Страница 1 из 2
Лина Заезжая
Спектакль сожженных теней
Вета прошла узенький сквер с сухими искривленными кустарниками, скупо освещаемыми парой уличных фонарей. Мысли, будто прибитые гвоздями, утяжеляли голову, не позволяя думать ни о чем другом. Вот уже вторые выходные девушке снятся похожие сны: бабушка все хочет поговорить, но ничего не слышно, хочет подойти, но между ними пропасть. Быть может, так покойница хочет напомнить о себе, увидеть родное личико и рассказать отчего душа ее мается.
Вета дождалась полного сумрака, чтобы проверить на что способна последняя ночь октября. Кто-то рассказал ей о единственной полезной возможности Хэллоуина, когда сама Смерть приоткрывает завесу, выпуская мертвецов в их прежнюю обитель. Если есть хоть малейший шанс встретиться, Вета не могла его упустить.
В самом конце сквера один из фонарей прерывисто заморгал. Девушке не показалось это чем-то пугающим, наоборот, раздраженно задергалась бровь. Здесь давно не появлялись случайные прохожие, как и электрики, по всей видимости. Фонарь так противно трещал, что Вете самой хотелось забраться на столб и разбить лампочку. Вокруг все равно не было ни души.
Оставив позади надоедливый фонарь, сквер и спутанные мысли, она остановилась посреди улицы и посмотрела вдаль. В полном мраке, без единого источника света, возвышался печальный силуэт заброшенного здания драмтеатра с трагичной судьбой.
Десять лет назад, когда сюда съезжались зрители и сцена блистала артистами, Вета еще ребенком приходила на каждый концерт бабушки, завороженно наблюдая за постановочными пьесами, внешним видом артистов и искусными декорациями зала. Бабушка выступала здесь с молодости, набрав достаточное количество поклонников к преклонному возрасту.
Яла панически страшилась старости, терпеть не могла возле себя морщинистых беззубых стариков и детей. Если первые вызывали брезгливое отвращение беспомощностью и слабоумием, вторые напоминали о скоротечном времени. Тем не менее обзавелась семьей рано, когда вот-вот окончила театральный и оказалась на распутье. Счастья материнства Яла не познала, мечась между карьерой и домашним бытом, который терпеть не могла. Отец ребенка покинул семью, как только девочка пошла в сад, но Яла не опустила руки, это лишь закалило характер. Путь был сложен и извилист, девушка смогла добиться славы на профессиональном поприще, исполняя главные роли на сцене театра. Она ощущала невероятный восторг, что каждая пьеса, каждые аплодисменты – это небольшая победа над судьбой, которая пыталась удержать лишь в роли матери. У Ялы до самой смерти было много поклонников, но она так и осталась одинокой. Худощавый силуэт обтягивали яркие и вызывающие костюмы, пленяя мужские сердца, но никому из них женщина так и не открыла свое сердце. Она манерно разговаривала, вторгаясь кошачьими глазами в душу, курила подолгу «вог» в красной пачке молча с подружками в гримерке и никому не позволяла узнать, что там в неприступном сознании. Яла вскоре нашла баланс между семьей и карьерой, спустя десятки лет, души не чаяла во внучке с золотыми кудряшками Виолетте, а та восхищалась ее идеями и образами.
Прошло десять лет как ее не стало. Неисправная проводка закулисами привела к разрушительному пожару и сотни зрителей не успели покинуть задымленный зал. Тем, кому все же удалось спастись, вспоминают этот день с содроганием, ведь шумиха поднялась вокруг таинственного исчезновения всего актерского состава. Пятеро человек пропали без вести, включая бабушку Веты. Каждый этаж, каждую комнату и уголок не раз обходили поисковики, пожарные и криминалисты, журналисты без умолку вещали о страшной трагедии, но найти их так и не удалось. Заголовки в свое время пестрели раздражающими «Трагичная судьба Ялины Арцевой», «Звезда драмтеатра Яла исчезла в оковах огня навеки».
Некоторые смельчаки, которым удавалось проникнуть на главную сцену театра после оцепления территории, заявляли о разгуливающих душах артистов. Но все это так и осталось местными байками, никаких подтверждений наличия потусторонней активности не было зафиксировано. Спустя годы история о сгоревшем театре поутихла, здание несколько раз обещали снести, но оно так и оставалось заброшенным.
Вета не особо верила в мистику, но та самая девочка, что приходила на каждое выступление любимой бабушки просила ее не переставать думать о пропавшей. Попытаться всеми силами достучаться до правды или найти способ поговорить с покойной. Ради этого она была готова поверить в последнюю ночь октября и наконец осмелилась пойти в одиночку в жуткое место спустя столько лет.
Величественная архитектура искусных мастеров того времени теперь походила на ветхие развалины, изувеченные пламенем. Фасад театра оставался уцелевшим лишь наполовину, над входом возвышались мраморные колонны с тонкими золотистыми прожилками, черная от копоти каменная кладка была разрисована местными хулиганами – обширная перевернутая пентаграмма, по их мнению, должна была устрашать и без того мрачные стены театра. Испепеленная крыша развалилась на части, вместе со скульптурами животных, украшавших несколько балконов второго этажа. Львы, лошади, элегантные скульптуры людей в драпированных тканях – все изваяния превратились в общую груду разрушенных обломков.
Вета закрыла глаза и представила тот самый театр, что восхищал в детстве. Воспоминания, сотканные внезапным страхом, искажались в сознании. Вета открыла глаза и шагнула за главную дверь, включая фонарь на телефоне. В полумраке фойе ее сердце замирало от гулкого эха собственных шагов, но девушка была готова идти до конца. Слишком долго страх управлял разумом, на этот раз она решила не отступать назад, что бы ни произошло. Близкие говорили ни при каких обстоятельствах не заходить в театр, но предостережения лишь разжигали любопытство. Получится ли?
С каждым шагом она чувствовала необъяснимое, но ощутимое страхом, присутствие третьих лиц. Именно страх нагонял панику и заставлял сердце биться чаще.
Девушка продолжила идти вперед, освещая путь. Осторожно перешагивая обломки битого кафеля и сдувая клубы пыльных воспоминаний с поверхностей, Вета осторожно двигалась дальше, через поваленные доски. Скрипучие, подобно стону умирающего, они похрустывали под ногами. Девушка ощутила новую волну страха, как только почувствовала за спиной шорох.
Направляя фонарь назад, Вета осторожно оглянулась, обвивая испуганными глазами обугленные массы мусора и торчащие балки отовсюду, затаив дыхание. С каждым дальнейшим шагом смотреть в противоположную сторону становилось еще страшнее.
– Итак, – прошептала она. – Я здесь.
Вета достала из кармана кожаной куртки маленькую шкатулку и глубоко выдохнула. Она читала, что души покойных можно призвать голосом близкого, но была все же вещица, которая могла заставить бабушку появиться здесь и без слов. Открыв шкатулку, Вета завела несколько раз механизм и отпустила колесико. В абсолютной тишине заиграла нежная мелодия. Внутри шкатулки на прозрачной шпажке плавно крутилась красочная фарфоровая дева в пышном платье. Эта маленькая деревянная коробочка навеяла воспоминания из прошлого, Яле подарили ее в театре на тридцатый юбилей много лет назад. Теперь мелодия следовала по фойе вслед за девушкой, пробуждая истлевшие отголоски давно минувших представлений.
Вета шествовала сквозь длинные мрачные коридоры по осколкам битых зеркал, откуда, казалось, выглядывали тени долгопокойных призраков, чтобы послушать манящую мелодию.
И все же, не показалось, вдоль стен действительно скользили тени. Вета ощутила безумный страх, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она выронила шкатулку, телефон и закрыла глаза, боясь даже двинуться с места. Мелодия перестала звучать, снова наступила сводящая с ума тишина и только стук сердца вибрировал сквозь куртку.
– Нет… – прошептала Вета, учащенно дыша. – Я это вижу только потому, что ожидаю. Это делает лишь мой разум, лишь разум…
Шкатулка заиграла самостоятельно, тело снова накрыл импульс страха, словно одеяло мрака. Дыхание сбилось, спину прошиб холодный пот.