Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 53



Англичане вели переговоры о субсидиях на содержание русской армии, которая должна быть направлена на помощь Англии в случае нападения Пруссии на Ганновер — вотчину британских королей. При этом русские интересы и желания англичане рассматривать просто отказывались.

Одной рукой заключая англо-русский договор о помощи Ганноверу, другой рукой Англия вела с Пруссией переговоры о союзе против Франции. Естественно, что при таких условиях ни на какой Ганновер Фридрих нападать бы не стал. Вообще «идеей фикс» того периода для Англии была защита Ганновера, королевского домена, ради чего она заключала договоры и с гессенцами, и с пруссаками, и с австрийцами.

Переговоры с Елизаветой затягивались, поэтому в 1755 году в Россию прибыл новый посол — Чарльз Ханбери Уильямс, который не нашел ничего лучше, как привести из Дрездена «ослепительного поляка» Станислава Понятовского и подсунуть его в постель великой княгине Екатерине Алексеевне.

Что хотел Уильямс, наверное, так и останется загадкой. Часть историков считает, что он хотел через Понятовского побудить Екатерину к очередному дворцовому перевороту. Другие исследователи говорят о том, что Уильямс пытался использовать Екатерину в качестве источника информации о политике русского правительства. Идея была в том, что наследник престола, царевич Петр, входит в состав императорского совета, а сама Екатерина переписывается и с Бестужевым, и с Апраксиным. На мой же субъективный взгляд, данное действие показывает только одно: Уильямс вообще ничего не понимал во внутренних делах России и в том, как в этой стране ведутся дела.

В России до сих пор высокопоставленные лица делятся на две категории: те, кто реально принимает решения, и те, кто просто присутствует на высоких заседаниях с титулами и званиями, но ни за что не отвечает и ничего не решает. В ситуации 1755 года к первой категории относился только Бестужев, но он и так сотрудничал с английским послом. Остальные же, в том числе и наследник, были из второй категории, место свое в совете и армии просто просиживали, исполняя решения других людей. Естественно, великая княгиня была не в курсе решений ни Бестужева, ни кабинета императрицы, она была не в курсе передвижений войск, мест их дислокации и т. д.

Часто в заслугу Уильямсу ставят подписание русско-английской конвенции 19 сентября 1755 года, согласно которой Россия обязывалась содержать вспомогательный корпус из 55 тысяч человек, за что Англия выплачивала 500 тысяч фунтов стерлингов в год. Также Россия обязывалась содержать 40–50 галер с экипажем и по первому требованию английского короля двинуть в Пруссию корпус в 30 тысяч человек. Кроме того, для содержания войск на границе Англия ежегодно должна была выплачивать еще 100 тысяч фунтов стерлингов. Ратифицировала императрица соглашение 1 февраля 1756 года, но ратификация конвенции произошла из-за записки Бестужева, который торопил Елизавету и считал, что «усилившиеся неприятели, не имея ничего тогда опасаться, будут только о том пещись, что Россию буде не в старые пределы привести, то, по меньшей мере инфлюенцию ее из генеральных выключить, к чему и великое уже начало сделано будет, сколь скоро токмо часто помянутая заключенная конвенция уничтоженною объявится, ибо сколь скоро английская ратификации подобно как бы вексель с протестом туда назад придут, то сие для короля и нации бесчестие так велико, что коль ни драгоценна им дружба Ея Императорского Величества, однако ж оная много холодности и корреспонденции остановка претерпит».

Виргилиус Эриксен. Портрет императрицы Елизаветы Петровны. Холст, масло. 1757 г.

ГМЗ Царское село

Эти переговоры совпали с ударом грома. 16 января 1756 года между Англией и Пруссией был подписан Вестминстерский договор, о котором в России узнали 3 февраля. Согласно этому договору, Пруссия и Англия обязывались объединить силы, с тем чтобы не допустить вторжения любой иностранной державы в германские государства (читай — в Ганновер, но Пруссия могла трактовать это заявление гораздо шире).

В результате 14 марта 1756 года русско-английская конвенция была денонсирована, так как «заключенный недавно в Лондоне между королями английским и прусским трактат в том разрушает прямой вид заключенной здесь с Англией конвенции». Начал сформировываться новый союз, в который входили Австрия, Франция и Россия, где последняя уже меняла роль наемника на роль полноправного партнера, чьи интересы будут учитываться.



В ходе «перемены союзов» в середине 1750-х годов XVIII века Россия и Британия смогли сохранить дипломатические отношения под предлогом проведения новых переговоров, инициированных Лондоном, относительно русско-английской субсидной конвенции 1755 года. Поэтому Лондон и Петербург формально согласились с обоюдным нахождением в противостоящих блоках в условиях, когда ни один из международных договоров не обязывал их вести непосредственные враждебные действия.

Немного о торговле России. В 1720-х годах торговый оборот морской торговли Российской империи колебался от 2,5 до 2,9 миллиона рублей. В 1744 году вывоз через морские порты превысил шесть миллионов рублей, а к середине 1750-х дошел до цифры в 14 миллионов рублей. Основными портами вывоза были Петербург, Рига, Архангельск, Нарва, Пярну, Ревель, Выборг, Фридрихсгам. 68 % экспорта российских товаров приходилось на долю Британии, импорт английских товаров в Россию составлял 43 процента. Таким образом, Англия была ключевым торговым партнером России.

Итак, имея направленный против Пруссии военный союз с Францией и Австрией, Россия одновременно имела торговый союз с Англией и нейтралитет во внешней политике на английские военные инициативы, если они не касались Петербурга лично. Обострение отношений между Лондоном и Петербургом началось только в 1758 году. Дело в том, что зимой 1758 года русские заняли Восточную Пруссию и подошли к Данцигу. В апреле Вильям Фермор пожелал, чтобы Данциг принял царских солдат и согласился на размещение в нем значительных магазинов. Данцигский магистрат не дал на это однозначного ответа и начал переговоры с Фермором. Одновременно он привел в боевую готовность городскую милицию и приказал провести ремонт фортификаций. Магистрат Данцига обратился к Августу III и властям Речи Посполитой, Франции, Австрии, Дании и Голландии.

И вот тут англичане заволновались. Данциг был центром вывоза в Британию дуба и строевого леса, а также зерна, и обеспокоенное правительство Уильяма Питта планировало послать эскадру на Балтику. Однако русские переиграли англичан.

В апреле 1758 года была создана так называемая нейтральная эскадра, состоящая из русских и шведских кораблей, которая просто заблокировала вход в Зунды. Дания объявила о своем нейтралитете.

В результате сложных переговоров межу Англией с одной стороны и Россией и Швецией с другой было выработано соломоново решение: русские в Данциг не заходят, а англичане объявляют борьбу за Пруссию головной болью Фридриха, ибо с русскими и шведами ссориться не хотят. Союзы союзами, а выгодная торговля всегда важнее.

Проиллюстрируем. На период 1750-х годов приходится прорыв России в продаже железа, что можно считать победой над ее конкурентом в этом вопросе — Швецией [25]. Надо сказать, что шведское железо по качеству превосходило русское, но было в 3–4 раза дороже нашего. Англичане долгое время колебались между ценой и качеством, и в результате цена победила. Если на конец 1720-х годов доля шведского железа на британском рынке составляла 76 %, тогда как российского — 21 %, то уже в 1740-х ситуация начала меняться. Причиной этому стала не только война цен, но и деятельность шведской железоделательной конторы, которая запрещала резкий рост производства шведского железа, чтобы сохранить на него высокие цены. Как известно, если спрос не может заместить один производитель, находят второго, третьего и т. д., так как объективные требования сырья для развития никто не отменял.

25

Далее данные по Evans Cr., Jackson O. Ryden G. Baltic iron and the British iron industry in the eighteenth century. Economic History Review, LV, 4 (2002), pp. 642–665.