Простить и поверить

А ради этого стоило перетерпеть мелкие нынешние неприятности.

– Папа очень благодарен вам за то, что вы не бросили сервис и не позволили в трудный момент развалиться его делу, – уклончиво ответила Лена, не желая, подобно отцу, говорить о его здоровье. Здоровье, к сожалению, по-прежнему оставляло желать лучшего. – Он всегда повторяет, как ему с вами повезло.

– Э, да что там: одно дело делаем, – махнул рукой Николай Борисович, но по его тону Лена поняла, что попала в цель своей признательностью, а значит, могла похвалить себя: и душой не покривила, и впечатление о своем неожиданном визите немного подправила, и от ненужных мыслей отвлеклась. Теперь следовало вернуться к нужным. – Четверть века уже почти как вместе работаем, – продолжал между тем Николай Борисович. – Начинал Володя, правда, в одиночку…

Дальше Лена не слушала: история становления «Автовлада», как и история появления в нем Николая Борисовича, рассказывалась в ее присутствии не единожды, а потому она могла пока прикинуть несколько вариантов своих действий.

Сначала она посмотрит, какие документы по ее требованию предоставит ей отцовский помощник и будут ли в них те, что насторожили Лену. Если будут, значит, Николай Борисович, скорее всего, не подозревает о творящемся у него под носом беспределе и его можно будет смело вычеркивать из списка подозреваемых.

Хотя, с другой стороны, он ведь может просто не догадываться, какая у Лены цель в действительности и не считать ее хоть сколько-нибудь опасным оппонентом, тем более что он явно видит в ней избалованную девочку, которой любящий папочка во всем потакает.

А вот если не даст – тогда что? Опять два варианта: либо он виновен и пытается это скрыть, либо кто-то уже подчистил документы, чтобы ни тот ни другой хозяин не обнаружил подлог. А Лена даже не знала, кто занимается в «Автовладе» бухгалтерией. И не хотела спрашивать, чтобы не возбуждать лишних подозрений.

Да, нелегкая ей предстоит задачка. А ведь надо будет, пожалуй, еще и с рабочими пообщаться, да как-то так, чтобы они прониклись к ней доверием и выложили если не всю подноготную своих товарищей, то хотя бы ту ее часть, что интересовала Лену. Вот только разговаривать по душам она не умела. Вообще хорошо разговаривать с людьми не умела: с детства была достаточно замкнутым человеком, из-за чего еще в школе прослыла зазнайкой и заработала обидное прозвище «Черёма». Зато научилась защищаться и даже нападать первой, когда того требовал случай. Лишь однажды дала слабину – и до сих пор себя за нее не простила.

Работать с бактериями было не в пример проще. Те хоть и могли при неловком обращении доставить неугомонным людям массу неприятностей, но цели уничтожить конкретно Елену Черемных перед собой не ставили, да и подлостей от них ждать не стоило, поэтому с ними Лена как раз дружила.

Дружить с людьми она не хотела.

– Ну вот и приехали, – снова выдернул из размышлений Николай Борисович, который сбросил скорость и аккуратно заводил свою машину на парковку возле такого знакомого комплекса отцовского автосервиса. За то время, что Лены не было в городе, «Автовлад» сменил вывеску и заметно разросся, и она коротко вздохнула, понимая, что все отсрочки закончились и пришла пора возвращаться к реальности. Реальность немного пугала, но куда больше, пожалуй, завораживала: Лена любила загадки и кажущиеся поначалу невыполнимыми задачи. Она привыкла бороться с трудностями и, что характерно, побеждать их – и никогда не отступала. Она знала, ради чего и кого все это затеяла, а значит, делу стоило бояться ее, а не ей – дела. Отличный девиз, который, пожалуй, она возьмет за правило. А пока…

Лена улыбнулась и приветливо вложила руку в раскрытую ладонь Николая Борисовича, решившего помочь ей выйти из автомобиля. Если хочет ей угодить, что ж, пусть, ее это вполне устраивает. Все равно его поведение никак не повлияет на ее конечные выводы, но, быть может, в первое время облегчит взаимоотношения с другими работниками. А это какое-никакое, а уже подспорье.

– Спасибо, – поблагодарила она и, выбравшись из салона, глубоко вдохнула свежий воздух. Где-то сбоку раздавался звонкий мальчишеский смех, и Лена не справилась с любопытством, повернула на него голову…

…и вздрогнула, в секунду забыв и о смехе, и о всех предыдущих мыслях.

Двенадцать лет, будь они прокляты, и прошлое накрыло с головой в первую же минуту ее возвращения. Словно в полуторамиллионном городе не нашлось никого другого, с кем Лена могла бы столкнуться – и кого меньше всего на свете хотела бы видеть.

Корнилов, собственной персоной.

Заматеревший, небритый, щекотавший какого-то мальчишку, засунув того подмышку, словно ему тоже было весело, – но какое все это имело значение? Лена в секунду очутилась на заднем дворе школы, где под пошлую музыку чьего-то сотового ей пришлось раздеваться, чтобы спасти парня, в которого она была влюблена.

Тогда она еще не знала, что все это было лишь спектаклем. И что на нее поспорили. И что именно он пообещал своим друганам заставить Черёму танцевать перед ними стриптиз.

Димка Корнилов.

Парень, который испортил ей жизнь и которого она ненавидела всей своей сущностью…

Глава 3

– Че, Корень, отбрила тебя Черёма? Разделала под орех? Как же ты переживешь-то это? А еще плейбоя из себя корчишь. А какой ты плейбой, если с тобой Черёма вальс танцевать отказалась? Позор на всю школу, Корень! Позорище! Мне уже стыдно, что я с тобой за руку здоровался.

Жнец – Кирилл Жнечков – сидит, как всегда, на древнем облупленном гимнастическом бревне и изображает из себя то ли махараджу, то ли дона Корлеоне. У него это хорошо получается: и взгляд высокомерный, и голос издевательски снисходительный, и отряд подданых из соседних параллелей благолепно в рот заглядывает. И власти у него слишком много, чтобы просто послать и растереть.

Димка злится и не знает, что ответить. Потому что Жнец все говорит правильно. Черёма сегодня на биологии унизила его, прилюдно отказавшись танцевать с ним на Последнем звонке вальс, на чем так настаивала классная. Не то чтобы Димке хотелось танцевать или хоть сколько-нибудь была интересна Черёма – скорее с точностью до наоборот, – но именно он должен был фыркнуть в ответ и сообщить, где он видел подобное предложение вместе с классной и ее любимицей Ленкой Черемных. Не успел. Обычно безропотно принимающая все преподавательские заскоки Черёма на этот раз, бросив быстрый презрительный взгляд на Димку, заявила, что лучше будет танцевать с задротом Перепелкиным, чем встанет в пару с дебилом Корниловым. Причем если «задрота» к фамилии Перепелкина мысленно добавил Димка, то «дебила» озвучила сама Черемных. И класс тут же зашелся в истеричном смехе, заглушив его остроумно-оскорбительный ответ и не позволив Димке как следует ответить на подачу.

Он утешал себя тем, что Черёма, по крайней мере, избавила его от необходимости репетировать с ней никому на фиг не сдавшийся вальс – то-то позору бы было! ­– но встреча в школьном дворе со Жнецом, которому какой-то хрен уже успел доложить о Димкином проколе, заставила закусить удила. Димка никому никогда не позволял смеяться над собой. И Черёма будет последней, кому он спустит подобное унижение.

– Подумаешь, вальс! – притворно-равнодушно хмыкает он. – Если я захочу, Черёма стриптиз передо мной станцует, и ты, Жнец, тогда еще…

– А захоти, Корешок! – неожиданно оживляется Жнец, не давая Димке договорить. – Только не перед тобой, а перед всеми нами, чтобы мы знали, что ты не брешешь. Я тебе за это и должок твой прощу: такое зрелище стоит оплаты.

Глаза у него горят, а от плотоядной ухмылки на мгновение становится тошно, но отступать Димке некуда. Если сейчас пойдет на попятную, станет изгоем еще большим, чем та самая Черёма, которую он презирал все годы совместного обучения. Она, правда, ничего плохого ему не делала, просто вечно игнорировала, как, пожалуй, и большую часть одноклассников, но Димка видел в этом старательно демонстрируемое превосходство, которого не терпел и которое выводило его из себя. Тем более что для превосходства, пожалуй, был повод, и не один. Во-первых, Ленка была умной. Не зубрилкой, как тот же Перепелкин, а именно умной девчонкой, которая легко брала олимпиады и находила ответы даже на самые каверзные задачи. Во-вторых, у нее был небедный папаша, о чем свидетельствовали весьма стильные ее наряды, и, хоть Черёма никогда ими не кичилась, Димке, росшему с одной матерью, из раза в раз чудилось обратное. В-третьих, и это, пожалуй, было самым большим для него раздражителем, Ленка не считала его лидером класса и не смотрела влюбленными глазами, как остальные девчонки. Просто не замечала – пока сегодня вдруг не взъерепенилась и не обозвала перед всем классом дебилом. И кто скажет, что это не заслуживало искупления?