Страница 28 из 122
Однажды блаженный Лука шел на поле сеять пшеницу, и на дороге встретил нищих; тогда он разделил им пшеницу, а себе оставил для посева только немного. Господь же, Который за милостыню убогим воздает сторицею, благословил этот скудный посев: в это лето на ниве его пшеницы уродилось более, чем в прежние годы, так что когда пришло время жатвы, собрали так много пшеницы, как никогда.
Когда Стефан, родитель святого Луки, заболев, скончался, человек Божий, оставив земледелие, предался книжному научению. Усердствуя особенно в богомыслии и изучении молитв, божественный юноша так преуспевал, что вознося ум свой к Богу, иногда и телесно возвышался от земли, как это однажды ясно видела мать его Ефросиния. Заметив раз, что сын ее долго не выходит из комнаты своей, она, желая узнать, что он делает, посмотрела тайно в скважину и видела его молящимся: его ум был вперен к Богу, всем же телом своим он стоял в воздухе, СОВСЕМ не прикасаясь земли и отстоя от нея как бы на один локоть; это Евфросиния видела не раз, но дважды или трижды, и весьма этому дивилась; после она с клятвою передавала о том другим.
У сего блаженного юноши уже давно было желание оставить многомятежный мир и предаться монашескому безмолвию и иноческим подвигам. Однажды, думая об этом, он, горя желанием принять иночество, тайно от всех, вышел из дому, намереваясь оставить Елладу; на пути он встретил воинов и сторожей, которые хватали рабов, убегавших от своих господ, и сажали их в темницу.
Они, увидев плохо одетого юношу, подумали, что это один из убегших рабов и схватили его; они спросили, чей он раб, откуда и куда бежит. Юноша на это ответил им, что он раб Христов и идет ради молитв ко святым отцам. Но воины не поверили ему; думая, что он хочет скрыть пред ними свое рабство и бегство, они стали безпощадно бить неповинного юношу; потом они заключили его в темницу, – пока не объявит, чей он раб и как убежал от своего господина. На всё сие блаженный Лука смотрел как на искушение завистливого врага, который препятствовал его доброму намерению. Но чрез несколько времени святый был узнан некоторыми людьми; после их свидетельства о нем, блаженный Лука был освобожден от уз.
Когда раб Христов возвратился к себе домой, ему пришлось от домашних претерпеть не только выговоры и укоризны, но даже и биения. Днем и ночью молился святый Богу, дабы Он благоволил принять ему иночество, и вскоре получил желаемое следующим образом.
В местность ту из древнего Рима пришли два инока; увидев их, Лука тотчас же вспомнил о своем намерении, и сердце его еще более возжглось любовью к Богу. Беседуя с ними, он спросил их, куда они идут. Они сказали, что идут в Иерусалим. Тогда блаженный Лука стал умолять их, чтобы они взяли его с собою в путь и сделали бы его таким образом участником своей иноческий жизни. Но они отказывались взять его, отговариваясь то тем, что он еще юн, едва пошел ему семнадцатый год и к продолжительному странствованию не привык, то тем, что боятся родителей его, как бы им не претерпеть от них чего дурного, когда те, узнав обо всем, погонятся за ними и догонят их. Блаженный же Лука сказал им, что он сирота и странник и что за ним никто не следит и умолял тех иноков взять его. Однако из этой местности они с ним вышли тайно и, придя в Афины, отправились помолиться в тамошнюю прекрасную церковь Пречистой Девы Богородицы, и в монастыре переночевали. Отходя же в путь к Иерусалиму, иноки оставили блаженного Луку в том монастыре.
– Здесь, юноша, – сказали они ему, – хорошее место для исполнения твоего намерения, здесь ты можешь получить желаемое и вскоре будешь причтен к прекрасному лику иночествующих.
Поручив его игумену, они отошли в путь.
Игумен несколько раз спрашивал, откуда он и какого рода, но ничего не мог узнать: раб Божий скрывал свое отечество и свой дом и не желал никому открывать себя. Однако, видя, что он юноша добронравный, тихий, кроткий, смиренный и послушливый, постриг его в новоначальный чин.
Матерь же блаженного Луки весьма скорбела о нем: она не могла перенести разлуки со своим возлюбленным сыном, на которого смотрела как на единую утеху своего вдовства и как на отраду в печали, и горько плакала о нем, взывая к Богу:
– Увы мне, Господи! Свидетель моего вдовства и сиротства, – сначала Ты опечалил меня, отняв смертью от меня друга, которого Ты сочетал со мною супружеством, после чего подверг меня бедам вдовицы, которая для меня ужасней самой смерти, – ныне же Ты удалил от глаз моих того, кто в столь великих бедах был для меня отрадою, и теперь я не знаю, где могу увидеть его – единственную зарю моей многобедственной жизни. Теперь мне следует вместе с Давидом воскликнуть: «Сердце мое трепещет; оставила меня сила моя, и свет очей моих, – и того нет у меня» (Пс.37:11). И почему отрок так далеко от нас удалился? Разве мы возбраняли ему непрестанно служить Тебе, Владыке нашему? Или разве мы приказывали ему исполнять какие-либо домашние работы, заставляя его чрез то пренебрегать обычными его молитвами? Разве учила я его любить более плотское, нежели духовное, земное – больше небесного, временное – больше вечного? Я научилась от родителей своих быть матерью не только по плоти, но и по духу, и хотела сына своего видеть совершенным в добродетелях; я ему предоставляла больше времени для молитвы, нежели на услужение мне; для меня было радостию, – видеть возлюбленное мое чадо, если не всегда, то по крайней мере хотя некоторое время: – для меня довольно было только слышать от соседей похвалу его добронравию, и этим утешать свою печальную душу. Итак, Владыко Царю, не презри слёз очей моих, но услышь их, и благоизволи утолить мою великую печаль; утолишь же Ты ее тогда, когда снова подашь очам матерним зреть возлюбленное чадо: тогда я, найдя сына своего, соберу всех и исповедую величество Твое, и буду прославлять Тебя во все дни жизни моей.
Так в печали своей помолившись, вдовствующая матерь преклонила на милость благого Бога, и о чем просила, то и получила.
Господь, всё мановением Своим соделывающий, сподобил видения игумена того монастыря, в котором в новоначалии подвизался блаженный Лука: – он во сне увидел плачущую матерь, которая так взывала к нему:
– Зачем ты обидел меня, вдову? Зачем к страданиям моим ты приложил еще сию печаль? Зачем так беспощадно ты отнял от меня единую отраду моего вдовства? Зачем ты похитил моего сына, опору старости моей? Претерпевая сию печаль, я не перестану обращаться к Богу и Царю всех и вопиять на тебя.
Устрашенный таким сонным видением и сказанными словами, игумен сначала думал, что это простое бесовское наваждение, но когда в следующую ночь и в третью он увидел во сне ту же жену и услышал от нее те же гневные слова, тогда он понял, что это не бесовское прельщение, но от Бога посылаемое явление.
Утром игумен, призвав к себе находившегося у него в новоначалии юношу Луку, сказал ему с гневом:
– Зачем ты задумал всё о себе утаить, хотя я несколько раз спрашивал тебя, – кто ты и откуда? Зачем ты говорил, что не имеешь ни родителей, ни сродников? И как ты дерзнул приступить к сему святому чину и к сожитию с нами, – весь исполненный льсти и лжи, как о тебе свидетельствует самое дело? Если бы в начале ты сказал нам правду, то ныне, вопреки твоему желанию, не были бы о тебе откровения. И так, отойди от нас и от всех нас, монашествующих, и возвратись к родившей тебя; от неё, очень сокрушающейся, я третью ночь весьма страдаю.
В то время, как игумен так говорил, блаженный Лука, весьма испуганный, стоял как бы изумленным; он смотрел долу, и глаза его испускали слёзы: так ему не хотелось разлучаться со святою дружиною. Игумен, видя его слёзы и смирение, умилился и начал кротко с ним так беседовать:
– Нельзя, чадо, теперь тебе не вернуться к матери своей, а после не возбранена тебе будет и жизнь в монастыре; так и сделай, советую тебе; ибо явно, что ее молитва сильна умолить Бога, и намного превосходит твою молитву.
Выслушав это, блаженный Лука ничего не возразил против слов игумена; поклонившись ему, он только испросил его молитв и благословения. Итак, хотя он не желал даже и выходить из монастыря, но принужден был отправиться в путь к матери своей, в селение Касторийское.