Страница 3 из 17
Началось избиение христиан; запах гари над Римом сменился запахом крови.
Многие, спасаясь, уходили из Рима. В числе их был и апостол Петр.
Это не было малодушием. Нужно было спасать церковноначалие. Церковь, с такими трудами рожденная и устроенная, могла быть полностью обезглавлена. В Риме пребывал в узах апостол Павел. В Рим был доставлен под стражей апостол Иоанн. На свободе оставался один Петр.
Петр уходил из Рима.
Ночь была холодной, костер у дороги грел слабо. Внезапно Петр поднял глаза и увидел Его. За спиной темнел крест, нижний конец которого волочился, постукивая, по булыжникам. Петр приподнялся; стало видно и лицо подошедшего, и венец, и кровоподтеки. Пламя изогнулось от ветра и снова распрямилось, пуская в ночное небо искры.
– Камо грядеши, Господи?
– В Рим иду, паки распятися.
И поглядел на Петра – так, как только Он один мог глядеть. И пошел далее.
Петр, быстро поднявшись, побежал следом, обратно в Рим.
Потом он долго брел по широким, заново отстраиваемым римским улицам и размазывал слезы радости по пыльному лицу.
Римская полиция работала хорошо. Петр был схвачен, осужден и поведен на распятие.
– Переверните крест! – кричал он, задыхаясь. – Я недостоин так быть на кресте, как Господь мой, переверните крест!
Палачи, переглянувшись, перевернули Петра. Теперь он висел вниз головой.
– Благодарю тя, Пастырю благий, – он говорил с трудом, кровь приливала к голове, – сподобил мя еси сему часу. Но молю ти ся, овцы, яже ми еси поручил, да не остануть кроме Тебе, истиннаго Бога…
Павла, как римского гражданина, предали «честной» смерти – усечением главы. Было это в месте Акве Сальвие, у старой сосны.
Христиане, взявши тело Павла, положили в одном месте с Петром.
Так они окончательно встретились: Петр и Павел, Шимон и Шауль.
Он – третий – тогда избег смерти.
Ему назначили выпить чашу с ядом – пред лицем Нерона. Чашу он выпил спокойно, ровными глотками; отер уста краем гиматия… Яд не причинил ему вреда. Пораженный Нерон заменил казнь ссылкой, сюда, на Патмос.
Погиб апостол Веры – Петр.
Погиб апостол Любви – Павел.
Одному ему, Иоанну, выпало остаться в живых, чтобы сохранять, сберегать в себе Надежду. Чтобы самому стать Надеждой – на скорое приближение всех сроков.
Dum spiro, spero.
Повержен будет Вавилон, великий город!
И голоса играющих на гуслях и свирелях уже не будет слышно в нем!
Ибо в нем найдена кровь пророков и святых и всех убитых на земле христиан! Ибо в нем найдена кровь братьев его, Петра и Павла!
Dum spiro, spero.
Эта поговорка ему нравилась.
Dum spiro, spero.
Пока дышу – надеюсь.
Dum spiro, credo.
Пока дышу – верю.
Dum spiro, amo.
Пока дышу – люблю.
Длинная молния разорвала небо. По камням, по редкой траве застрекотал дождь.
Он вернулся в пещеру, растормошил задремавшего Прохора. И попросил прочесть написанное – с самого начала.
– Апокалипсис Иисуса Христа, – начал тихо Прохор, – его же даде ему Бог, показати рабом Своим, имже подобает быти вскоре. И сказа, послав чрез Ангела Своего рабу Своему Иоанну…
Вера и другие
Год 137-й от Рождества Христова еще не был годом 137-м от Рождества Христова.
Годы в Риме пока отсчитывались от основания Рима. И от начала правления очередного императора – земного бога, чьи статуи украшали храмы.
Конец света пока не наступил. Его ждали, о нем думали и переговаривались между собой. Но он не наступал. Нужно было продолжать жить в том душном и стареющем мире, который был. Жить по его календарям, ходить по его улицам, есть его хлеб и пить его воду.
Итак, шел год 890-й со дня основания Рима. 20-й – правления императора Адриана.
Каким был этот год? Вероятно, неплохим. Войны почти не велись; казней было не больше, чем обычно.
Адриан вообще был хорошим императором – толковым, образованным. Страсти к новым завоеваниям, как его предшественник Траян, не питал. Удержать бы саму империю – пеструю, как покрывало, и гудящую, как улей, – в прежних пределах.
И Адриан укрепляет границы, возводит валы с воротами и кастелами и лично инспектирует отдаленные провинции. Все ли спокойно? Нет ли недовольств?
Он увлекался философией и покровительствовал искусству. Ослабил налоги, улучшил положение рабов. Много строил, еще больше ломал – ломал и перестраивал. Как и его предшественники.
На 20-м году его правления Адриану шел 62-й год. Идеальный возраст для диктатора. Жажда власти и славы отступает, приходит тихая мудрость, ясная и прохладная, как осенний день. Чтение древних философов, одинокие прогулки по саду на вилле возле Тибура. Не совсем, разумеется, одинокие: стараясь не попадаться на глаза, за ним, земным богом, бесшумно следуют телохранители. Враги все-таки не дремлют и только ждут удобного случая. В прошлом году он казнил нескольких сенаторов. Пришлось, что поделаешь.
Впрочем, сенаторы – не самое худшее. Многих даже казнить не требовалось – сами справлялись. Ванна, кинжал, теплая вода. Вначале чуть красноватая, потом все темнее и темнее…
Хуже было с инородцами. Назовем вещи своими именами – поскольку в год 890-й от основания Рима политкорректности еще не изобрели. Итак, хуже всего было с иудеями.
Только год назад Адриан подавил восстание Бар-Кохбы. Подавление было суровым и показательным: вся Иудея превратилась в огромную кровавую ванну.
Но Иудея, слава Аполлону, была далеко. Да и жила там только часть иудеев, миллиона два, не больше. А остальные шесть распылились по всей его, Адриана, империи – пестрой, как покрывало, и гудящей, как улей. Шесть миллионов – уже ощутимая цифра. И с этой цифрой надо было что-то делать. Их становилось все больше в самом Риме.
Бедный Рим, кого только в тебе не было… Весь Восток, кажется, хлынул сюда. Ремесленничать, торговать своими руками, своей головой, своим телом, наниматься на всякую работу за гроши – точнее, за сестерции. Горбоносые сирийцы, шустрые греки, смуглые египтяне. Но с этими было проще – их боги не запрещали молиться римским богам. И это было с их стороны разумно. Моли́тесь дома и в своих храмах кому хотите. Но раз вы живете в нашем государстве, едите наш хлеб и пьете нашу воду, извольте уважать наших государственных богов. И инородцы – шустрые, смуглые, горбоносые – это понимали. И уважали. Все. Кроме иудеев.
Казалось бы, что тут сложного? Смотрите, какие статуи. Прекрасные? Прекрасные. Юпитер, Юнона, Аполлон. Рядом его, Адриана, статуя, с мраморной бородкой – как-никак он тоже божество, должность обязывает. Или вот Антиной – видите статую Антиноя рядом с императорской? Его, Адриана, любовник – утонул, бедняга, несколько лет назад в Ниле. Он его тоже назначил богом, посмертно. Народ, как всегда, воспринял это с воодушевлением. Народ любит все новое. Новые бани, новые зрелища, новых богов. Все. Кроме иудеев.
Нет, некоторые, наиболее культурные из них, бывали в храмах. Приносили жертвы, все как положено. Но культурных иудеев было мало. Большинство же их поклонялось какому-то единому Богу, которого было запрещено высекать в мраморе и отливать в бронзе. Которого нельзя было даже называть по имени. С которым было невозможно договориться.
Но самыми опасными среди них были, разумеется, христиане.
Римские императоры – первые гонители христиан – слабо разбирались в богословии. Для них христиане были всего лишь новой иудейской сектой. Зато в юриспруденции императоры разбирались неплохо. Христиане же умудрялись нарушить почти все римские законы о религии. Их можно было судить и за sacrilegium – преступление против веры: отказывались почитать римских богов. За crimen laesae majestatis – оскорбление императора: не признавали его богом. За collegii illiciti – незаконные сборища. И особенно за ars magica – занятие колдовством. Именно так квалифицировались исцеления, изгнания бесов и прочие чудеса.