Страница 13 из 56
- Трепло, - сказала Оксана, дернула плечом и пошла за своей сумкой. Я проводил её взглядом и пихнул локтем плюхнувшегося рядом Сержанта.
- Не заедайся к ней, понял? В морду дам.
- Дашь, - тихо ответил Сержант. - Потом. Ты давай, не сиди… Сейчас десантура сказала - идут, гады. Минут через десять будут…
…- Ты где себе так руки изуродовал? Ты же их сжёг начисто! - Оксана бинтовала ладони безропотно сидящего Генки. - Ты чего молчишь, дубина?!
- Он по привычке пирожки прямо из духовки таскал, - сказал кто-то, и вокруг заржали. Генка посмотрел немного осмысленней, улыбнулся странной улыбкой и неожиданно тонким, но очень ясным голосом сказал:
- Не… Там мама горела и кричала. В доме. Я хотел её откопать и не смог…
Стало очень тихо. Я увидел, как Любовь Тимофеевна подняла голову и вдруг взялась за виски, стиснула их так, что побелели пальцы. А потом в этой тишине родился и врезался в мозги тонким буравом вой сирены…
…- Спать, спать, спать, - командовала Лизка. - Быстро и без разговоров. Поспите, а там будет день, днём они не летают. Младшие слушались её безропотно - укладывались, тихо помогая друг другу, кто-то добавочно объяснял: "Днём они не летают, не бойся. Днём они наших "мигов" боятся. Я тебе потом картинку покажу…"
Очень испугались, подумал я, подхватывая эскаэс из шкафа и одновременно перебрасывая через плечо сумку с противогазом. На весь юго-восток - сто пятьдесят машин. Без единого командования. А у писькоделов сколько?.. Что вы сказали? То-то же… Ребята вставали у входа, кто-то курил, отворачиваясь от родителей и учителей, прервавших свои посиделки в углу. Я нашёл взглядом маму и тут же отвернулся. Снаружи продолжало выть, но к этому звуку примешался ещё один - торжествующе-слитный гул десятков двигателей в небе.
- Готовы? - Дюк оглядел нашу банду. - Ну, тогда что - пошли…
…- Я с вами.
- Ты же не в отряде, - сказал Дюк, и все на него поглядели - впервые наш командир сморозил глупость. Он и сам это понял и махнул рукой: - Ладно, двигаем. Лишним не будешь.
- Он же почти без рук! - завопила Оксана, но уже нам вслед…
…- Он там! - крикнул Сержант. - Лихач, давай туда, он там, я же видел парашют!
- А ты? - крикнул я. Сержант отмахнулся со зверским лицом:
- Потом подберёшь! - и откинулся на асфальт. Я рванул бегом и даже не сразу осознал, кто бежит рядом со мной в грохочущей, стонущей огненной тьме - а это был Генка. Мы обменялись короткими взглядами и ничего друг другу не сказали…
…- Погоди, Лихач, - Генка тяжело дышал. - Смотри. Вон он.
От удивления я онемел. Мы бы пробежали мимо. Человек, которого заметил Генка, стоял среди теней пламени, среди шевеления веток и сам казался их частью. Но сейчас я вдруг увидел его очень отчётливо и поразился тому, какой он огромный, этот первый увиденный мной вблизи враг - настоящий враг, янки, не наёмник из Восточной Европы. Длинноногий, широкоплечий, в могучих ботинках на толстенной подошве, с ёжиком волос, отливавших латунью… Я не мог понять, какого цвета у него комбинезон, многочисленные нашивки отливали одинаково-алым, казалось, что форма сбитого лётчика тут и там испятнана кровью. Но он, похоже, даже не был ранен и не видел нас - глядя в другую сторону, он возился с чем-то на поясе… Я увидел большую кобуру и, охваченный внезапным страхом - не дать ему достать оружие! - заорал, вскидывая карабин и от испуга вспомнив английский:
- Дроп ё ган! - хотя, чтобы бросить оружие, он должен был его минимум достать. - Фризз! Хэндз ап!
Тут тоже была неувязочка - как он мог поднять руки, если я приказал ему замереть?.. Он повернулся - быстро, резко - и я обмер, ожидая, что сейчас он, как в кино, ловко выхватит оружие и я просто не успею ничего сделать с этим огромным мужиком. Отсветы пожара упали на лицо - мужественное, гладко выбритое…
…Лётчик как-то странно присел и вдруг улыбнулся криво. Губы у него дрожали. Он замотал головой и заторопился словами:
- Донт шут… Плиз, бойз… донт шут… - потом, словно что-то вспомнив, торопливо полез в нагрудный карман, и я, так же стремительно забыв английский, завизжал:
- Стой, гад!!!
Он тихо вскрикнул, отдёрнул руку и снова криво улыбнулся:
- Но… но, бой… Вэйт э минэт, плиз… Донт шут… Плиз, итс мани, онли мани… - он всё-таки влез в карман, что-то там драл и рвал, не переставая жалко улыбаться, потом достал ладонь и протянул её к нам. - Фор ю… анд юо фрэнд, фор хим, бойз… Мани, голд… Тэйк, донт шут…
Я не сразу понял, что за кругляши у него в ладони - их там было больше десятка, явно тяжёлых, отсвечивающих красивым медовым блеском. А он всё улыбался, тянул дрожащую руку и говорил:
- Фор годнесс сэйк… донт шут… Ай хэв чу бойз ту… чу бойз, ю андестенд?
Тэйк голд, энд ай го…
- Чё он хочет? - тупо спросил я, не опуская карабина. Генка тихо сказал:
- Даёт деньги, чтобы отпустили… Лихач… Леш, дай карабин.
- На… э, зачем? - я сжал пальцы на ложе. Генка посмотрел мне в глаза и тихо сказал:
- Дай.
Я разжал пальцы, как под гипнозом…
…Золотые монеты посыпались из ладони. Лётчик вдруг подломился в коленях и, рухнув на землю, уже не тянул руку к нам, а как бы закрывался ею, трясущейся, с растопыренными пальцами, и его глаза блестели какой-то масляной животной плёнкой. Он открыл рот - и вместо слов оттуда вырвался вой. Это был дикий, непереносимый звук - я отшатнулся, не в силах его слышать - вой, в котором уже не было ничего человеческого, никаких чувств, кроме одного бесконечного ужаса. Так не кричали даже сгоравшие заживо в домах, которые, может быть, сжёг этот крепкий, красивый человек, похожий на героя боевика.
- Страшно умирать, сука? - спокойно и даже как-то равнодушно спросил
Генка, поднимая карабин. - Моя мама тоже кричала, гад. И я кричал… Пусть и твои дети покричат. Получи!
Он неловко нажал пальцем забинтованной руки на спуск, выстрелив лётчику в лицо прямо сквозь крупно дрожащую, холёную ладонь.
- В воздушных боях этой ночью сбито восемь истребителей-бомбардировщиков и два штурмовика противника, - читал Пашка сводку штаба с грифом "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ТОЛЬКО ДЛЯ ОФИЦЕРСКОГО СОСТАВА.", - Наши потери - два истребителя МиГ-29…