Страница 9 из 16
А дальше мой путь лежит на Порхов, Старую Руссу, Осташков и… На Москву! Почему-то я был уверен, что какая-то часть столицы наверняка смогла уцелеть, очень уж много там ПВО было вокруг неё. Ну а если и там безжизненная пустыня, то остаётся лишь одно — двигаться ещё дальше на восток. Ну и необходимо было узнать, что сейчас на самом деле в мире происходит. И не то, чтобы я не доверял всему услышанному от Митрича, но… Но что может знать сидящий всё это время безвылазно на даче дед? То-то… Так что верить-то я верю, но требуется кто-то более значимый, чтобы подтвердить всё услышанное или рассказать новое…
С железнодорожной насыпи хорошо было видно, как шла волна. И дошла она почти до посёлка. Дальше её гора не пустила. От домов на склоне ничего не осталось, на гребне тоже не вижу ни одной постройки, а что дальше, за ним? Где эти прибалты?
Вот тут-то я придавил свою жабу и ещё разок воспользовался сканером. За горку он, само собой, не достал, но кое-какие помехи показал, зарябило там что-то. И это меня сильно насторожило. И настолько сильно, что поспешил я убраться куда подальше с открытого места. И, как оказалось, очень правильно сделал, очень уж много их там оказалось…
Собаки… Там ещё были и собаки! Как только чуть повыше по склону забрался, так лай и услышал. Тут сразу и о направлении ветра вспомнил, и пошёл, пошёл в нужную мне подветренную сторону, пригибаясь и укрываясь за кустами и деревьями, стараясь ступать по возможности бесшумно, с каждым новым шагом с благодарностью вспоминая гномью науку скрытного передвижения.
Близко пока подходить не стал. Устроился в стороне и решил понаблюдать, кто это здесь живёт, в такой непосредственной близости от радиации. Да и вот так, сходу, не удалось бы подойти, удалось засечь на взгорке несколько замаскированных секретов. Сторожатся, сволочи, гостей опасаются…
Издалека ничего непонятно, люди и люди… Надо бы ближе подобраться, послушать разговоры, но собаки… Эти твари так и не успокаиваются, то и дело то там, то тут какая-нибудь зараза коротко взлаивает. Чуют что-то… Уверен, что не меня, но кто их знает…
В конце концов обошёл секреты и всё-таки подобрался к ближайшей ограде. Долго подбирался, но зато никто меня не услышал и не увидел. Ну и не почуял, само собой. А вот я кое-что услышал и услышанное в этом доме мне очень не понравилось. Женщина там кричит от боли, прямо заходится, аж хрипит…
От лающей чужой речи буквально застыл — даже об осторожности на миг забыл, приподнялся над землёй, чтобы рассмотреть во всех подробностях этих говорящих.
Это ещё кто такие? Немцы? А Митрич почему-то об эстонцах упоминал…
Особо опасаться мне сейчас некого, эти говорливые здесь одни, поблизости больше никого не наблюдаю. Собачья будка сиротливо скалится пустым входом, рядом валяется ржавая цепь. Это одна из причин, почему я именно сюда и подбирался. Через два дома есть ещё кто-то живой, и тоже не один, но это же ещё какое расстояние! Поэтому здесь сейчас можно работать спокойно.
Скалящиеся довольным весельем мужики заходят в дом, оттуда сразу же слышится разнузданный гогот и вновь раздаётся душераздирающий женский вопль. Сволочи!
Плавным движением проскальзываю вперёд, редкий заборчик мне не помеха, прокрадываюсь под самые распахнутые окна и… И все в доме отключаются, засыпают. С шумом падает на пол чьё-то грузное тело, брякает металлом упавшее оружие, звякает, разбившись, стекло. И наконец-то смолкают женские стоны. Как ни жаль расходовать магическую энергию на простенькое заклинание сна, а приходится. Зато после такого можно безбоязненно идти внутрь, собирать трофеи и допрашивать пленных.
Просто? Это на словах просто, а на деле столько нервов пришлось потратить! На крыльце оглядываюсь. Да, не ошибся я — увязавшаяся за мной женщина так и не отстаёт, тоже к забору в это мгновение подползла. Вот отчаянная!
Внутри, прямо на пороге, лежит одно из только что зашедших с улицы тел. В откинутой руке так и зажата бутылка с открытым горлышком, и оттуда вытекают остатки вонючего пойла. Бр-р, меня от одного только знакомого запаха замутило. А тело-то как крепко в родное вцепилось, даже падая на пол, так и не выпустило бутыль из руки.
Что ещё? Тут же взгляд прикипает к распластанному на столе женскому телу в побоях и кровоподтёках. Ноги-руки крепко привязаны к ножкам, изрезаны ножом, по ним кровь течёт на пол, даже лужицы небольшие скопились… И грудь… Ножом истыканная, вся в пятнах ожогов… Крови-то, крови… Огромные зелёные мухи весело жужжат над этими лужицами, по окровавленному телу ползают, с одного ожога на другой перелетают. Тут же под столом, прямо под свисающими женскими ногами ещё одна громко сопящая туша со спущенными штанами валяется. И ещё три таких же голоштанных рядышком улеглись.
Звери! Сердце в кусок льда превратилось…
Диагностику на неё… Жива и теперь уж точно жить будет. Малое исцеление на неё следом за диагностикой и пока пусть спит. Сначала нужно с этими насильниками разобраться, такие сволочи просто не должны жить на свете…
Перешагнул через порог, так и прошёл прямо по лежащему и выбирать, куда при этом моя нога наступила, не стал. Огляделся. Оружие на лавке возле двери разложено. Это хорошо, всё мне работы меньше. Что тут ещё хорошего и полезного? А взгляд сам собой снова и снова к распятой на столе женщине возвращался, что-то меня сильно увиденное зверство нахлобучило. А ведь там, в том мире, всякого навидался, вроде бы как должен был привыкнуть к подобному… И тут же оборвал сам себя — к такому невозможно привыкнуть! Ударом ноги откидываю похрапывающую тушу в сторону и тут же отпрыгиваю к стене от звона железа в сенях за спиной.
Разворачиваюсь и чертыхаюсь вполголоса. Не удержалась женщина, за мной в дом припёрлась! Замерла перед порогом, глаз не отрывает от огненного шара в моей руке. На совёнка из-за них похожа— глаза такие же огромные и круглые.
Пришлось ещё раз чертыхнуться и убрать огонь. Только тогда явно ошарашенная увиденным чудом женщина отвела глаза в сторону, заглянула в комнату…
И наткнулась взглядом на валяющихся вповалку мужиков без штанов. Увиденное не заинтересовало, а вот об лужицы крови взглядом словно споткнулась. Подняла глаза выше… И молча метнулась вперёд. Откуда в её руке появился нож, я так и не заметил, но верёвки она тут же перерезала. Оглянулась, в глазах океан боли и гнева плещется:
— Её-то зачем убил?