Страница 109 из 122
Когда встречные сани были уже в метрах десяти, Галина Бойко радостно воскликнула:
— Да это же Настя Супрунова едет! — и выпрямилась во весь рост.
Кузьмич круто свернул с дороги и на ходу осадил лошадей. Он не раз слышал о знатном бригадире колхоза «Правда». Ее называли первой «соперницей» Галины Бойко. Это были задушевные подруги.
Когда сани поравнялись, Настя, с трудом высвободив ноги из-под тяжелого кожуха, спрыгнула в глубокий снег и подбежала к подружке. Галина, сияющая, взволнованная, протянула ей навстречу руки, и они обнялись.
— Куда же ты, Галя?.. А мы к тебе! — голос ее слегка дрожал, в глазах были и тревога и радость.
— В «Светлый путь». Вот и лошадей прислали, — сказала Бойко. Вся ее на мгновение застывшая фигура, казалось, говорила: «В самом деле, как же быть? И там ждут, и Настю неловко обидеть».
— И не одна я к тебе, — уже совсем тихо сказала Настя и показала взглядом на сани, в которых, закутанные в новенькие пестрые шали, тесно прижавшись друг к дружке, сидели две девушки. — Это из моей бригады. Как же быть, Галя?
Кузьмич подумал, что Галина Бойко и в самом деле может вернуться к себе в колхоз, встревожился, сделал строгий-вид, сказал недобрым голосом:
— А думать-то тут и не о чем, красавица.
Настя поняла, что слова кучера относятся к ней, но даже не удостоила его взглядом.
— О чем думать? — продолжал Кузьмич. — Вас-то всего трое, а там народ ждет. Вот и решай сама, кому больше почтения должно быть. — на вашем месте эту задачу: раз там народ, пусть и они к народу едут. Клуб у И, обернувшись к Галине, прибавил резонно: — Я бы, по моему разумению, так решил нас просторный, места всем хватит.
Лица подруг снова озарились. Еще некоторое время они молча, внимательно смотрели в глаза одна другой, как бы оценивая слова кучера. Но вот Бойко, сверкнув глазами, порывисто схватила подругу за рукав и потащила к себе.
— Поедем, Настенька, — увещевала она встревоженно и радостно, — нельзя ворочаться, народ ждет.
— А мои девчата? — слабо упираясь, спросила Настя разочарованным голосом.
— И для них место найдем, клуб у нас огромный, — обнадеживающе сказал Кузьмич.
…Спустя несколько минут кучер оглянулся и увидел, как вслед за ним мчалась резвая тройка колхоза «Правда». Это снова настроило его на торжественный лад. Подруги о чем-то говорили, но Кузьмич не прислушивался к их словам. От быстрого бега лошадей мягкий предвесенний ветер свистел в ушах, бросал в лицо пушистый теплый снежок, наполнял слезой глаза. Но опытный кучер все видел перед собой, угадывал под снегом каждый бугорок и выбоинку.
Так на рысях проехали более семи километров. А когда в балочке показалось село Вербки, Савва Кузьмич вдруг вспомнил о встрече с Филиппом Скоробогатько, невольно натянул вожжи и пустил лошадей шагом. В его душу сразу же закралась тревога. Ведь и в самом деле может случиться так, что колхозники села Вербки задержат героиню. Настю Супрунову без особенного труда удалось уговорить, хотя и эта непредвиденная встреча не на шутку встревожила его. Сумеет ли он сладить с вербковцами? К тому же неизвестно еще, сколько их там будет. Очень возможно, что этот его приятель Скоробогатько поднял на ноги весь колхоз. Размышляя так, Кузьмич хотел уже свернуть в сторону, отыскивая глазами другую дорогу, но ее не оказалось. Если бы он не увлекся ездой и подумал обо всем раньше, легко бы мог миновать село Вербки. В трех-четырех километрах позади оставил он неплохую санную дорогу. Скрытая за полезащитной полосой, она, как бы крадучись, незаметно огибала село и выходила на просторные поля колхоза «Светлый путь». Но теперь Кузьмичу как-то неловко было возвращаться. Бойко и ее спутницы могли упрекнуть его в неопытности, а он всегда ревностно дорожил своей славой опытного кучера. К тому же добрые лошади колхоза «Правда» шаг за шагом настигали его, порываясь обогнать. Кузьмич не мог этого допустить и пустил вороных на крупную рысь.
«Будь что будет!» — решил он. Но в душе не отчаивался, надеясь на свою находчивость и расторопность.
Вот уже остался позади молодой завьюженный колхозный сад, миновали первую, вторую хату — нигде ни души.
Снег усилился. Теперь он без ветра медленно кружился, оседая на спины лошадей, рябил в глазах. Но Кузьмич не сдерживал бега вороных. Время от времени полозья взвизгивали на обнаженном булыжнике, иногда сани заносило в сторону, и они кренились набок. Кузьмич знал, что это не нравится седокам. Но что поделаешь. В другое время и при других обстоятельствах он был бы более вежлив, провел бы сани, как и положено хорошему кучеру. Но в такую минуту он не мог считаться с этим.
Как Савва Кузьмич ни старался промчаться незамеченным, все же то, чего он больше всего опасался, как на грех, и случилось.
Еще издали — в добрых трехстах метрах от здания правления колхоза — Кузьмич заметил, как небольшая стайка ребятишек вдруг выбежала на дорогу. Дети постояли, постояли и стремглав бросились к правлению колхоза. Нетрудно было догадаться, в чем тут дело, и Кузьмич резанул воздух кнутом. Вороные перешли на крупный галоп, но было поздно. Сани не успели промчаться и ста шагов, как впереди показалось несколько человек в дубленых полушубках и цепочкой плотно загородили дорогу, подавая знаки руками, чтобы остановились. Не остановил бы Кузьмич своих скакунов ни за какие блага в мире, но, к несчастью, среди стоявших поперек дороги людей он узнал председателя колхоза Степана Игнатьевича Середу. Кузьмич уважал этого человека и на ходу сдержал разгоряченных вороных.
Председатель колхоза был в новеньком полушубке. Он придавал его плотной высокой фигуре излишнюю полноту, даже неуклюжесть. Середа спокойным шагом подошел к саням, бросив приветливый взгляд на кучера, и, щуря веселые глаза, сказал Галине Бойко:
— Извините, Петровна, что шлагбаум вам устроили на дороге. Но, видите ли, пока суд да дело… — он сдвинул шапку на затылок, словно думая, что бы еще сказать, и продолжал: — Одним словом, хату-лабораторию мы соорудили по образцу вашей. Сегодня открываем ее. Взгляните, скажите свое слово, пока суд да дело.
Прислушиваясь к словам председателя, стараясь вникнуть в их смысл, Кузьмич все больше волновался. Он хорошо знал Середу. Это был настойчивый, как о нем говорили, «цепкий» человек. Если уж что задумал сделать — никакая сила его не остановит. Середа мог задержать героиню в своем колхозе, а это дело нешуточное. Рассудив так, Кузьмич, стараясь, чтобы слова его не показались дерзкими, сказал председателю:
— Опоздаем, Степан Игнатьевич. Там же народ ждет не дождется. А ваша лаборатория что?.. Ничего с нею не станется. Галина Петровна и завтра успеет ее посмотреть.
— Да, как бы не опоздать, товарищ Середа, — в свою очередь встревожилась Бойко.
Председатель, по-прежнему спокойный, взглянул на часы:
— Поспеем, — сказал он убежденно, — пока суд да дело — поспеем.
В его голосе было столько уверенности, что будь на месте Бойко сам Кузьмич, он бы тоже уступил Середе и непременно посмотрел бы новую хату-лабораторию.
Когда все ушли в новенькое каменное здание, Кузьмич долго еще не вставал с саней и все думал: не подведет ли его председатель.
Прошло немало времени, но никто из хаты-лаборатории не появлялся. Кузьмич не вытерпел, спрыгнул с саней и решительно направился к зданию. Степан Игнатьевич — хороший хозяин, душевный человек, но нельзя так не по-добрососедски относиться к нему, Лемешко, и ко всему колхозу «Светлый путь».
«Уважение должно быть, иначе как же…» — твердил про себя Кузьмич, думая, как он при людях скажет эти слова председателю и как тот, засовестившись, станет торопить Галину Бойко, чтобы она поскорее уезжала в «Светлый путь».
В просторной комнате было полно народу. Когда вошел Кузьмич, никто на него не обратил внимания. Все смотрели куда-то в самый дальний угол, где, как догадывался кучер, находилась Бойко. Стены комнаты были увешаны плакатами, и на картонах, расцвеченных зелеными полями с густой пшеницей, прикреплены пробирки, до половины наполненные различным зерном. Вдоль стен стояли тучные снопы; в дальнем углу под самый потолок тянулись толстые широколистые стебли кукурузы. Чем-то родным, по-осеннему бодрым, здоровым дохнуло на Кузьмича, взволновало и заставило пережить дорогие сердцу минуты страдной поры.