Квинт Серторий. Политическая биография

Но есть примеры и иного рода. Единственный риторический пассаж в отрывке XCI книги посвящен не чему иному, как virtus Сертория, которая поначалу вдохновляла его на бой с врагом, а после победы побудила быть милосердным (eadem virtus quae irritantes oppugnaverat victorem placibiliorem fecit). В ep. 96, где сообщается о гибели Сертория, воздается должное его полководческим талантам и отмечаются его победы над военачальниками сената, в числе которых был и любимый Ливием Помпей (magnus dux et adversus duos imperatores vel frequentius victor). По-видимому, в основном тексте содержался некролог Серторию, где речь шла больше о его достоинствах, чем недостатках, меркнущих перед злодеянием Перперны и его сообщников.

Еще более неоднозначно оценивает личность мятежного полководца Флор. Он традиционно причисляется к ливианской традиции, но, видимо, знаком и с трудом Саллюстия. Писатель указывает, что Серторианская война была наследием проскрипций (proscriptionis hereditas — III, 22, 1), тем самым во многом оправдывая Сертория, разжегшего новый очаг смуты. В отношении мятежного полководца восхищение и сочувствие чередуются с осуждением: «человек высшей, но пагубной доблести» (§ 2), «мужественный человек», легко отыскивающий себе подобных (§ 3), но ему мало Испании, он заключает союз со злейшим врагом Рима — Митридатом (§ 4) и несет равную ответственность с полководцами сената за разорение Испании (§ 8). Пожалуй, ни один участник гражданских войн не вызывает у Флора столь противоречивых суждений. При этом следует заметить, что информативность его главы о Сертории равна почти нулю и неоднократно вводила исследователей в заблуждение[26].

Смесь объективности и недоброжелательности являет собой серторианский пассаж Аппиана Александрийского, восходящий, к Ливию[27] и отчасти, видимо, к Саллюстию[28] и мемуарам Суллы[29]. Стремясь дискредитировать Сертория, Аппиан обвиняет его в вероломном захвате Суэссы во время переговоров Сципиона с Суллой и не забывает напомнить об этом позже (ВС, I, 85; 108), изображает как агрессию его высадку в Испании (I, 108), описывает его ссору с воинами, которых он скопом обвинил в измене из-за предательства нескольких человек (I, 112). В конце концов Серторий «по божьему попущению (βλαπτοντος ηδη θεου)»[30] забросил дела и предался роскоши, пьянству и разврату, из-за чего стал терпеть поражения, сделался подозрительным и жестоким, что вынудило Перперну в целях самообороны убить его (I, 113)[31]. Но в то же время Аппиан, описывающий прежде всего войны, признает доблесть Сертория как полководца: он смел[32], энергичен, удачлив, даже терпя поражение, стремится нанести врагу контрудар, если нужно, лично участвует в битве, а потому популярен среди как римлян, так и испанцев, сравнивающих его с Ганнибалом (I, 108; 110; 112). Война не кончилась бы так скоро, указывает Аппиан, если бы Перперна не убил Сертория (1, 115).

Последним представителем антисерторианской традиции является христианский писатель V в. н. э. Орозий Павел, автор «Истории против язычников», которую можно отнести к античной историографии лишь с известной натяжкой.

Орозий чрезвычайно суров по отношению к Серторию. Для него мятежный проконсул — тиран, узурпатор, противостоящий законной власти, даруемой от Бога, и этим объясняется позиция писателя[33]. Он пишет о Сертории: «Поджигатель (incentor) и участник (particeps) гражданской войны, который по окончании этой войны начал затем в Испании другую»[34] (V, 19, 9; ср.: Vell. Pat., II, 25, 2), «муж коварный и дерзостный» (vir dolo atque audacia potens) (V, 23, 2). Взяв штурмом Лаврон, Серторий устраивает там жестокую резню, а уцелевших жителей отправляет в Лузитанию в рабство (§ 7); он похваляется победой над Помпеем, над которым, как выясняется чуть ниже, имел двойной перевес (§ 8–9). В конце концов он гибнет от рук своих (suorum dolis interfectus), чем кладет конец войне, дав тем самым римлянам победу без славы (§ 13).

Источниками Орозия были, по-видимому, различные бревиарии, хотя он и ссылается в своем рассказе на Гальбу (§ 9). Лучшее тому доказательство — его рассказ об убийстве Сертория, из которого следует, что полководца убили не римляне, а испанцы. Объяснить столь грубую ошибку нетрудно — в бревиариях (Флор, Евтропий, Эксуперантий) кратко указывалось, что Серторий убит «своими». Орозий же просто не разобрался, кто имеется в виду, что и привело к ошибке[35]. Но, несмотря на сей казус, информация Орозия довольно добротна и делает его одним из важнейших источников по данной тематике.

В сборниках exempla Фронтина, Валерия Максима, Авла Геллия господствует взгляд на Сертория как на интеллектуального героя. Внимание авторов привлекают изобретательность, смекалка полководца, умеющего обвести врага вокруг пальца и уйти от опасности или убедить простодушных испанцев в своей правоте, поскольку-де он выполняет волю богов. Особенно популярны сюжеты о хилом и могучем конях и о лани полководца, ставшие столь хрестоматийными, сколь и рассказы об Александре и Диогене, Сципионе и иберийской девушке из Нового Карфагена и т. д.[36] Весьма примечателен подход Фронтина. Он, например, сообщает о том, что Серторий убил гонца, чтобы тот не разгласил весть о разгроме армии Гиртулея, которая могла подорвать боевой дух повстанцев (II, 7, 5). Но автора ничуть не беспокоит чудовищность этого поступка (возможно, кстати, вымышленного хулителями Сертория[37]). Задача писателя — показать, как нужно скрывать свои поражения, а в остальном — à la guerre comme à la guerre. Следует также отметить, что упомянутый факт, как и некоторые другие, явно вырван Фронтином из контекста или мог передаваться лишь как одна из версий[38], а то и просто как слух, он же излагает их как нечто бесспорное. Для него важна не реальность события, а его возможность, ибо «Стратегемы» — не история, а советы полководцу. Но в целом Фронтин, как и Валерий Максим, — весьма ценный источник, важный не только своей уникальной информацией, но и тем, что он является любопытным образцом позднейшего восприятия личности и деяний Сертория.

Информация письменных источников о Сертории весьма ограниченна, особенно если сравнивать с Суллой, Цезарем или Помпеем. Незначительную помощь исследователям оказывают данные археологии, нумизматики и эпиграфики, хотя данными археологии Серторианская война обеспечена лучше, чем любые другие события I в. до н. э.[39] В частности, в ходе раскопок к северо-западу от Касереса был обнаружен зимний лагерь Цецилия Метелла (Castra Caecilia)[40], близ горы Гран Аталайя — зимний и летний лагеря, который занимали, вероятно, войска Титурия, одного из легатов Помпея[41], в Альмазане — еще один лагерь, приблизительно относимый к этому периоду, но неясно, каким из полководцев построенный[42]. Эти находки, как и данные топонимики, несколько уточняют топографию боевых действий, но в целом являются скорее источником по истории римской армии той эпохи, чем собственно Серторианской войны. Если говорить о надписях, то нам приходится довольствоваться только поздними эпиграфическими памятниками, где упоминаются Сертории и Перперны — по-видимому, потомки лиц, получивших гражданство из рук обоих полководцев[43]. Это позволяет составить некоторое представление о гражданской политике руководителей движения и уточнить, в каких районах повстанцы пользовались наибольшей поддержкой. Но нужно иметь в виду, что в силу немногочисленности эпиграфических находок подобные выводы носят в значительной степени гипотетический характер.

26

Подробнее см.: Короленков А. В. Флор о Сертории и Серторианской войне // ПИФК. Вып. VIII. 2000. С. 136–141.

27

Gabba Е. Appiano е la storia delle guerre civili. Firenze, 1956. P. 97–101.

28

Maurenbrecher B. Prolegomena. P. 32–35; Martino P. La morte di Sertorio. P. 91. Возможно, Аппиан был знаком и с Плутарховой биографией Сертория (Jimenez Luz Neira М. Aportaciones… P. 206).

29

Spa