Забрать ее душу

Бог схватил меня за челюсть, заставляя вернуться взглядом к Его прекрасному, ужасному лицу.

— Ты моя. Вечность ждет тебя. Время пришло.

Ощущение, что моя голова снова раскалывается, заставило меня закричать. Словно жестокие, холодные пальцы вдавливались в трещины моего черепа, раздирая его на части. Но на этот раз меня заставили погрузиться не в воспоминания. Кружащиеся цвета, из которых состояло существо Бога, окружили меня. Я не знала, падаю я или плыву, разрывают ли меня на куски или сжимают так сильно, что я скоро перестану существовать. Было больно смотреть, было больно, но я не могла закрыть глаза. Среди мириадов цветов я могла видеть формы, структуры, сотканные из радужного света. Было так ослепительно ярко и так холодно.

Затем раздался крик.

Не мой, а крики десятков, если не сотен, то тысяч голосов. Крики настоящей агонии, такой звук, от которого меня затошнило, просто услышав его. Мои крики растворились среди них, и я поняла, что это никогда не закончится. Это саднящее чувство в моем горле будет продолжаться, эта боль будет продолжаться, это раздирающее чувство не прекратится. Это было то бесконечное, святое страдание, о котором говорил Бог. Такова была судьба моей души.

Но как бы сильно это ни терзало меня, каким бы разбитым ни был мой разум в его тисках, я была привязана, и моя душа не отпускала меня. Бог не мог забрать меня, потому что я связала себя с другим.

К Леону.

И когда я поняла это, цвета вокруг меня внезапно исчезли, и я начала бороться, извиваться, а затем вырываться из Божьей хватки, крича:

— Нет! Нет, нет, нет! Я не твоя!

Я прижалась спиной к каменной стене пещеры, задыхаясь, мое зрение то появлялось, то исчезало из фокуса. Совершенное лицо Бога подергивалось, быстро превращаясь из прекрасного в мерзкое. Иллюзия рассеивалась, и мне казалось, что я могу видеть и то, и другое одновременно: ужасающую реальность Его массивной формы с щупальцами и слишком совершенную маску прекрасного существа.

— Ты не можешь забрать меня!

Чем громче я кричала, тем больше я могла дышать, тем больше я могла двигаться. С контролем, который он имел надо мной, можно было бороться, и я яростно боролась. — Ты никогда не освободишься из этого места, потому что у тебя никогда не будет твоей последней жертвы!

Я истерически рассмеялась, положив руку на отметину Леона на своем бедре, порезы все еще были болезненными, но больше не кровоточили. Где-то Леон все еще был жив. Он выжил. Когда Бог попытался забрать меня, попытался отделить мое тело от души, я почувствовала, как моя привязь к нему натянулась и удерживает меня, отказываясь отпускать.

Каждый путь, который я избирала, каждое, казалось бы, несущественное решение привело к этому моменту. Выбор между двумя вечностями, выбор, который был только моим. Я сделала выбор. Я знала, кому принадлежит моя душа, и это не был безжалостный Бог.

Она принадлежала другому монстру, монстру, который нашел меня и защитил, несмотря на свою тьму. Она принадлежала демону, который, как я знала, даже сейчас пытался достучаться до меня. Чтобы защитить меня, спасти. Я выпрямилась, прижавшись к стене, хотя никогда еще мне не было так страшно.

Может быть, это был бы тот день, когда я умру. Может быть, это действительно была моя судьба. Но, в конце концов, выбор все равно был за мной. Я добралась до самых глубоких глубин этой тьмы и увидела истинный ужас. Я боролась на каждом шагу этого пути.

Если мне суждено было умереть, то я умру, продолжая сражаться.

48 Рэй

Ярость Бога заставила треснуть даже камни в стенах пещеры. Все затряслось, земля закачалась, как при землетрясении. Я попыталась бежать, но силы покинули мои мышцы, и колени подогнулись. Массивное щупальце обвилось вокруг меня, когда я попыталась отползти, как раз в тот момент, когда мои пальцы сомкнулись на рукояти кинжала, и рывком подняло меня в воздух.

— Что ты наделала?

Божий голос проскользнул в мои уши, как холодная, острая проволока, пронзающая мои барабанные перепонки.

— Что ты наделала? Ты отдала свою душу другому! Ты предала своего Бога!

Он взревел, и трещины в стенах пещеры расширились, начали падать куски камня. Эльд взвыл в панике, когда пещера начала рушиться вокруг них.

Бог больше не был прекрасен. Он был похож на зверя, который выполз из самых глубоких, темнейших океанских глубин. Его серая мякоть была такой бледной, что казалась почти прозрачной, пронизанной паутинкой голубых вен. Многочисленные щупальца, десятки из них, обвились вокруг пещеры, поднялись по стенам и нырнули в воду и безжалостно сжались вокруг меня. Они были покрыты белыми глазами, моргали среди присосок, озираясь по сторонам с дикой злобой. Лицо Бога больше не было туманом и клубящимися красками, оно стало изможденным, с широко раскрытыми глазами-луковицами и трепещущими жабрами на слишком длинной шее.

Его щупальца обвивались все туже и туже. Пещера полностью обрушилась внутрь, и мы погружались в грязь, камни и воду. Мы падали в ничто, грязь и камни исчезали в бездне, а тьма простиралась вокруг нас во всех направлениях. Вдалеке сверкнула молния, и воздух наполнился густым белым туманом. Силуэты массивных существ, на мгновение освещенные вспышками молний, заставили адреналин побежать по моим венам.

— Ты моя!

Его голос был гортанным и искаженным, как будто сотня голосов кричала одновременно.

— Ты не можешь забрать у меня мою жертву!

Мы нырнули вниз, в темную ледяную воду. Все, что я могла видеть — это многочисленные щупальца, покрытые глазными яблоками, раскинувшиеся вокруг меня, чудовищная паутина в воде. Мы погружались все глубже и глубже. Давление нарастало, мое тело болело под тяжестью давящей на меня воды.

— Тебе не сбежать от меня, смертная. Ты создана для меня. Твоя Земля предназначена для меня.

Мои пальцы болели, когда я сжимала кинжал так крепко, как только могла. Я была полна решимости держаться, как бы глубоко мы ни зашли, как бы сильно ни было больно. Мое тело сжималось, медленно сминалось в тисках этих щупалец и под давлением воды. Но мои руки были свободны.

Я замахнулась кинжалом и вонзила его так сильно, как только могла, прямо в одно из бледных глазных яблок сжимающего меня щупальца.

Тошнотворная дрожь пробежала по воде, и раздался яростный рев, который чуть не заставил мои глаза закатиться. Я отдернула руку и нанесла еще один удар, кинжал вошел по самую рукоять. Громкость и ужас звуков, издаваемых Богом, не поддавались описанию. Такой гнев не нуждался в словах. Это было ощутимо, разрывая мое тело болью по мере того, как меня затягивало все глубже и глубже в пучину. Я ударила снова, вонзив нож и оставив его там, когда боль сделала невозможным сохранение какой-либо сознательной мысли.

Хватка щупальца на мне ослабла.

Вода закружилась, опрокидывая меня, засасывая вниз, вниз, вниз. Вода хлынула мне в легкие. Все горело, все болело. Я не могла сказать, что было вверху или внизу, слева или справа, воздух или вода. Была только темнота.

Тьма, которая, казалось, длилась целую вечность.

Я умирала.

Смерть казалась… холодной. Неудобной. Но не так страшно, как я себе представляла.

Тишина была приятной. Холод… через некоторое время… стал приятным.

Это был катарсис — признать, что у меня ничего не получится. Я смирилась с этим.

Может быть, я могла бы какое-то время плыть по течению. Может быть, я смогу уснуть.

Мне хотелось спать. Просто сон. Я так устала. Но…

В темноте мелькала серебряная нить, светящаяся ярко и красиво, и она не давала моим глазам закрыться.

Я уставилась на нее, поначалу оцепенев и немного раздраженная. Почему она здесь? Тревожит мою тьму, не позволяет мне дрейфовать. Затем я почувствовала, как она дернулась. Просто легкий дрожащий толчок, который, казалось, потянул за все мои ребра сразу. Это заставило мое сердце дрогнуть. Это заставило мой мозг проснуться.

— Рэйлинн!

Этот голос… такой… мягкий… такой далекий. Мне пришлось бы плыть целую вечность, чтобы добраться до него. Я не хотела плыть. Я хотела дрейфовать.