Страница 13 из 87
Как страшна сила средств массовой информации - его мать превращалась в мессию, вещающего о конфликте поколений!
Однако он-то зачем там выступал? Из-за матери. Она всегда стремилась обставить все, как полагается. Еще не став любимицей журналистов, Кёко Ясуги, молодая и красивая, уже играла некую хорошо выученную роль - никогда не была она сама собой.
Хотя Кёхэй всегда жил под одной крышей с матерью, у него не сохранилось о ней никаких младенческих воспоминаний. Старая няня поила его молоком, меняла пеленки, потом водила в детский сад и забирала домой, давала ему с собой еду, когда он уезжал на пикник. Мать выступала в своем родительском качестве лишь в официальной обстановке, при большом стечении народу, например на родительских собраниях. В такие дни она бывала особенно красивой и подтянутой.
И все же в детстве он чувствовал уважение к ней и даже гордился своей матерью, которая в отличие от других нарядно одевалась даже дома.
Повзрослев, он понял ее истинную суть и почувствовал яростное раздражение: она была красивым, суетным и пустым созданием.
Впервые он почувствовал это, еще будучи в первом классе начальной школы. Он собирался со школьниками на экскурсию в горы, а мать в тот день отправлялась вместе с другими богатыми дамами-благотворительницами на праздник в доме для престарелых.
Старая няня, как назло, заболела и отпросилась на весь день.
Мать и не подумала приготовить Кёхэю еды в дорогу, а когда ему пора было идти, она на минуту оторвалась от зеркала, перед которым полдня примеряла новые туалеты, и протянула сыну купюру в тысячу иен:
- Сегодня мама идет навестить очень милых старичков. Ты уж сам о себе позаботься. Подойдет время обедать, купишь себе чего-нибудь.
Бумажка в тысячу иен - вот и вся материнская забота! Чтобы другие детн не заметили, что его рюкзак пуст, он запихал в него плюшевого медвежонка, полученного в подарок от детского сада.
Целью экскурсии было далекое горное озеро. Тысяча иен по тем временам составляла приличную сумму, но что купишь в горах? Другие дети весело болтали с родителями, которые тоже поехали на экскурсию, и, проголодавшись, разворачивали свертки с завтраками. У Кёхэя ие было с собой даже фляжки с водой, и еще прежде, чем мальчик проголодался, он почувствовал, что у него пересохло в горле. Чужие родители, пожалев его, угостили рисовым колобком и чаем. Он же стыдился открыть свой рюкзак и съел подаренный колобок, одиноко устроившись на скале подальше от людей. Он яростно впивался зубами в рисовый кругляш, а по щекам катились слезы.
Кёхэю навсегда врезалась в память эта экскурсия с медвежонком в рюкзаке. Мать-то, наверно, забыла - ведь это было так давно. Да нет, забыла - не то слово, она и не подозревала, что он тогда сунул в рюкзак своего медведя, и была уверена, что выполнила с лихвой материнский долг, выдав мальчишке тысячу иен.
Что же касается отца Кёхэя, то его словно и не существовало. Он вечно был занят, а с тех пор, как окунулся в политику, они и вовсе не встречались, хотя жили в одном доме… В каком-то смысле Кёхэй чувствовал себя почти сиротой, а у сироты, конечно же, не может быть никакого отчуждения от родителей…
Да, он чувствовал себя сиротой, но в то же время участвовал вместе с матерью в радио- и телепередаче «Разговор с сыном», одним махом сделавшей Кёко Ясуги кумиром матерей всей страны. Какой абсурд! И он, «образцовый отпрыск», тоже стал знаменитостью.
Мать и сын были соучастниками преступления. Только мать не испытывала чувства вины. А ее сообщник заделался заправским хиппи, полюбил наркотики и «свободный секс». Если бы об этом узнали миллионы радиослу-шателей и телезрителей, репутация Кёко Ясуги мгновенно бы рухнула, а это наверняка бы повлияло и на политическую карьеру отца. Кёхэй держал в руках козырь, бьющий наповал. Ему были попросту смешны его родители, не подозревающие, что сами дали сыну оружие, способное их уничтожить. Пользуясь их неведением, он отчаянно и бесстыдно прожигал жизнь. Может быть, этим он мстил родителям, сделавшим его лицемером.
Он вышел из туалета и вернулся в спальню, но там все по-прежнему спали. Тогда он пошел на кухню, сел на стул в углу и закурил. Вдруг сзади раздался голос:
- Дай и мне сигарету.
Он обернулся. На пороге спальни стояла девушка, та самая, на которую он наступил, пробираясь в туалет.
- Ты что, проснулась?
Кёхэй протянул ей пачку «Севен старз», и она ловко вытащила сигарету.
Вот, прикури.
Спасибо.
Девушка прикурила от зажженной Кёхэем спички и жадно затянулась.
- Обычно после «лекарства» табак кажется горьким, а сегодня почему-то вкусно.
Она была уже одета. Свободная блузка и миди-юбка скрывали очертания ее тела. Одежда подчеркивала в девушке прежде всего ее молодость. Ей еще не было и двадцати. Наверно, студентка.
Где мы с тобой познакомились? - спросил Кёхэй, мучительно напрягая память.
В баре «Джорджи». Мы потанцевали, а потом пошло-поехало, и ты привел меня сюда.
Словно ребенок, с удивлением разглядывающий новую игрушку, она на мгновение высунула кончик языка, и лицо у нее сделалось совсем детским. Трудно было поверить, что несколько часов назад эта девушка бесстыдно плясала голой под пенной струей огнетушителя.
Ах, вот оно что, бар «Джорджи»… Значит, там ты и пасешься?
Фу… Разве обо мне можно такое подумать?
Она рассмеялась, и на щеках у нее появились необыкновенно трогательные ямочки. Улыбка ее была открытой и искренней. Посмотрев девушке в глаза, Кёхэй почувст-
вовал, как у него закружилась голова. «Неужто ночью она была моей?» - подумал он.
Может, да. а может, и нет… Он обнимал всех подряд, и за ночь его партнерши менялись несколько раз.
- Меня зовут Кёхэй Коори. А тебя?
Наверно, она назвала свое имя, когда они познакомились в баре, но воспоминания об этом стерлись.
Зайдя в бар «Джорджи», он наглотался химинала. Таблетки горькие, но, если хорошенько разжевать, действуют как надо. В последнее время «лекарство» доставать все труднее. В аптеках химинал несовершеннолетним не продают.
В поисках «лекарства» порой проходят целые дни. Некоторые ездят за ним по всей стране, заменяют его глазными каплями, болеутоляющим, некоторые пьют даже тонизирующее средство для волос.