Страница 86 из 215
Каллиник сказал:
— В перемене моей более всего виновен сам Геркулес, который совершив, как рассказывается о нем, столько побед, теперь не мог противостоять одному слову сего мужа и пал столь жалким образом, показывая, что смеха достойны те басни, которые известны у людей о нем и о прочих богах.
— Вовсе нет, — возразил правитель: — но ты прельстился волшебством Фирса и надеешься, что и сам ты посредством чар будешь творить такие же чудеса. Однако ни тому волхву, ни тебе христианские волшебства не принесут пользы, если ты не раскаешься и не воздашь по прежнему чести богам.
Каллиник, желая явным образом посрамить неразумие правителя и твёрдо надеясь, что и с ним, Каллиником, будет Бог, как и с Фирсом, сказал:
— Так как ты, правитель, в настоящее время болен, а меня считаешь обольщенным чарами, то обратимся, если тебе угодно, к великому Асклипию[503] и вместе помолимся ему о твоем выздоровлении: тогда ты узнаешь, что я не обольщен никаким волшебством".
Правитель, не уразумев, как следует, слов Каллиника и думая, что жрец снова возвращается к своим богам, тотчас пошел с ним в храм. Когда они вошли туда, Каллиник начал молиться в душе, говоря:
— Господи Иисусе Христе, познанный мною, как Бог Истинный чрез раба Твоего Фирса и без числа мною прогневанный и, несмотря на то, не отвергший меня! Восстань ныне в помощь мне и яви во мне силу Твою!
Когда он так говорил про себя, послышался некий глас свыше, укрепляющий его и призывающий к подвигу. И он, исполнившись дерзновения и призвав имя Христово, стал поносить идола Асклипия, и тотчас идол, как бы сверженный сильною рукою, упал к его ногам. Тогда Каллиник, взглянув на правителя, сказал ему с насмешкою:
— Видишь сам, что бог твой не может встать, если ты сам не поднимешь его. Убедись же, что это — не волшебство, а действие чрез меня силы Божественной.
Но правитель, хотя в душе скорбел о том и сожалел Каллиника, однако велел заключить его в темницу, а на утро издал смертный приговор ему и Фирсу в таких словах:
— Каллиника, отпавшего от служения богам и от их почитания и приставшего к христианской лжи, повелеваю умертвить мечем; Фирса же, гордящегося своими чудесами, и прельстившего ими окаянного Каллиника, повелеваю положить в деревянный ящик и перепилить пилою.
Каллиник немедленно был выведен воинами на казнь. Он испросил себе времени на молитву и, после продолжительной молитвы, был усечен мечем. Затем, когда мучители положили святого Фирса в ящик и взяли пилу, чтобы перепилить его, то пила сделалась в руках их необычайно тяжелою, так что они едва могли поднять и водить ею, а между тем на дереве ящика она была так легка, что не оставалось даже следа от ее зубьев. Долго, до пота трудились мучители, но ничего не добились; наконец, ящик внезапно открылся, и святой вышед из него с светлым лицом и сердце его было полно неземной радости. Стоявшие вокруг пришли в ужас, и никто не смел коснуться святого, ради совершившегося чуда. И был слышан глас свыше, призывавший мученика к небесной награде. Уразумев, что наступил конец подвига, святой воздвиг руки, а вместе и ум свой к небу и воскликнул:
— Благодарю Тебя, Господи Иисусе Христе, за то, что Ты меня недостойного принимаешь, как наследника благ Твоих, и поставляешь меня в числе благоугодивших Тебе. Приими же ныне в мире душу мою и введи ее во святые обители Твои к неизреченному блаженству, Тобою даруемому!
Затем, осенив себя крестным знамением, Фирс предал в руки Божии святую душу свою. Таким образом, тот, которого не могли умертвить многочисленные жестокие мучения и истязания, окончил жизнь свою естественною смертью.
По прошествии многих лет, воцарился жестокий Диоклитиан[504], и опять повсюду разослан был императорский указ о том, чтобы все принимали участия в полонении идолам, а отказывающиеся предавались бы смерти. В то время в Фиваиде[505] правителем был некто Арриан. Стараясь в точности исполнить нечестивое повеление жестокого царя, он, во время пребывания своего в городе Антиное, схватил двух знатных христиан, Аскалона и Леонида, и, после различных мучений, предал их смерти. Затем он велел схватить всех присутствовавших там христиан и, разложив перед ними орудия пытки, сказал:
— Вот, двоякая участь ожидает вас: принесите жертвы богам, и тогда вы останетесь целыми и свободными, если же откажетесь повиноваться, то будете преданы на мучения и даже на смерть.
Лишь только правитель сказал это, тотчас тридцать семь мужей, смело и единодушно выступив вперед, изъявили готовность скорее умереть, чем повиноваться безбожному повелению. Но, после многочисленных пыток, один из них, по имени Аполлоний, церковный чтец, от вида многоразличных мучений, пришел в ужас и, то трепетал при мысли о предстоящих мучениях, то боялся погубить свою душу, отпадши от Христа. Он стал раздумывать, как бы ему избегнуть и жертвы идолам и лютых мучений, так чтобы и душу спасти от власти диавола, и тело избавить от рук мучителей. В то время, как он колебался таким образом, около него стоял один язычник, по имени Филимон, служивший музыкантом у правителя.
Заметив его, Аполлоний подозвал к себе и пообещал ему четыре золотых монеты, если он, под видом его, Аполлония, принесет жертвы, прикрывшись его одеждою, чтобы не быть узнанным. Филимон согласился: оделся в одежду Аполлония и, прикрыв лицо, пошел к жертвеннику. Но, Бог, дивно промышляющий о спасении всех людей, восхотел привлечь к себе чрез Аполлония Филимона, а чрез Филимона Аполлония. И когда Филимон в одежде Аполлония приближался к идольскому жертвеннику, в сердце его воссиял свет благодати Господней, и отверзлись его духовные очи к познанию истины. Осенив себя крестным знамением, как христианин, он стал пред правителем. Последний спросил окружающих:
— Кто это?
Они ответили ему:
— Один из христиан.
Правитель велел ему принести жертву, но он громогласно воскликнул:
— Не принесу! Я — христианин, раб Христа, Бога Живого.
Правитель сказал:
— Разве ты не видал недавно, какие мучения претерпели Аскалон и Леонид и какою лютою смертью они погибли?
Филимон, под видом Аполлония, отвечал:
— То самое именно, что Аскалон и Леонид, пострадавшие недавно за Христа, оставили нам пример мужественного терпения, это и было для меня побуждением безбоязненно идти на муки. К сему побудило меня еще то чудо, которое совершилось на твоей ладье, когда ты хотел переехать через реку, а ладья остановилась посреди реки, на самой глубине, и не могла дойти до берега — за то, что ты не хотел назвать Христа Богом[506].
Тогда правитель велел призвать музыканта Филимона, надеясь, что он своею игрою на флейте очарует и смягчит дух христианина, легко даст другое направление его мыслям и склонит его к жертвоприношению идолам. Не знал он, безумный, что пред ним и есть сам Филимон, и что он говорит своим настоящим голосом, так как ранее правитель слышал только игру его на различных инструментах, а теперь услыхал его раздельную речь, внушенную ему Духом Святым. Филимона между тем всюду искали и не нашли. Призвали брата его Феона и стали спрашивать, где находится Филимон. Он же, узнав брата в одежде Аполлония, но не зная ничего о происшедшем, сказал:
— Вот Филимон стоит перед вами.
Правитель приказал открыть лицо стоящего и, увидев Филимона, начал громко смеяться, думая, что Филимон сделал это в насмешку над христианами и для того, чтобы потешить присутствующих. Затем он велел Филимону сбросить чужую одежду и идти вместе с ним к жертвеннику. Но Филимон объявил, что он — действительно христианин, и стал смеяться над языческими богами. Судия был чрезвычайно удивлен этим и, смотря на Филимона, воскликнул:
— Во имя благополучия народа римского, — правда ли то, что ты сейчас делаешь и говоришь, Филимон, или это придумано тобою в насмешку над христианами?
Филимон отвечал:
— Клянусь не римским благополучием, а своим собственным спасением и Владыкою моим Царем Христом, что я не смеюсь над христианами, а заявляю о действительной перемене, происшедшей в моем сердце, и исповедую мою веру во Христа и утверждаю, что за это исповедание я готов умереть не один раз, а тысячи.