Люсьена

III

Служанка подняла портьеру, толкнула дверь и попросила меня войти. С самого первого шага я почувствовала стеснение, почти тревогу. Конечно, я не была ослеплена, как бываешь иногда ослепленным при входе в салон. Тот, куда я входила, был совсем не блестящим. Свет большой лампы едва был в силах удержать на расстоянии дымную полутень; и семейный вид предметов мог лишь в незначительной степени рассеять запах и как бы зрелище поезда, мчащегося сквозь тьму тоннеля. Я не была, однако, устрашена; не была и обеспокоена существованием этой самой полутени или этого запаха.

Когда я пытаюсь воспроизвести впечатление этого первого мгновения, я всегда возвращаюсь к мысли о прикосновении, и я думаю при этом о различных видах прикосновения, которые причиняют нам неудобство как своею интимностью, так и своею неожиданностью. Например, мы погружены в задумчивость, и вдруг кто-нибудь запускает руку к нам за воротник. Или же, желая выкупаться, мы быстро входим в речку; но мы не предполагали, что вода так холодна, что она так плотно сожмет наше тело, и мы задыхаемся.

Но в данном случае, что было неожиданного, внезапного, слишком непосредственного? Несомненно, когда я проникаю в круг людей, которых я раньше не знала, в новую для меня среду, я имею обыкновение принимать в ней участие сначала только чисто внешнею стороною своего я. Лишь моя внешность входит в игру. Я смотрю, разговариваю, особенно слушаю с громадным хладнокровием. Я не могу сказать, чтобы я была рассеянной, напротив, я забочусь о надлежащем тоне, о том, чтобы не шокировать людей и не вводить их в заблуждение. И, не притязая на наблюдательность, я стараюсь видеть отчетливо. Но при всем этом самая моя личность еще не является заинтересованной, и я задаюсь вопросом, не так ли дело обстоит и с личностью других людей. Изображая на своем лице самое добросовестное участие в общей беседе, я чувствую, что дух мой еще ничем не занят, что он продолжает пребывать в ленивом покое, как если бы возможно долгое пребывание в этом покое было для него делом важным. Есть люди, с которыми я часто виделась, с которыми я жила таким образом в течение многих лет.

Входя к Барбленэ, я бессознательно приготовилась к чему-нибудь в этом роде. Происшедшие события оказались, однако, совсем неожиданными и следовали в необычном порядке.

Когда на другой день после моего первого визита Мария Лемье стала меня расспрашивать, я сумела рассказать ей с известною живостью лишь о моем путешествии через пятнадцать путей и о проходе скорого поезда. Как же я, однако, восприняла то, что было в комнатах Барбленэ? Мария Лемье, которая охотно жаловалась на недостаток способности отдавать отчет о местах и о лицах, самыми своими вопросами доказала мне, что она восприняла несколько деталей, из которых даже наиболее бросающиеся в глаза ускользнули от моего внимания.

– Заметили ли вы необыкновенную покрышку для цветочного горшка, справа от окна, на треножнике? Она режет глаза. А портрет дяди г-жи Барбленэ в костюме судьи? Над роялем? Неужели же вы не посмотрели в сторону рояля, вы? Жаль; у этого господина отличная голова. Ну, а бородавка г-жи Барбленэ? Вы не рассказываете мне о ней. Все величие г-жи Барбленэ заключено в ее бородавке. Бакенбарды дяди собраны, сосредоточены в этой бородавке, которая обладает явно выраженным судейским и председательским характером. Ах, положительно, я считала вас более восприимчивой к курьезам природы!

Нет, я не заметила ни покрышки горшка, ни портрета, ни бородавки. Я увидела все это только позже, и тут не было ни малейшей моей заслуги, потому что я руководилась указаниями Марии Лемье.

Зато, если бы с самого первого моего шага я была внезапно перенесена далеко от гостиной Барбленэ и заключена в какой-нибудь келье, где можно было бы отдаться размышлениям, и если бы я тогда забросала вопросами свой дух по поводу этих самых существ, которые мои глаза видели очень смутно, то я думаю, что была бы изумлена уверенностью некоторых ответов.

Но я удовольствовалась этим смутным чувством и вошла в гостиную.

Мне показалось сначала, что там было пять человек. Две молодые девушки встали и подошли ко мне с двух противоположных концов комнаты. Довольно пожилой человек тоже встал. Дама продолжала сидеть недалеко от большой лампы. Я искала глазами пятое лицо, но я никого не нашла. Одно мгновение я была смущена этим обстоятельством. Потом я сказала себе, что плохо сосчитала или что пятым лицом была я сама.

Молодые девушки сказали мне несколько любезностей. Я машинально ответила, обратившись к той, что была справа от меня. Я улыбнулась ей. Не она заговорила первая, и не ей принадлежала большая смелость. Я уверена, что она удовольствовалась произнесением двух или трех слов. Другая обладала большей авторитетностью и была, по-видимому, старшей. Она смотрела на меня с видом одновременно приветливым и любопытным. Но чтобы отдать ей ее взгляд, мне понадобилось бы маленькое усилие, которое я не имела желания делать, между тем как какое-то естественное влечение направляло мои глаза к младшей.

Это была невольная симпатия, если угодно. Однако, я испытывала от нее больше замешательства, чем удовольствия. Я почувствовала облегчение при приближении г-на Барбленэ, обратившегося ко мне с речью. У него было лицо и голос старого крестьянина. Ничто в нем не свидетельствовало о привычке повелевать. Как-то трудно было представить себе вокруг него обширную мастерскую, множество людей, ловящих его взгляд и движение его бровей. Ему больше подходило бы со шляпой в руке вручать арендную плату владельцу земли или сообщать о болезни кого-либо из членов своей семьи деревенскому врачу, только что остановившему свой кабриолет.

– Скажите, сударыня, – обратился он ко мне, – вам было не очень страшно переходить через весь этот ад путей? Надеюсь, что мой артельщик провел вас с надлежащими предосторожностями? Мое жилище не так удобно, как дом на берегу моря или на Елисейских полях. Но с этими неудобствами свыкаешься. Вы увидите, что уже в следующий раз вы станете ориентироваться гораздо легче.

Эта манера говорить о "следующем разе" и считать дело поконченным свидетельствовала о прямоте характера г-на Барбленэ. Так что я набралась мужества посмотреть на г-жу Барбленэ, которая не трогалась со своего кресла.