Дай мне больше

Когда я провожу пальцем по ее складкам, она выгибает спину и испускает голодный стон. Скользя пальцем назад, я нахожу ее клитор и массирую его дразнящими кругами, когда она начинает корчиться в воде, из-за чего некоторые пузырьки переливаются через нее.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Рыжая. Скажи мне, как тебе это нравится.

— Да, — стонет она, сжимая пальцами стенки ванны. — Продолжай делать это.

— Это? — спрашиваю я, увеличивая давление на ее чувствительный кончик.

— Да, — снова говорит она.

Некоторое время удерживая прикосновение к ее клитору, я пытаюсь запомнить вид и звук ее удовольствия, поднося ее как можно ближе к ее кульминации, прежде чем замедлить массаж.

— Я хочу быть внутри тебя, красотка. Могу ли я быть внутри тебя?

Закусив губу, она откидывает голову назад и кивает. — М-м-м.

С этими словами я опускаю средний палец к ее входу, вжимаясь в нее одним медленным вторжением.

— О Боже, Хантер… — восклицает она, и я быстро закрываю ей рот другой рукой. Держа одну руку на ее лице, а другую погрузив глубоко в ее теплую киску, я толкнул ее внутрь, приближая ее к кульминации снова.

— Помнишь первый раз, Рыжая? Твое восемнадцатилетие. Когда я заставил тебя прийти с моей рукой в твою спальню, пока твои родители были внизу? Помнишь это? Это было именно так, не так ли?

— Да, — отвечает она, и моя рука приглушает ее голос.

— Я засунул руку тебе под юбку, и ты намочила мои пальцы. Помнишь это, детка?

— О, Хантер, да, — восклицает она, и по тому, как ее бедра крепко обнимают мою руку, я могу сказать, что она в разгаре своего оргазма.

— Это был лучший день в моей жизни, Рыжая. В первый раз я почувствовал, что ты пришла. Это был день, когда началась моя жизнь. Ты знаешь, что это правильно?

— Да, да, да, — протяжно мычит она, когда я убираю свою руку, чтобы на этот раз она могла громко закричать.

Не в силах совладать с собой, я прижимаюсь к ее губам, ощущая тепло ее языка на своем, знакомое трение. Эта женщина держит меня с тех пор, как я встретил ее десять лет назад.

И где-то в глубине души я знаю, что позволил ей выплакаться, потому что хочу, чтобы он это услышал. Не потому, что я хвастаюсь, а потому, что в некотором роде я чувствую, что он тоже должен участвовать.

Он всегда рядом, когда дело касается ее и меня.

Правило № 6: Если твои друзья не разрешают тебе покинуть поездку раньше времени, воспринимай это как верный признак того, что они действительно хотят видеть тебя рядом

Дрейк

— У меня осталось восемь месяцев до окончания срока аренды. Это полный бред, — кричу я в телефон. Мы находимся где-то в стороне от автострады на одной из тех придорожных аттракционов, и, хотя я хотел бы насладиться тем, что это за штука, унылый звонок от арендодателя важнее.

— Я в курсе, но в договоре аренды четко прописано, что владелец здания оставляет за собой право расторгнуть договор в случае проведения масштабных ремонтных работ.

У человека на линии гнусавый голос и заносчивый характер, и мне хочется прямо сейчас ударить его ножом в челюсть.

— Так куда мне, блядь, идти?

— Это не наша забота, мистер Нильсон. Я очень сожалею о причиненных неудобствах. У вас есть время до конца месяца, чтобы освободить помещение.

После этого телефонная трубка разрывается, и я не могу удержаться от желания выбросить телефон в пустыню.

— Уф! — прорычал я, шагая по испачканному жиром бетону, ожидая, когда Изабель и Хантер выйдут на улицу.

Когда я поднимаю глаза и вижу, что Изабель выходит с ярко-зеленым чучелом инопланетянина под мышкой и с чашкой кофе больше ее маленькой головы в руке, мое мрачное настроение начинает рушиться.

— Что это? — смеюсь я.

— Ты выглядел так, словно тебе не помешало бы немного развеселиться. Она протягивает мне инопланетянина, и я, физически не в силах сдержать хмурое выражение лица, позволяю своему выражению превратиться в улыбку только для нее.

— Спасибо, — отвечаю я. — Так что же это была за штука?

Она пожимает плечами. — На самом деле я не знаю. Может быть, это была кость динозавра? Или инопланетянин? Они не совсем точно описали его.

Я смеюсь, глядя вниз на зеленого инопланетянина. — Жаль, что я это пропустил.

— Все в порядке?

— Нет. Меня выселяют, — сердито бормочу я.

— Что? Почему? Ты сопротивляешься…

— Нет, — огрызаюсь я, прерывая ее. — Я вовремя вношу все платежи, но эти придурки решили, что хотят превратить мой дом в автостоянку.

— Боже мой!

— Да. Так что у меня есть время до конца месяца, чтобы выехать.

— А они могут это сделать? — спросила она, прикрывая рукой грудь. О, милая, наивная маленькая Изабель. Такая чистая, что даже не может понять, как работают мудаки. Мне это в ней нравится.

— Очевидно.

— Так что ты собираешься делать?

— Наверное, придется лететь домой из Остина. Мне нужно найти новое место жительства.

Может быть, мне показалось, или я просто вижу то, что хочу увидеть, но я клянусь, что в ее лице читается опустошение.

— Нет! Ты не можешь этого сделать.

А я-то думал, что я — надоедливый третий лишний. Конечно, ей бы понравилась приятная поездка с мужем наедине.

— Я должен. Мне нужно найти квартиру и съехать со старой в ближайшие три недели.

Когда ее рука ложится на мою руку, сжимая мой бицепс в утешительной хватке, мне приходится заставлять свое сердце не вырываться из груди. Каждое прикосновение к Изабель после прошлой ночи ощущается по-новому. Я до сих пор помню, каково это — держать ее в объятиях, ее ноги, обхватившие мою талию, и ее попку в моих руках. Мне снилось, что я снова связываю ее; на этот раз она была голой, и я был голым, и я все наматывал и наматывал веревку вокруг нее, пока ее тело не стало нашими телами, и я не связал их вместе.

Во сне я был внутри нее, уже не притворяясь, что между нами слой одежды, а глубоко зарывшись в нее так же, как мы симулировали прошлой ночью. Когда я проснулся утром, то более тридцати минут не мог пошевелиться, потому что бушующий стояк в моих боксерах дразнил меня моим собственным стыдом. Я бы никогда не поднял руку на девушку своего лучшего друга, и от того, что я дергаю свой член при воспоминании о ней, мне не легче.

Теперь между нами возникло новое напряжение, и я не могу этого вынести.

Изабель всегда была для меня таким же другом, как и Хантер. Я люблю ее… как сестру… нет. Я даже не могу сказать это мысленно, чтобы не чувствовать себя странно. Потому что, хотя я никогда бы не прикоснулся к ней таким образом, это не меняет того факта, что мое тело явно хочет этого. Поэтому сказать, что она мне как сестра, — это самое трудное "нет" из "нет".

— Дрейк, просто останься с нами, — говорит она сладким, умоляющим тоном.

— Как я уже сказал, я бы хотел…

— Нет. Я имею в виду… оставайся с нами. В доме. Ты же сам его построил. Я не позволю тебе спешно искать новую квартиру. Сдай свои вещи на хранение и просто займи дополнительную комнату у нас, пока не найдешь что-то более постоянное. И ради Бога, купи на этот раз.

Я надулся, мои плечи опустились, когда я улыбнулся ей. — Я не могу этого сделать, Изабель. Я и так нахожусь в полной заднице.

Колокольчик на входной двери звякнул, открываясь, и мы оба подняли глаза, чтобы увидеть темные кудри и загорелую кожу самого дьявола, выходящего из магазина.

— Что случилось?

Он сразу же замечает наши серьезные выражения.

— Скажи Дрейку, чтобы он остался с нами.

Хантер замирает.

— Хорошо… Дрейк, оставайся с нами, — говорит он, беспрекословно повинуясь жене.

— Его хозяин выселяет его в этом месяце, чтобы превратить его квартиру в гараж, — добавляет она.

— Серьезно?

Я киваю, испуская тяжелый вздох. — Они хотят, чтобы я выселился к концу месяца. Я должен сократить свою поездку. Я вылетаю из Остина.