Украденная невеста

— Что ты делаешь? — Шепчу я, крепко закрывая глаза от жжения, которое снова чувствую под веками, отчаянно пытаясь не заплакать. Не здесь, не с ним.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — бормочет Виктор, его руки сжимаются на моей талии.

В этот момент я чувствую, как что-то ломается внутри меня.

Я вырываюсь из его рук, используя все силы, которые у меня есть, чтобы вырваться из его хватки.

— Ты можешь перестать притворяться, — шепчу я дрожащим голосом. — Я знаю, ладно? Тебе не обязательно продолжать это делать. Это ранит сильнее, чем когда ты жесток.

— Знаешь что? — Виктор звучит растерянно, и я оборачиваюсь, гнев бурлит горячим и густым.

— О, блядь, да остановись ты…стоп! — Я свирепо смотрю на него. — Я слышала тебя. Я думала, у меня просто паранойя, когда я думала, что ты, возможно, все это подстроил, но потом я услышала телефонный звонок в гостиничном номере, и я поняла.

— Что подстроил? — Виктор хмурится, и я не знаю, кричать на него или дать пощечину. Я и не думала, что вышла замуж за такого хорошего актера, и прямо сейчас я ненавижу его больше, чем когда-либо считала возможным.

— Мое похищение, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Ты это подстроил. Ты заставил их похитить меня с лофта в Москве. Ты заставил Андрея и Степана пытать меня. Ты подделал спасение. Все это время издевался надо мной ты. И ради чего? Подчинения?

— Что? — Выражение абсолютного ужаса появляется на лице Виктора. — Какого черта я должен был это делать?

Я моргаю, тяжело сглатывая.

— Чтобы сломать меня, — шепчу я. — Преподать мне урок, потому что я так упорно сопротивлялась тебе во всем. Потому что я не была той женой, которую ты думал заполучить. Потому что я была зла из-за твоего бизнеса. Поэтому, ты похитил меня, чтобы преподать мне урок, а затем притворился, что спасаешь меня и ухаживаешь за мной, чтобы вернуть мне здоровье, позволил мне убить Степана, чтобы я чувствовала себя обязанной тебе, чтобы я повиновалась тебе и была такой женой, какую ты хотел.

— Господи. — Виктор тихо ругается по-русски. — Очевидно, это не сработало, если это то, что я делал, — мрачно говорит он. — Блядь, Катерина, как, черт возьми, ты могла такое подумать? За какого монстра ты меня принимаешь?

Я смотрю на него, чувствуя, как внутри меня внезапно поднимается водоворот эмоций, угрожающий засосать меня вниз и утопить. Он выглядит таким искренне потрясенным всем, что я только что сказала, но я не могу понять, как ему верить. Как не думать, что это просто еще одно действие, еще одна ложь, еще одна манипуляция.

— Ты хочешь сказать, что это не то, что произошло?

— Нет, — выдыхает Виктор. Он пересекает пространство между нами в два шага, тянется ко мне и притягивает в свои объятия. Я мгновенно напрягаюсь, но он не отпускает. — Я бы никогда и за тысячу лет не додумался до такого, Катерина. Я бы не поступил так ни с одной женщиной, не говоря уже о своей жене… о тебе. — Он приподнимает мой подбородок, его голубые глаза пристально смотрят в мои. — Алексей стоял за твоим похищением, Катерина. Я пока не знаю, кого он нанял, но я узнаю. Я выясню, с кем он работает, кто забрал тебя, и я заставлю их пожалеть о каждой секунде, прожитой с того момента, как они вышли из утробы своих матерей. — Он качает головой. — Я понятия не имел, что я чувствовал к тебе, пока не вынес твое тело из той хижины, Катерина. Я думал, ты умрешь. Я думал, что потерял тебя, и каждое мгновение между тем моментом и тем, когда ты наконец проснулась, было такой же пыткой, как все, что я делал с любым из тех животных, которые причиняли тебе боль.

Я чувствую, что не могу дышать. Я слышу искренность в его словах, которая захлестывает меня, обволакивает все мои страхи и сомнения, боль и гнев и угрожает заставить все это раствориться. Я хочу цепляться за них хотя бы потому, что ненавидеть его казалось таким определенным, таким правильным. В конце концов, этот человек делает и другие вещи, которые я ненавижу, так почему бы не ненавидеть его всего целиком? Почему бы не поверить, что он мог сделать что-то настолько отвратительное? Но вот он здесь, смотрит мне в глаза с выражением, которое очень близко к эмоции, которой я боюсь дать название, его руки сжимают меня, страх потери, о котором он говорит, написан на каждом дюйме его лица.

— Я не могу потерять тебя, Катерина. Не так, как… как…

Его первую жену. Я отстраняюсь, снова крепко обхватывая себя руками, мое сердце бешено колотится.

— Твою первую жену, — шепчу я. — Никто никогда не говорит, что с ней случилось. Только то, что она умерла. Я подумала, может быть…

Виктор замолкает, его лицо бледнеет, когда до него доходит то, что я говорю и чего не говорю.

— Ты думаешь, я убил ее? — Наконец удается ему, его голос хриплый от недоверия. — Ты думаешь, я убил Катю?

— Или ее убили, — шепчу я. Может быть, она тоже была трудной женой, может быть…

— Она такой и была. — Виктор проводит рукой по волосам, качая головой. — Но я, блядь, не приказывал ее убивать, или, боже упаси, не убивал ее сам! — Он отворачивается, его плечи напрягаются, а затем поворачивается ко мне лицом. — Я, черт возьми, любил ее!

Я пристально смотрю на него.

— Ты любил?

— Да. — Виктор тяжело сглатывает. — Это был брак по любви. Мы были без ума друг от друга. Я любил ее, и я хотел ее, и она была для меня всем. Я не мог поверить, что она любила меня в ответ, женщина, которая была такой великолепной, которую каждый другой мужчина хотел так же сильно, как и я.

Я моргаю, с трудом сглатывая. Я никогда не слышала, чтобы он так откровенно говорил о своей первой жене. Не должно быть больно слышать, как он так говорит о другой женщине. Это не должно вызывать у меня чувства ревности, но я чувствую, как у меня внутри все переворачивается от горькой, едкой зависти, от которой я не могу избавиться.

Виктор опускается на скамейку, потирая лицо рукой.

— Сядь, Катерина, — говорит он наконец. — Я расскажу тебе, что произошло.

— Я постою, — натянуто говорю я, и он устало пожимает плечами.

— Будь по-твоему. — Говорит он, его голос внезапно становится усталым и хриплым. — Она забеременела почти сразу, — говорит он после минутного молчания. — Она была так уверена, что это будет сын. Мой наследник. Во второй половине беременности она потратила каждую секунду на то, чтобы сделать дом идеальным, обставив его так, как ты его видела, когда въезжала, продумав каждую деталь. Она выбрала имя, оформила детскую для мальчика. А когда этого не произошло, когда она родила Анику, она даже не хотела держать ее, она вообще не хотела ее. Она не поверила мне, когда я сказал, что все в порядке, что у нас будут еще дети. — Виктор глубоко вздыхает. — Я полюбил Анику с того момента, как увидел ее, но Катя не смогла, не полностью. Она даже не стала переделывать детскую. Она заботилась об Анике, но всегда была некоторая дистанция. Как будто Аника была ее личной неудачей. После этого, между нами все изменилось.

— А Елена? — Я хмурюсь, чувствуя, что немного смягчаюсь по отношению к нему. Я не могу представить, что не люблю ребенка, которого я родила, девочку или мальчика, и мое сердце разрывается за Анику, интересно, знала ли она, что чувствовала ее мать, понимала ли она когда-нибудь, что та была разочарованием.

— Елена появилась через некоторое время, хотя ей потребовалось гораздо больше времени, чем хотелось Кате, чтобы снова забеременеть. Секс к тому времени стал рутиной, и все, о чем она могла говорить, это о том, чтобы подарить мне сына, как будто это значило больше, чем счастливая жена, женщина, которую я любил, а не этого другого человека, который, казалось, занял ее место. — Он вздыхает. — После Елены стало еще хуже. Она не стала ухаживать за ней. Мы ссорились… ссорились так, как никогда раньше. Я сказал ей то, чего никогда не должен был говорить, то, о чем всегда буду сожалеть.

Наступает долгая пауза, и я вижу сожаление на его лице, когда он снова заговаривает.

— Я заставил ее трахнуть меня той ночью, прежде чем она была готова к этому снова. — Его челюсти сжимаются, как будто он вспоминает что-то ужасное. — После этого она уже никогда не была прежней. Она была счастливой, яркой, жизнерадостной и красивой, когда я женился на ней. Все, что ее волновало, это любовь, смех, приключения и разделение жизни со мной. После этого она стала одержима своим телом, стремлением быть стройной и красивой, как женщины, которых хотели другие мужчины, боялась стать старше, потерять свою фигуру из-за детей. Она становилась все печальнее и печальнее с каждым прошедшим месяцем, с каждым месяцем, когда она не могла забеременеть.