Вьюгова дюжина

– Я-то получу плетей, а ты полетишь за борт, – Таашша отчаянно блефовала, но затопившее нутро облегчение прибавило наглости.

– Не полечу, – буркнул Крыс без особой уверенности в голосе. – У нас одинаковая ситуация.

– Ну не скажи, – фыркнула Таашша. – Я не прячусь по углам возле чужого кубрика. Ты чего хотел вообще?

Крыс замялся. На остром лице промелькнула тень растерянности. Мальчишка прикусил изнутри щеку, вцепился пальцами в собственную штанину и, словно набравшись смелости, выпалил:

– У меня нет имени.

Таашша опешила. И от откровенности, и от неожиданности.

Обычно церемонию именаречения проводили в раннем детском возрасте. Таашша была исключением – имя она получила почти подростком. Мать с отцом обивали пороги храма по несколько раз в год, пока Вьюга не сжалилась и не решила подарить дочери настырных родителей имя. Но вообще, безымянные подростки были редкостью и встречались чаще всего среди сирот.

– Да и ладно, от имени одни проблемы, – осторожно выбирая слова сказала Таашша.

– Знаю, – Крыс раздражённо отмахнулся и вдруг подался вперёд, цепляясь за Таашшину руку холодными пальцами. – После смены я столкнулся в коридоре с корабельной сестрицей. Я в неё едва не врезался, а она вдруг замычала что-то на своём неразборчивом и давай трясти за руку поводыря. А потом протянула ко мне сжатую в кулак ладонь, словно конфетку предлагала. Пальцы растопырила, а там пусто.

Жест, один из небогатого языка сестриц, означал, что Вьюга готова подарить Крысу имя. Но мальчишку, судя по пальцам, сдавившим Таашшину руку почти до синяков, оказанная часть не радовала.

– И? Чего ты всполошился?

– Это же корабль! – взгляд Крыса лихорадочно запрыгал по сторонам, словно в поисках соглядатаев. – Здесь слышно, как крысы в трюме скребутся. Если ритуал пройдёт внутри корабля, моё имя будут знать все!

Опасения были разумными. Но воспротивиться сестрице, пожелавшей провести ритуал, было практически невозможно. Эту мысль Таашша и озвучила, стряхивая с себя чужую руку.

– Говорят, на этаже, где живёт сестрица есть ритуальная комната, – добавила она. – Может быть, она как-то звукоизолирована. К тому же, тот этаж почти пустой. Подумаешь, узнает твоё имя сестрицын поводырь. Тоже мне непоправимая беда.

Крыс издал непонятный звук и отступил на пару шагов. Его голова безвольно упала на грудь. Спутанные, ещё влажные пепельно-русые патлы завесили глаза. Таашше стало не по себе. Мальчишка не просто боялся, он был близок к грязной бестолковой истерике и Таашша никак не могла найти причины для подобной паники.

Мальчишка развернулся, намереваясь уйти, но Таашша, не успев поймать себя за язык, пробормотала:

– Может ритуал ещё и не состоится. Охотники притащили целую гору необработанного мяса, у нас сейчас весь график дежурств из-за этого поедет. Вряд ли составляя график кто-то станет подстраиваться под именаречение для какого-то Крыса.

Мальчишка замер, резко обернулся и гневно сверкнул глазищами:

– Крыса?

Таашша лишь усмехнулась себе под нос. Лучше пусть страдает из-за нелестного прозвища, чем трясётся от страха. Не слушая рассерженного шипения за спиной, она развернулась и ухватилась за дверную ручку.

Глава 3

Кубрик встретил темнотой и тихим сопением. Двухъярусные, подвешенные на тяжёлые цепи – чтобы компенсировать качку – койки практически все пустовали.

Ещё днём большую часть женщин отправили свежевать и разделывать добытое мясо. Судя по всему, занятие затянулось.

От тишины становилось неуютно. Обычно в кубрике царил скрежет цепей и звонкие удары металлических боков коек о металлические же стенки перекладин.

Добычу подняли на борт, метель угомонилась, но остановившийся двигатель так и не заработал. Эта мысль ворочалась в голове беспокойным клубком, но обдумывать её не хотелось.

Таашша, стараясь ступать легко и тихо, почти на ощупь добрела до своей койки. Жилое помещение она выучила как собственную ладонь – слишком часто приходилось являться сюда посреди ночи.

Койка ей досталась нижняя. Досталась, нужно сказать, милостью Рраха. Тот домашний цыплёнок, которым она попала на борт "Искателя", отбить себе удобное место ни за что не смог бы. Наверное, именно Рраха Кувалда ей простить и не смогла.

Практически все пришли на корабль одинокими. По велению пальчика слепой сестрицы вьюги, по воле судьбы. Практически всем пришлось выгрызать своё место в совершенно новой иерархии, приспосабливаться к едущему из-под ног полу, к пресной жидкой еде, к строгой дисциплине и ночным вахтам и вынимающему душу одиночеству. Всем, кроме Таашши.

Она едва не умерла от ужаса, когда сестрица – одна из кучи согнанных на площадь родичей Вьюги – замерла возле неё и вытянула подрагивающий палец, почти упираясь Таашше в грудь. Сестрица Вьюги была совсем крошечной – даже не подростком – поводырь держал её не под руку, как взрослых, а за капюшон куртки. Наверное, это могло показаться милым и забавным, но Таашша в тот момент готова была вцепиться в тонкую детскую шейку и до хруста её сдавить. Раньше она не замечала за собой таких кровожадных мыслей, но этот маленький детский пальчик перечёркивал всё. Распланированную сытую жизнь в тёплом уютном городе, надежды выбиться из рабочей прослойки в элиту и отучиться в школе. Таашшу вырвали из большой, любящей семьи и заставили плыть в огромной жестяной банке по ледяной пустыне на поиски тёплой земли из бабкиных россказней.

Таашша невидяще смотрела перед собой, боясь повернуть голову и столкнуться взглядом с мамиными глазами. Скорее всего, они были пустыми и потерянными. Детей у мамы было шестеро, но дочь среди них одна – самая любимая и самая оберегаемая. Удержало от необдуманных действий и последующей казни её то, что мерзкая слепая малявка замерла буквально через пару шагов. Там, где стоял навытяжку спокойный и собранный Ррах. Детская рука поднялась снова, и теперь уже Таашшу затопило таким облегчением, что она осела в дрожащих отцовских руках.

Наверное, именно то, что Ррах попал на "Искатель", уберегло маму от нервного срыва. А Таашшу от участи быть задушенной подушкой в первую же ночь, когда перепуганные, выдернутые из привычного мира люди ещё не поняли, как жестоки корабельные правила.

После первой ночи в переполненном кубрике освободились четыре койки. Одна по вине соседок, три – исполнением решения корабельного суда.

Ррах, сразу давший понять, что голыми руками передавит женскую половину этажа, если утром не досчитается на построении Таашшиной макушки, лишь сокрушенно мотал головой. Мужские кубрики тоже поредели.

Осторожная и неглупая Кувалда первую ночь пережила, научилась на чужих ошибках и стала ещё осмотрительней. Поэтому ничего страшнее обидных тычков и оскорблений она до сих пор себе не позволяла. Даже после некрасивой сцены в душевых серьёзных подлянок Таашша от соседки не ждала. Воровство, порча имущества и побои карались корабельными законами, а на мелкие пакости Кувалда размениваться не станет.

Постель пахла плесенью и холодом. Таашша не раздеваясь нырнула под одеяло и свернулась калачиком, сохраняя остатки тепла.

В животе неприятно засосало. Желудок напоминал, что ужин она едва поковыряла, занятая своими переживаниями.

Таашша честно боролась с собственным телом, пока живот не начал исполнять брачные песни тюленей. Она сжалась крепче, надеясь унять разбушевавшийся желудок, но тот лишь задушено булькнул и продолжил выводить рулады. И Таашша сдалась. Приподняла матрац, слепо пошарила рукой по металлическому дну, наткнулась пальцами на бумажный свёрток. Неприкосновенный запас утащенного во время дежурства на камбузе хлеба. Ссохшийся в камень, сейчас он казался вершиной кулинарных изысков. Вытащив предпоследний ломоть и убрав остатки на прежнее место, Таашша жадно вгрызлась в хлеб зубами, стараясь не урчать, как оголодавшая кошка. Хлеб скрипел на зубах, ломался с громким хрустом. Таашша провела ладонью по покрывалу стряхивая крошки, и прислушалась. Сопение соседок оставалось мерным и ровным.