Страница 7 из 11
И, действительно, даже сквозь закрытые окна был слышен нарастающий гул голосов, перекрываемый барабанной дробью. Сквозь ее треск раздавались то истошные, то гневные крики людей и испуганное ржание лошадей.
– Артамон Матвеевич, – затряслась царица, – пошлите кого-нибудь на Красное крыльцо. Пусть узнают, чего хотят лиходеи.
Тот молча кивнул головой и быстро вышел вон из палаты. Софья проводила его тяжелым взором из-под насупленных бровей. В ее мире было не так много людей, которых она ненавидела всем сердцем, и воспитатель ее мачехи был одним из тех, кому она от всей души, совсем не по-христиански, желала всяческих бед. Если бы не его старания, Алексей Михайлович так бы и умер вдовцом, и всей Руси не пришлось бы мучиться из-за проблем с престолонаследием.
В голову лезли разные мысли, одна страшнее другой. Она страстно желала и боялась того, что происходило за стенами дворца. Это был ее шанс на победу над мачехой, но кто может предсказать, чем закончится бунт? Чернь, почувствовав силу, может выйти из повиновения, и тогда может случиться то, о чем с трепетом рассказывал ее учитель Симеон Полоцкий: как озверевшие англичане казнили своего короля Карла I, и палач показывал толпе его отрубленную голову. Кто знает, нет ли среди стрельцов русского Кромвеля? От этой мысли царевна побледнела, но, устыдившись мгновенной слабости, только выше вскинула голову. Возможно, это ее последние минуты, но неужели коротание монашеского века в холодной келье дальнего монастыря будет намного лучше удара саблей или копьем?
Уйдя в свои мысли, девушка не замечала косых взглядов, бросаемых на нее обступившими Наталью Кирилловну царедворцами, и только появление Матвеева вернуло ее к сиюминутным проблемам.
Чувствовалось, что старик был сильно взволнован, хотя и пытался не показывать виду, но его поникшие плечи и избороздившие лоб морщины громче глашатая кричали о постигшей Кремль беде. При его появлении в палате воцарилась тишина, и все взоры обратились на человека, который принес им известие об ожидающей их участи. Поискав глазами царицу, Матвеев подошел к своей бывшей воспитаннице и взял ее за руки, забыв о том, что перед ним не Наташа Нарышкина, дочь его обнищавшего друга, а царица Всея Руси.
– Вся площадь забита стрельцами, – глухо проговорил он, глядя ей в глаза. – Кроме того, к ним частично примкнули рейтары и солдаты Бутырского полка. Стоят со знаменами, полковыми оркестрами, сукины дети, прости меня Господи! Перестреляли наших холопов, попытавшихся оказать сопротивление… Требуют показать царевича Ивана, которого якобы задушили твои братья.
– Всего-то? – Слабо улыбнулась Наталья Кирилловна, перекрестив лоб.
– Нет, царица. Они еще принесли список на сорок человек, которых требуют выдать им незамедлительно. Там, помимо их полковников, несколько бояр и окольничьих, а также все Нарышкины.
При его последних словах, царица ахнула и едва устояла на ногах.
– Не отдам я отца и братьев им на смерть и поругание, – крикнула она, стиснув в отчаянии перед грудью руки так, что массивные кольца впились в кожу. – Умру, а не дам!
– Погоди, матушка, – стараясь придать голосу твердость, ответил старик. – Бог даст, сумеем угомонить разбойников. Пусть кир-Иоаким выйдет на крыльцо. Авось, усовестятся они слова божьего. И царевич Иван пусть идет с ним.
Головы присутствующих с надеждой повернулись к патриарху, который явно не стремился к общению со своей вышедшей из повиновения паствой, но делать было нечего, и, истово перекрестившись, он кивнул, соглашаясь с предложением могущественного царедворца. Царевич Иван всхлипнул и покрепче ухватился за лавку, на которой сидел, забившись в уголок. В тот же момент рядом с ним оказалась Софья, ласково погладившая брата по плечу:
– Не трусь, Ванечка. Они тебя не тронут. Ты только покажешься, что жив-здоров, и сразу же уйдешь во дворец. А что б ни страшно было, я буду рядом с тобой. Хорошо?
Болезненный юноша робко посмотрел на сестру и неуверенно кивнул головой. Ему было неуютно чувствовать на себе взгляды присутствовавших, и он все бы отдал, чтобы оказаться в своей тихой полутемной опочивальне, но отказать мачехе, а тем более старому боярину, грозно зыркнувшему на него из-за спины Натальи Кирилловны, он просто физически не мог.
– Ты только не отходи от меня, сестрица, – шепотом попросил царевич, подымаясь с лавки.
– Я пойду позади тебя, Ванечка, – твердо пообещала она.
Вслед за братом, она встала в первый ряд выстроившихся для выхода придворных, которые с плохо скрываемой радостью уступали ей место. Рядом нахохлилась прижимающая к себе сына Наталья Кирилловна, которую била крупная дрожь. За ее спиной тихо сопел только что вернувшийся из луховской ссылки Артамон Матвеев. Место во главе маленькой процессии занял патриарх Иоаким. Несколько шагов – распахнувшиеся створки двери – и их оглушил рев сотен глоток, вырвавшийся при виде царской семьи.
В этот момент на Софью накатило ледяно спокойствие, словно она была не участницей происходившего кошмара, а зрительницей дворцового спектакля. Без страха смотрела она в разгоряченные лица стрельцов, подошедших уже к самому крыльцу, слушала голос патриарха, увещевавшего бунтовщиков разойтись по домам, слышала крики, требовавшие предъявить царевичей, но ничто не могло поколебать ее ледяного спокойствия. Когда Иоаким выдохся, а стрельцы продолжали сомневаться в подлинности Ивана, ее словно что-то толкнуло в спину, и, подняв руку, побледневшая девушка выступила вперед.
Если бы кто-нибудь еще утром сказал Софье, что она, теремная царевна, посмеет открыть рот перед толпой возбужденных мужчин, она бы ни за что в это не поверила. Но что-то произошло в ее душе, и она срывающимся голосом попыталась убедить толпу, что перед ними истинный царевич Иоанн Алексеевич, ее единокровный брат.
То ли стрельцы поверили юной царевне, то ли жизнь и смерть Ивана в действительности не очень интересовали взбунтовавшиеся полки, только крики показать им живого царевича быстро сменились требованиями выдать изменников, согласно предъявленного списка.
Может быть, царевне удалось бы совершить невероятное и уговорить стрельцов разойтись по домам, но тут на середину лестницы, ведущей на крыльцо, выскочил глава Стрелецкого приказа князь Михаил Юрьевич Долгорукий, начавший поносить своих подопечных последними словами и грозить пересажать всех на кол.
Затихшая толпа глухо заурчала, словно пробудившийся голодный зверь.
Все с тем же пугающим спокойствием, Софья наблюдала, как сорвавшиеся с места стрельцы, взбежав на крыльцо, швырнули Долгорукого на подставленные копья. Следом за князем, хватаясь за пустоту руками, рухнул вниз Артамон Матвеев, за которого до последнего цеплялась царица в тщетной надежде спасти своего воспитателя от уготованной ему участи. Старый князь Черкасский попытался заслонить боярина своим телом, но старика бесцеремонно отшвырнули, точно большую куклу. Дурным голосом завопил маленький Петр, забившись в истерике. Его плач слился с истошным криком царицы, который только подстегнул бунтовщиков, и они бросились во дворец, расталкивая бояр.
Вопль мачехи словно пробудил Софью ото сна, и, схватив Ивана за руку, она потянула его за собой в полумрак сеней. Брат шел как сомнамбула, слабо дрожа всем телом, размазывая по щекам слезы тыльной стороной руки. Кругом раздавались крики, лязг оружия, грохот падающей мебели. Быстро оглянувшись по сторонам, Софья увлекла юношу к ближайшей лестнице, и они забились под нее в надежде остаться незамеченными. Над головой гулким шумом отдавался топот бесчисленных сапог, и они сидели, прижавшись друг к другу, ожидая, что в любой момент станут жертвами какого-нибудь озверевшего вояки. Царевич все больше падал духом, и в сердце Софьи стало уже закрадываться опасение за его жизнь. Время шло, и надежда на благополучный исход начала стремительно таять, но тут им повезло.
Неожиданно в их тайник заглянул встревоженный князь Василий, лицо которого засияло от радости при виде Софьи.