Страница 40 из 56
Когда дверь лифта открывается на служебный этаж, я не сразу вижу никаких признаков охраны. Я выскальзываю, затаив дыхание, пока ищу заднюю дверь, любой выход из отеля, который мог бы помочь мне миновать охрану Виктора. У одной стены выстроились тележки для коридорного и обслуживания номеров, и я бросаюсь за них, прячась из поля зрения, насколько это возможно, пока пытаюсь сообразить, куда идти дальше. В дальней стене есть двойная дверь, которая, как я подозреваю, выведет меня на улицу. Я не могу быть уверена, но это мой лучший шанс. Если на другой стороне есть защита, когда я вырвусь из нее, мне пиздец, но я не вижу другого выхода.
Я слышу звук приглушенных голосов и ныряю дальше за тележки, съеживаясь и стараясь быть как можно меньше и неподвижнее, пока они проходят мимо. Это трое людей Виктора, и я задерживаю дыхание, сердце бешено колотится, когда они проходят мимо, болтая об обеде. Они настолько непринужденны, что это почти поражает, но они проходят мимо, даже не заметив меня. Я прислоняюсь к стене, когда они заходят в лифт, и слышу, как он поднимается.
Сейчас или никогда. Я знаю, что также есть шанс, что дверь может быть заперта, но я должна попробовать. У меня нет плана получше, и у меня нет времени его придумывать. Я дотрагиваюсь до пояса своих спортивных штанов, чтобы убедиться, что зажим для денег все еще там, а затем делаю глубокий вдох и устремляюсь к двойным дверям.
Всю дорогу туда, в те несколько мгновений, которые мне понадобятся, чтобы добежать до дверей, я уверена, что чья-то рука схватит меня и оттащит назад, или голос крикнет, что они меня видят, но никто этого не делает. Я открываю двери обеими руками, сердце бешено колотится, ожидая пронзительного сигнала тревоги или испуганных лиц охранников с другой стороны. Но ни того, ни другого не происходит. Эта конкретная дверь не вооружена и не охраняется. Я вырываюсь в холодный, пасмурный московский день, мой пульс колотится так быстро, что мне кажется, я снова могу упасть в обморок, прикованная к месту на тротуаре сразу за отелем.
Вперед! Мой разум кричит мне. Убирайся нахуй отсюда, пока тебя кто-нибудь не увидел!
Я не знаю, в какую сторону идти, чтобы попасть на автобусную станцию, поезд или аэропорт. Я не говорю по-русски. Я не думаю, что у меня достаточно денег на перелет, но я не уверена, а автобус не отвезет меня достаточно далеко и быстро. Поезд кажется лучшим выбором, но я точно знаю, как я выгляжу, и я даже не уверена, что дойду до покупки билета, если вообще смогу его найти.
Пятьдесят на пятьдесят шансов пойти в правильном направлении. Я могу пойти налево или направо, и я заставляю себя повернуть налево, заставляя себя выбирать, не имея ни малейшего представления, правильно ли это. Все, что я знаю, это то, что мне нужно уехать из отеля, в каком бы направлении я ни направилась.
Я чувствую, как на пятках и мизинцах образуются волдыри от слишком больших ботинок в радиусе квартала, но я не сбавляю темп. Я не останавливаюсь. Я продолжаю идти, сворачивая на улицы, которые выглядят огромными, главными, пока не почувствую, что между отелем и мной достаточно кварталов, чтобы остановиться и спросить проходящего мимо незнакомца, в какой стороне находится железнодорожная станция.
Он смотрит на меня с подозрением и говорит что-то по-русски, чего я не понимаю, что звучит более чем немного раздраженно. Но, честно говоря, все русские звучат именно так.
— Только английский, — говорю я, указывая на себя. — Поезд. Железнодорожная станция. Ехать? Поезд… — Я имитирую все, что могу придумать: свисток поезда, вращение колес, а мужчина смотрит на меня, как на полную идиотку. С моим разбитым лицом, мокрыми волосами и одеждой большого размера я, наверное, выгляжу бездомной.
Ирония судьбы не ускользнула от меня. Я одна из богатейших женщин в мире благодаря своему собственному наследству и богатству моего мужа, и все же я нахожусь на улице в стране, на языке которой не говорю, выглядя отчаянно бедной и выпрашиваю дорогу. Мужчина с отвращением качает головой и продолжает крутить педали вниз по улице. Мне приходится расспросить еще двух прохожих, прежде чем я, наконец, нахожу женщину, которая говорит по-английски с сильным акцентом и может указать мне направление на железнодорожную станцию.
К счастью, я не так уж далека от истины. Я сворачиваю на улицу, на которую она указала, надеясь, что я не была настолько заметна, чтобы Виктору было легко спросить о темноволосой женщине в одежде большого размера, пытающейся найти выход из Москвы. Если повезет, я буду в поезде до того, как он сообразит. И если я плачу наличными, ему будет намного сложнее меня найти.
К тому времени, как я добираюсь до железнодорожной станции, все мое тело болит, каждый дюйм меня горит от боли. Тем не менее, я заставляю себя доковылять до билетной кассы, стараясь держаться прямо и больше походить на женщину, которая должна путешествовать самостоятельно, а не на раненую, сбежавшую жену русского мафиози.
— Мне нужен билет из Москвы, — говорю я женщине за стойкой.
Она поднимает бровь.
— Куда?
— Неважно, главное, чтобы следующий поезд. — Я делаю паузу, понимая, как отчаянно это звучит, и перегруппировываюсь. — Сегодня мне просто захотелось быть немного спонтанной, вот и все. Отпуск в случайном месте. Разве это не звучит забавно?
Это именно тот вид бредовой чепухи, которая, вероятно, застигнет ее врасплох. Я вижу, как по ее лицу пробегает напряженное выражение, когда она стучит по клавиатуре, как будто она думает о том, как бы ей хотелось взять случайный отпуск посреди недели, и отправиться куда-нибудь. Она называет мне цену, и я вручаю ей пачку наличных, не имея ни малейшего представления о том, каковы эквиваленты российских денег. Она снова поднимает бровь, и на какой-то ужасающий момент мне кажется, что она собирается допросить меня, обвинить в краже денег, вызвать охрану. Я вижу, как что-то мелькает на ее лице, и она открывает рот. И затем ее глаза на секунду останавливаются на моем лице, глядя на меня. Не просто смотрит, а действительно видит меня, и я знаю, на что она смотрит, на синяки на моем лице, фиолетовые и пожелтевшие, заживающие следы пальцев на моем горле. Она снова опускает взгляд на пачку наличных и отделяет несколько купюр, возвращая мне остальные.
— Ваше имя? — Резко спрашивает она, и я вздыхаю с облегчением.
С таким врожденным пониманием, которое есть у всех женщин, я знаю, что мне повезло. Если бы это был мужчина за стойкой, он, вероятно, вызвал бы охрану для меня. Но эта женщина увидела мое покрытое синяками лицо, подозрительную пачку денег и мою неуверенность в том, куда я направляюсь. Она увидела избитую женщину, убегающую от мужчины. Она, конечно, ошибочно предположила, что это сделал Виктор. Но в каком-то смысле это сделал он. И я не собираюсь ее поправлять.
— Ирен Болцкая, — говорю я, придумывая вымышленное имя на лету.
— Документы?
У меня перехватывает дыхание.
— Я потерял их, — говорю я неубедительно. — По дороге сюда. Это действительно необходимо, если я плачу наличными?
Ее глаза снова скользят по моему лицу.
— Обычно, да, — говорит она. — Но не сегодня. Вы, кажется, торопитесь, госпожа Болцкая.
— Просто хочу немного расслабиться. — Я засовываю зажим для денег обратно на пояс, стараясь не думать о том, как трудно будет, когда я сойду с поезда, ехать дальше без какого-либо удостоверения личности. Я буду беспокоиться об этом, когда это произойдет, говорю я себе. Первое, что нужно сделать, это убраться из Москвы. Как только это будет сделано, я смогу заняться тем, что попытаюсь связаться с Лукой, возможно, и рассказать ему, что натворил Виктор. Я знаю, что он защитит меня, если сможет. Это вызовет войну, которую я так старалась предотвратить, но я не уверена, что меня это больше может волновать. На этот раз Виктор зашел слишком далеко. Я не могу оставаться с мужчиной, который мог так поступить со мной.
Следующий поезд отправляется менее чем через час. Слишком долго для моего комфорта, но я ничего не могу с этим поделать. Я беру билет, благодарю женщину за стойкой и спешу в зону ожидания, сажусь в самом дальнем углу и опускаю голову, стараясь, чтобы меня было как можно труднее заметить. Если Виктор или кто-либо из его людей зайдет так далеко до того, как я уйду, я надеюсь, что они просто не узнают меня. Я также расплетаю волосы из косы, провожу по ним пальцами, чтобы они были густыми и вьющимися вокруг моего лица, скрывая мои черты.