Страница 27 из 65
* * *
Был разгар весны, когда я возвращалась в страну своего добровольного изгнания с бумажкой, удостоверяющей неопровержимый факт моего рождения и появления на этой земле, преодолев часть пути самолётом, затем долгий путь поездом. Остановилась в Москве, чтобы зайти в посольство Польши и поставить в паспорт визу на въезд в эту страну.
– Это невозможно, потому что наша страна безвизовая, –услышала я то, что боялась услышать.
– Белорусские пограничники требуют какую-то въезднуювизу, и я полагала, что виза может быть получена непосредственно в посольстве Польши. Я настоятельно прошу выдать мне эту визу!
Оппонент по ту сторону окна на мгновение дрогнул, но вновь обрёл противоаргументную уверенность и неприступность.
– Повторяю, Польша является безвизовой страной!
Абсурдный замкнутый круг! Курица не птица – Польша не заграница. Совершенно не разбираясь в визовом режиме, я не могла понять, какую же визу всё-таки требуют белорусы. Если Польша принимает всех с распростёртыми объятьями, то кого и по каким причинам отфильтровывают на границе? Всё это, с моей точки зрения, было лишено даже минимальной логики, но я давно перестала искать логику в законах и праве, так как в один прекрасный момент вдруг отчётливо поняла, что вышеупомянутые составлены с циничным подтекстом приоритета государства над человеком, постоянно напоминающим последнему о его бренности и ничтожности. Государство – призрак, где каждая человеческая единица ставилась в ранг врага народа, из множества которых и состояло это пресловутое государство.
Ранним утром я вышла из вагона поезда, прибывшего из Москвы в Брест. Зная, что бесполезно нестись сломя голову за толпой рвущихся как можно скорее перейти государственную границу, навьюченных, словно мулы, «муравьёв», размышляя, направилась к стоянке такси.
Я поражалась своей собственной наглости! Не имея выездной визы, без которой невозможно проникнуть легальными путями через пограничный контроль, я была уверена, что сделаю это с помощью наркотического зелёного средства – американского доллара, от которого подавляющее большинство стерегущих эту часть границы были болезненно зависимы.
Но как выйти на одного из таких людей, которые владея неограниченными возможностями, с лёгкостью переступят через преступную черту и пойдут на сделку со своей совестью? Кто, как не привокзальные вездесущие таксисты пограничного города, знают больше, чем кто бы то ни было, о подобных вещах и могут быть контактным звеном? Через несколько минут я убедилась, что ход моих мыслей и поступков был не только правильным, но и результативным.
Стоя в сторонке, опершись на дорожную коляску (после одного из великих изобретений – колеса, – глупо надрываться, нося в руках тяжёлую дорожную сумку), присматривалась к группе таксистов, состоящей из трёх человек, оживлённо беседующих между собой, но одновременно профессиональным оком держащих ситуацию под неусыпным контролем.
Из этой группы я выделила одного – высокого малого. Собачьим чутьём определила, что это именно тот человек, который мне нужен. Я присматривалась к нему, что не ускользнуло от его недремлющего ока. Он же, обладая несомненно ещё большим звериным чутьём охотника, направился ко мне, так что мне не пришлось делать никаких лишних усилий, чтобы войти в контакт: на ловца и зверь бежит.
– Чем могу помочь? – спросил он.
Я улыбнулась и посмотрела ему в глаза.
«Да, – решила я, – можно приступать сразу и открыться ему без страха, потому что это именно тот вариант».
– Мне нужно перейти на другую сторону.
Его глаза загорелись зелёными огоньками, предвкушая хорошую сделку, согласно сложности ситуации.
– А паспорт у тебя есть? – с лёгкой тревогой спросил он.– Да, паспорт есть, но нет выездной визы.
– Сто долларов, – произнёс он уверенно, и чувствовалось,что он не впервые сталкивается с подобным. – Это не дорого, потому что...
– Я согласна, – поспешила ответить я, прервав объясне-ния причин возникновения таксы за эту нелегальную услугу, сопряжённую с определённым риском, – Но как это всё будет выглядеть?
– Стой здесь и жди меня! Я сейчас!
Он исчез в здании вокзала и появился снова по истечении десяти тревожных для меня минут.
– Через полчаса подойдёт человек, который проведёт тебячерез государственную границу и посадит в поезд, идущий в польский Тересполь. Жди!
И через полчаса, действительно, появился человек в гражданском, лицо которого я потом безрезультатно пыталась воспроизвести в памяти, кстати, так же, как и лицо таксиста, организовавшего эту встречу. Это было очень странно, поскольку я обладала идеальной фотографической памятью.
Он сначала присмотрелся ко мне профессиональным взглядом пограничника, подтвердил стоимость услуги, попросил показать зелёные.
– Деньги после успешного завершения операции, – уточ-нила я.
Он взял мой паспорт, схватил мои вещи и приказал уверенно следовать за ним, направившись в гущу «муравьиной» толпы к таможенным стойкам.
Я волокла свою пустую коляску, он ловил улыбки женщин-таможенниц и приветствия коллег-пограничников, одновременно отшучивался на ходу, держа в одной руке распахнутым паспорт и манипулируя им так, что моё изображение, глядящее оттуда с глупой испуганной миной, порхало в воздухе, словно бабочка, которая вот-вот вырвется из сачка неловкого дилетанта-лепидоптеролога. В другой руке он держал вещевую сумку.
Мы беспрепятственно прошли через зону таможенного и пограничного контроля. Всё длилось буквально пять минут. Не могу сказать, что я не волновалась, тело знобило от внутренней мелкой дрожи, но мне понравилась простота и быстрота самого процесса, и вспомнилось высказывание одного бродячего философа – моего попутчика в туристическом турне, когда на одной из границ в автобусе было извещено о начале пограничного контроля, он серьёзно провозгласил: «Начинаются игры взрослых людей!»
Пограничник в штатском протиснул меня в поезд без билета, сказав, что я – его человек. Уже в вагоне я отдала ему зелёную стодолларовую бумажку, ради которой он рисковал своей карьерой и честью. Впрочем, заботился ли он о последней – сказать трудно, а я не знала, имею ли право считать его мерзавцем. Мы оба стоили друг друга, переступая через черту закона.
В вагоне сделалось тесно от усердно-деловитых «муравьёв», хладнокровно, как саранча, крушивших всё на своём пути. Вооружившись отвёртками и другими вспомогательными инструментами, они в лучшем случае откручивали обшивочные панели стен вагона, в худшем – безжалостно отрывали. В образовавшиеся пустоты впихивались литровые бутылки со спиртом или блоки американских сигарет, выпущенных в России. Откручивались пробки, звенело бутылочное стекло, и булькал переливаемый спирт. В воздухе висело тяжёлое облако алкогольного испарения. Новенький вагон превращался в потенциальный спиртовой факел, впрочем, как и люди, которые накладывали на себя пластиковые мешочки, наполненные спиртом, и прикручивали их ко всем частям тела клейкой лентой.
– Пани, ты везёшь водку или папиросы? – спросил менямолоденький поляк.
– Нет, а что? – удивилась я.
– Провезёшь мои?
– Давай, – пожала я плечами.
Соратники по ремеслу смотрели на него с завистью, а он, счастливый, уже волок ко мне положенную норму – две бутылки спирта и один блок сигарет.
Боже! Как скучны границы, как тягомотны неизбежные процедуры, как жалостен труд неугомонных приграничных «муравьёв», как ничтожен их заработок, как рискованна их работа, как безжалостны правители, которые довели свой народ до нищеты и унижения!
Я всматривалась в ухоженные поля, в быстро сменяющиеся картины и пейзажи, вслушивалась в монотонный ритм вагонных колёс, отстукивающих металлическую дробь поезда, мчащегося к Варшаве.
Глава 19
На площади «Дефилад» под варшавским Дворцом культуры, которая в прошлом бурлила от принудительных демонстраций трудящихся, теперь кипели меркантильные страсти. Это была обыкновенная барахолка, бросающая вызов символу низвергнутой власти, отодвинутому на задний план, наспех сколоченными будками.