Страница 11 из 23
– Подсади меня.
Мэтт задумчиво почесал нос, посмотрел на жрицу и мотнул головой.
– Не, не буду.
– Что?
– Не буду, – насмешливо повторил Мэтт, – хотя… слово «пожалуйста» может исправить ситуацию.
Что-то Мэтту подсказывало, что девчонка жаловаться на него не побежит: не похоже, что она тут легально расхаживает, а скорее – совершенно нелегально.
Девчонка возмущенно зашипела и, отвернувшись, попыталась опять допрыгнуть до ветки. Неудачно.
Мэтт сел на камень. Идей, что малолетняя жрица забыла на дереве, у него не было, но наблюдать за ней однозначно интереснее, чем собирать груши.
– Энэ! – жрица сердито топнула ногой. – Помоги мне… пожалуйста.
У Мэтта от изумления брови сами поползли на лоб. Что, правда? Жрица просит раба? Может, у него галлюцинации от жары? Или от голода – одна груша вместо ужина и завтрака как-то несерьезно.
Мэтт встал, подошел к дереву и, ухватив девчонку за талию, легко забросил ее на ветку. А потом подпрыгнул, уцепился за соседнюю и подтянулся, удивившись, что, похоже, начал привыкать к гравитации: вначале он не то, что подтянуться не мог, ходил с трудом, а сейчас нормально.
Чуть выше ствол раздваивался, образуя ровную площадку посередине – как раз два человека встанут. Мэтт забрался на площадку и протянул руку.
– Давай. И кстати, а зачем мы сюда лезем?
– Тише ты, – зашипела девчонка, – не спугни. И сюда я лезу, а не ты.
– Ага…
Девчонка протиснулась мимо него и, совершенно наплевав на обрыв под ними, высунулась в щель между стволами. Мэтт торопливо схватил ее за пояс: чокнутая какая-то, сейчас же навернется.
– Смотри.
Мэтт тоже высунулся, продолжая одной рукой держать жрицу, а второй ухватившись за ветку.
Внизу на скальном выступе было гнездо. Три дракончика ушу23 топорщили лимонные гребни, смешно разевая рты и недовольно хлопая короткими крыльями.
– То есть… мы ради гнезда лезли?
– Ага, – подтвердила жрица, – его от Храма видно, но плохо. Я давно хотела залезть.
– Сумасошлатая,– резюмировал Мэтт, – а если свалишься? Или их мамаша прилетит?
– Не прилетит, она до вечера в сельве охотиться будет, – жрица сунула руку в пояс и вытащила лепешку. – Интересно, поймают?
Мэтт пожал плечами, его больше интересовало, выдержит ли ветка, за которую он держится.
Девчонка оторвала кусок лепешки и бросила вниз. Лепешка, плавно спланировав, послушно легла рядом с гнездом. Птенцы ее даже не заметили.
– Дай мне, ты сейчас точно свалишься.
Мэтт дернул девчонку за пояс, затаскивая обратно, и отобрал лепешку. Отломил кусок, помял между пальцами, скатывая шарик, прицелился и бросил. Удачно. Самый борзый птенец подпрыгнул, распахнул рот и схватил мякиш, умудрившись крылом отпихнуть не такого расторопного собрата.
– Ух ты! А еще так можешь?
– Могу, – подтвердил Мэтт и откусил от лепешки. – Жрать хочу. А еще у тебя нет?
– Нет!
– Жалко. – Мэтт скатал второй шарик. – Как тебя зовут, аштэ?
– Мара.
– Мэтью… – Мэтт прицелился. – Можно просто Мэтт.
– Ты энэ, – дернула плечом Мара, – вам нельзя иметь имя.
На этот раз повезло другому птенцу. Мэтт усмехнулся, глядя, как возмущаются два других, и спокойно заметил:
– А тебе еще вниз спускаться.
Жрица недовольно засопела, но оспаривать сей факт не стала. Да, с ней точно проще, чем с кшари, хотя гонору у малявки не меньше, чем у крылатых.
Лепешка закончилась быстро. Мэтт забросил в рот оставшиеся крошки и посмотрел на жрицу: что дальше? Мара вдруг ткнула пальцем куда-то в сторону.
– Смотри! Здорово летят, правда?
Мэтт посмотрел и скривился. Давно их не видел, да. Почти соскучился.
– Я им завидую, – с детской непосредственностью призналась жрица. – Если бы я родилась мальчишкой, то Великие наверняка выбрали бы меня в стражи. Не повезло. Аштэ быть скучно…
– Тебе сколько лет? – удивился Мэтт.
– Скоро тринадцать, – нахмурилась Мара, – а что?
– Не, ничего. А тебя не напрягает, что они тупые убийцы?
– Они стражи! – возмущения в голосе жрицы хватило бы на троих и еще бы осталось. – Они нас защищают! Не смей их оскорблять, энэ!
– Зашибись, они защищают! Уроды крылатые!
В грудь Мэтту уперся палец.
– Закрой свой рот, энэ! Ты никогда не станешь таким, как они! Ты дикий!
Мэтт осторожно отодвинул жрицу в сторону, схватился за другую ветку, качнулся, повиснув на руках, и спрыгнул на землю.
– Сама слезешь.
Развернулся и, не оглядываясь, пошел по тропе вниз.
Дошел до груши, посмотрел на пустую корзину, выругался и пошел обратно.
Жрица лежала животом на ветке, пытаясь сползти пониже. Получалось у нее это плохо.
– Прыгай, малая. Поймаю.
Норму до вечера Мэтт собрать не успел, но надсмотрщик то ли не заметил, то ли решил не связываться лишний раз с наглым рабом. Так что свой ужин Мэтт все-таки получил.
Местный поселок почти не отличался от того, что был рядом с рудниками. Те же деревья-дома, душ на улице, комнаты-клетки. Единственное, в этом поселке жили еще и женщины. Их барак стоял чуть дальше мужского, но запрета на общение не было, и результаты этого общения бегали во дворе, хотя Мэтт искренне не понимал, как можно в кого-то влюбляться да еще рожать детей, когда ты раб. Точно – амебы.
В столовой разделение на женскую и мужскую части было, но тоже условное: большой зал делил на две неравные половины то ли длинный низкий стол, то ли широкая скамья, работающая еще и как раздаточная лента. Мэтт купнул шарик риса в сладковато-перечной подливке и забросил его в рот. Большинство рабов уже закончили ужин и сейчас толпились у того самого столика-скамейки, на который выставили маленькие, выдолбленные изнутри тыковки, плотно заткнутые спрессованной травяной пробкой. Вино рабам давали по большим праздникам, зато настойку из вываренных, а потом еще основательно выдержанных листьев боргара не жалели. Спирта в ней не было вовсе, но голова после нее была пустая и звонкая, с редкими глупыми мыслями. Да еще тошнить начинало.
Мэтт встал и, жуя на ходу лепешку, подошел к столпившимся у стола с десертом мужикам.
– Говорю вам, в форме были. Их к Храму Ашера отволокли.
– Кого? – не понял Мэтт.
– Кшари новых поймали, – пояснил кто-то сзади. – Болтают, среди них флотские были. Только, похоже, брехня.
– Да я сам видел, – начал кипятиться первый, – что я, флотских не узнаю?
– И сколько их? – заинтересовался Мэтт.
– Трое. Двое совсем зеленые, один постарше. Офицер вроде.
В то, что кшари смогли захватить офицера космофлота, верилось с трудом, не того уровня рыбка, не по зубам местным акулам, но мужик едва кулаком себя в грудь не бил, доказывая обратное.
– Тьфу, – сплюнул на землю невысокий, щербатый мужичонка, – и чего их сюда принесло? Как бы за ними остальные не явились. Век бы их не видеть.
Сам Мэтт с флотскими раньше не встречался, но болтали про них разное. И что милосердием боевой флот Лиги не страдает, прокладывая себе путь ракетами и не сильно заботясь о сопутствующих потерях; что за своих они мстят так, что живые завидуют мертвым; что превратить планету в радиоактивную пустошь для них, как кофе на завтрак выпить. Говорили и другое. Что без них Галактика давно бы превратилась в смертельный котел; что лишь флот смог остановить Вторую галактическую, раскидав противников по углам, как глупых котят; что, когда совсем плохо, надежда остается только на закованный в черную броню десант…
Гая, например, их люто ненавидела: она была родом с Нью-Ирлы, не самой спокойной планеты, вечно раздираемой локальными войнами, и видела, что остается от жилого дома, когда рядом в землю втыкается ракета. Когда она втыкается в сам дом, от последнего не остается ничего. Гаю к ним на геологическую станцию забрала тетка, подальше от заново разгоревшейся войны, и хоть как-то положительно отзываться о космофлоте в присутствии рыжей было опасно для здоровья. Он один раз попытался выступить в защиту космических миротворцев, но тут же нарвался на злое: «ты англосакс, тебе не понять» – и решил не обижать подругу. Гады так гады, чего спорить. Тем более он собирался стать капитаном собственного грузовика, а дальнобойщики традиционно флотских недолюбливали. Но сейчас он был готов сам явиться в ад и всучить дьяволу душу, лишь бы в бездонном небе Эр-Кхара появились боевые птицы Лиги.
23
Ушу – дракон.