не прекращая затяжного поцелуя, и относит в комнату. Бережно укладывает на гостеприимно расстеленный диван: я же заранее готовилась.
Вцепляюсь в его плечи, не вынесу, если он сейчас отстранится. Хочется кричать от избытка чувств, когда его губы касаются живота, оставляя дорожку горячих поцелуев, а руки стягивают топ, торопливо отбрасывая ненужную тряпку в сторону…