Стеклянный занавес

После супа каждому был подан красивый глиняный горшок, из которого свешивалась верхняя половина варёного рака, а нижняя утопала в горячей томатной жиже.

– У меня аллергия на раков, – испугалась Валя.

Конечно, она ловила в деревенской реке с девчонками раков, но не знала, какими приспособлениями едят их здесь.

– Шведы любят раков. Подарите рака директору канала, – предложил Андерс, сунул свою лапищу в Валин горшок, вытащил рака за ус и шлёпнул в горшок директора канала.

Из горшка хлюпнули томатные брызги, и директор улыбнулся тонкими губами. Видимо, для Швеции это было нормально.

Вика с удовольствием грызла рака, а Валя копала в горшке вилкой. Содержимое напоминало подогретый томатный сок, в котором слонялись мидии и кусочки варёной рыбы.

– Здесь прекрасная кухня и прекрасное обслуживание, – причмокнул Андерс.

– Полный отстой! Тарелка от супа до сих пор не убрана, – откликнулась Вика. – У нас за такое пинком под зад!

– Тарелки – не проблема. Профсоюз защищает труд официантов, шведский официант – работник, а не прислуга, – гордо подчеркнул Андерс.

– Что именно защищает профсоюз? Её грязную жилетку? – возмутилась Валя, Андерс её бесил.

– Люди из России не могут нас критиковать. Мы видим по телевидению вашу безработицу, бандитизм, бездомных, проституцию. А Швеция – самая удобная для жизни страна мира, – говоря это, Андерс выпучил глаза, как только что съеденный им рак.

– У нашего четырёхзвёздочного отеля тоже сидят бомжи с панками, – встрепенулась Вика. – Могу познакомить и с четырехзвёздочной крысой из нашего отеля! Я её сфот-кала.

Директор канала и режиссёр не испытывали ни малейшего интереса к происходящей рядом дискуссии на русском и переговаривались по-шведски.

– А ещё у нас переводчиков нанимают переводить, а не митинговать за свою зарплату, – поставила Вика Андерса на место.

– Но переводить нечего, их не интересует Россия, – сбавив тон, пояснил Андерс.

И тут директор канала показал на часы и обратился к Вале, а Андерс перевёл:

– К сожалению, мы спешим на другую встречу. Мне известно, что вы ведёте передачу о природе России. Но всё равно хочу узнать ваше мнение о выборах президента. Россия снова станет красной?

От этого вопроса Валя и сама покраснела от негодования:

– Название моей передачи – символ. Я провела за время избирательной кампании много эфиров с политическими экспертами, представителями партий и доверенными лицами президента!

Андерс перевёл, и директор канала с удивлением уставился на Валю:

– Извините, мне дали неточную информацию о вас. Так что вы думаете о шансах Ельцина?

– Уверена, что он победит. Никто в России больше не хочет жить в тюрьме. Пять лет свободы – достаточное время, чтобы почувствовать себя новым народом, – ответила Валя.

Андерс перевёл, и тут директор телеканала кивнул режиссёру, чтобы тот шёл на встречу сам, заказал на всех кофе с десертами и стал задавать вопросы. Потом ещё раз заказал кофе с десертами, и ещё раз.

И всё задавал и задавал вопросы о происходящем в России. Вале казалось, что объясняет ему понятное ребёнку, но он слушал, словно она раскрывает государственные тайны. Андерс прекратил тянуть одеяло на себя и старательно переводил.

– Почти все наши представления о выборах из американских информационных агентств, – признался директор телеканала. – Конечно, мы делаем новостные сюжеты о России, но наши эксперты не всегда понимают, что у вас происходит.

– Какие сюжеты вы можете делать о России, если три журналиста ваших ведущих журналов спрашивали меня в основном о русской проституции? – спросила Валя, не церемонясь.

– Но в вашем парламенте говорят о легализации проституции, – перевёл Андерс. – А в Швеции запрет проституции – горячая тема политической повестки.

– Швеция – демократическая страна, зачем ей контролировать постель взрослых людей? – не поняла Валя.

– Швеция против эксплуатации женщин для секс-услуг! – перевёл Андерс.

– Почему именно женщин? Я была в московском стриптиз-клубе, там работают мужчины, которых можно пригласить к себе за деньги. Они добровольно выбрали такую работу, – ответила Валя. – Думаю, и у вас есть такие клубы.

– Я тоже против того, чтобы государство лезло в постель налогоплательщиков, – признался директор канала в переводе Андерса. – Но наказание за проституцию активно лоббируют две партии, имеющие высокое количество женщин. При этом сами шведки ездят в страны женского сексуального туризма, покупают там за деньги молодых мужчин и не скрывают этого.

– Андерс, спросите, чего он ожидал от встречи со мной? – попросила Валя.

– Мы ведём переговоры с американским филиалом Ады Рудольф по созданию совместного новостного телеканала. Жаль, что она попала в больницу перед этой поездкой. Но я очень рад, что, приехав вместо неё, вы рассказали столько нового. Надеюсь, Аде Рудольф уже лучше?

– Ей уже лучше, – кивнула Валя, сдерживая улыбку, а Вика фыркнула в поедаемый яичный торт-пирамиду.

– Наш разговор дал новый объём понимания, но мы опасаемся вкладывать деньги до результата выборов. Я искренне признателен за эту встречу и всегда рад видеть вас в Швеции!

Он пожал руку Вале, Вике, Андерсу и бегом побежал на другую встречу.

– Машина отвезёт вас в культурный центр, там два журналиста и два фотографа из наших газет, – предупредил Андерс.

По мере Валиного разговора с директором телеканала он становился всё почтительней и почтительней.

– Больше никаких журналистов и фотографов. Желающие придут на мой вечер в артистическом клубе, – огрызнулась Валя. – И передайте руководству, чтоб нам вернули Эльзу.

Андерс обиженно пожал плечами под растянутым свитером и проводил их до машины.

– Упырь! И бабы ему дают только через агентство, – подытожила Вика. – Зато я десертов обожралась, самый крутой здесь – зелёный фисташковый торт.

В отеле они заселились в тот же номер, переоделись, решили немного отдохнуть. Вика пощёлкала пультом телевизора и остановилась на порноканале:

– Фигасе! Ща они её будут дрючить прямо в этом абажуре!

Немолодая дама в карикатурно объёмном кринолине была поглощена прелюдией к сексу с двумя голыми чёрными парнями. При этом один пристраивался к верхней части её пышного тела, а другой кромсал ножницами ткань и терзал кусачками перекладины кринолина.

Валя ни разу в жизни не видела порнографии и почти заорала от испуга:

– Переключи немедленно! Борются с проституцией, а сами такое показывают!

– Ты чё так орёшь? Порнухи не видела? – усмехнулась Вика. – Да выключу, выключу, поберегу твою девственность!

Вечером они до полного изнеможения гуляли по Старому городу, а потом уселись в баре возле Нобелевского музея. Бар был в стиле древней аптеки, а официанты долго не обращали на них внимания.

Потом к столику двинулся высоченный, под потолок, неуклюжий лохматый парень. Подал двумя пальцами меню так, что оно выскользнуло и шлёпнулось на столешницу.

– Руки-крюки! – шикнула на него Вика.

– Крюгер! – повторил за ней нелепый парень единственное понятное ему слово и захохотал, обнажая крупные зубы.

– Инглиш давай, – швырнула ему обратно меню Вика.

– Ноу инглиш, – пожал официант здоровенными плечищами, кивнув на столики, разобравшие меню на английском.

Валя показала парню на соседний столик, где ели фрикадельки с брусничным вареньем, подняла два пальца и добавила:

– Дриньк!

Официант кивнул и ушёл своей неловкой походкой, с трудом не сбивая стулья в проходе между столиками.

– Тебя опять понесло, – укорила Валя.

– Не понесло, а накрыло! Колбасит меня в этой Швеции, только на пароме и в Хельсинки было ништячно, – призналась Вика. – Внутри какие-то двери открываются, стены раздвигаются, внизу человечки в старинном прикиде тусуют и гонят по мне электричество. Как приход без вмазки…

В это время неуклюжий официант подошел к компании за сдвинутыми столиками и брякнул на них аж восемь огромных пивных кружек, которые запросто донёс в своих огромных лапищах.