Страница 37 из 56
Только когда мои пальцы начинают морщиться, а вода начинает остывать, я, наконец, заставляю себя выйти из душа. Я оставалась там гораздо дольше, чем следовало по предписанию врача, но мне это было нужно. Когда я выхожу из ванной, в ней приятно жарко и парно, и я обматываю себя полотенцем, а другим волосы, понимая, что понятия не имею, что на самом деле собираюсь надеть. Я не хочу снова надевать слишком большую, нестиранную одежду, но у меня на самом деле больше ничего нет.
Когда я выхожу, Виктор лежит на кровати королевских размеров, без рубашки и в одних джоггерах, которые доходят чуть ниже бедер, в самом непринужденном виде, в котором я когда-либо видела его. Его глаза скользят по мне с внезапным жаром, который пугает меня. Я не могу привыкнуть к мысли, что он может хотеть меня, видя меня средь бела дня, но, когда я подхожу ближе к кровати, он делает движение пальцем, поощряя меня продолжать.
— Сними полотенце, — говорит он, его голос хриплый с той ноткой желания, которую я теперь так легко умею распознавать. — Я хочу тебя видеть.
— Я…
— Дай мне посмотреть на тебя, Катерина, — говорит он голосом, не терпящим возражений, и я точно знаю, что он делает. Он пытается подчеркнуть, какой он видит меня, снова и снова, пока я не перестану колебаться, стоит ли показывать ему себя обнаженной, пока я больше не перестану стесняться. Я не знаю, как долго эта конкретная тактика будет работать, если она вообще сработает, но я все равно ему подчиняюсь.
Я не хочу чувствовать себя вот так, чужой в собственной шкуре, и если мой внезапно оттаявший муж может помочь мне в этом, тем лучше. В чем я не хочу признаваться самой себе, так это в том, что, если секс между нами будет таким, как вчера, я могла бы к этому привыкнуть. Я могла бы хотеть этого все время.
Я ослабляю угол полотенца, позволяя ему упасть на пол. В тот момент, когда оно падает, я чувствую легкий холодок на своей обнаженной коже. Я чувствую, как у меня скручивает живот, сердце колотится в груди с чувством, близким к панике. Но в лице Виктора ничего не меняется. Во всяком случае, ничего негативного. Все, что я вижу, это растущее желание, его глаза горят, когда он смотрит на мое обнаженное тело и кожу, все еще раскрасневшуюся после горячего душа.
— Иди сюда, — говорит он, снова подзывая меня, и я колеблюсь.
— Простыни белые что, если…
— Не волнуйся. Их можно заменить. Иди сюда, — повторяет он, и я знаю, что лучше не заставлять моего мужа просить в третий раз.
Я медленно забираюсь на кровать, мои волосы все еще замотаны полотенцем поменьше. Когда я опускаюсь на колени на матрас рядом с ним, Виктор протягивает руку, вытаскивает полотенце из моих волос и отбрасывает его в сторону. Обилие мокрых волос, которые были перевязаны полотенцем, теперь каскадом ниспадают мне на плечи. Он проводит по ним пальцами, оборачивая часть вокруг своей руки, когда притягивает меня для поцелуя.
— Я снова хочу тебя, — шепчет он мне в губы. — Моя жена. Моя женщина.
Небольшой трепет желания пробегает по мне при этом, и я чувствую влагу между бедер, просто от ощущения его руки в моих волосах и шепчущих слов желания. Я никогда не знала, что некоторые вещи, которые Виктор делает со мной, могут так сильно меня завести, и я подозреваю, что это могло бы быть гораздо больше, если бы я дала этому шанс.
Хотя я не знаю, хочу ли я этого. Я не уверена, хочу ли я знать, насколько темными могли бы быть мои желания, если бы было место для исследования. И я не знаю, хочу ли я так полностью уступать Виктору. У меня есть некоторое представление о том, что он, возможно, захочет со мной сделать, какого рода подчинения он мог бы ожидать, если бы я добровольно ему уступила. Я чувствую волнение где-то глубоко внутри себя при этой мысли. Но я должна была бы быть в состоянии доверять ему, и я не знаю, смогу ли я это сделать. Пока нет.
Рука Виктора скользит вниз, снимая его джоггеры, когда он целует меня, и я мельком вижу его толстый член, лежащий у него на животе, уже твердый и готовый для меня.
— Я хочу твой рот, — стонет он напротив моих губ. — Если ты сможешь.
Я провожу языком по нижней губе, проверяя место, где она была рассечена, нащупывая болезненность. Рана не зажила полностью, но что-то в его заботе о моем самочувствии заставляет меня хотеть сделать это для него, взять его в рот и почувствовать его на своем языке, попробовать его на вкус.
— Я не знаю, как много я могу сделать, — шепчу я. — Но я попытаюсь.
КАТЕРИНА
Виктор кивает, отпуская мои волосы и постанывая, когда я тянусь к нему, провожу пальцами по всей длине его члена, скользя вниз, двигаясь немного неловко, пытаясь найти положение, в котором мне не будет больно лежать. Я бросаю взгляд на заживающие раны вокруг моих запястий, и я не могу не задаться вопросом, замечает ли он это, когда смотрит вниз на мою руку, обхватывающую его член, не отталкивает ли это его, но пульсация в моей ладони говорит мне, что он совсем не выключен. На кончике уже есть перламутровый налет, и я провожу по нему большим пальцем, чувствуя липкость к пальцу, когда провожу рукой вниз, наклоняясь вперед, чтобы коснуться его губами.
Он стонет, когда я прижимаюсь губами к набухшей плоти, провожу языком по маленькому отверстию, где я могу попробовать его на вкус, пульсирующая вена, которая проходит вдоль вершины его члена, пульсирует под моими пальцами, когда я медленно скольжу вниз, дюйм за дюймом. Я не могу засунуть его глубоко в горло, но я компенсирую это своими губами, языком и рукой. Потираю языком это очень чувствительное местечко прямо под кончиком его члена, сильно поглаживаю его, пока не слышу, как он громко стонет.
Бедра Виктора выгибаются вверх, толкаясь в мою руку, когда я прикасаюсь к нему, облизываю, посасываю и поглаживаю, чувствуя, как он трепещет в моей хватке, наслаждаясь этой маленькой властью, которую я имею над ним, доставлять ему удовольствие именно так, как, я знаю, ему нравится, и растягивать это так долго, как я хочу.
Или то есть, пока ему не надоест, что его дразнят.
Это ненадолго. Он не обращает на это внимания, пока не видит, как я устаю, его лицо напрягается от удовольствия, когда он наслаждается жаром моего рта, моим языком, ласкающим его, и моей рукой, двигающейся твердыми движениями вверх и вниз по его толстой длине. Затем он тянется ко мне, подтягивая меня к себе.
— Я не хочу быть сверху, — протестую я, когда его руки ложатся на мои бедра, притягивая меня к себе, чтобы я оседлала его, а его член задевает внутреннюю поверхность моего бедра.
— Я хочу видеть тебя всю, — настаивает Виктор, его пристальный взгляд скользит по мне. — Ты можешь оседлать меня, Катерина? Или это слишком больно?
— Может быть, потихоньку, — уклончиво отвечаю я и спрашиваю себя, действительно ли я хочу это делать. Я вижу желание в его глазах, когда он видит меня обнаженной на нем, а его член упирается в мое бедро, еще одно доказательство того, как я его возбуждаю. Могу ли я быть такой уязвимой перед ним прямо сейчас? Смогу ли я вообще сделать это, когда мое тело все еще исцеляется таким, какое оно есть?
— Если ты устанешь, мы поменяемся местами, — говорит Виктор, его руки гладят мои бедра, и я киваю, внезапно затаив дыхание. Я не узнаю этого мужчину, это не тот муж, за которого я выходила замуж, и это мужчина, в которого я действительно могла бы влюбиться. Красивый, заботливый мужчина, тот, кто беспокоится о моем благополучии, кто не хочет подталкивать меня дальше моих пределов. Я бы никогда не подумала, что такая его сторона существует.
Я ахаю, когда он наклоняет свой член между моих бедер, чувствуя, как набухшая головка давит на мои складки, готовая пронзить меня. Я чувствую этот прилив потребности, воспоминание об удовольствии, которое я испытываю каждый раз, когда он трахает меня, интенсивном и всепоглощающем, и я знаю, что это так близко. Когда он начинает толкаться вверх, его руки лежат на моих бедрах, когда он медленно тянет меня вниз по всей длине своего члена, я чувствую, как это начинает наполнять мои вены, искры танцуют по моей коже, пока он наполняет меня, его член касается каждого нервного окончания, которое, как я когда-либо знала, у меня есть, и некоторых, которых у меня не было.