Украденная невеста

Первый разлад между нами, из-за того, что Катя держала Анику всегда на расстоянии, как будто девочка была признаком ее собственной неудачи. То, как изменился наш секс, став упорной гонкой за тем, чтобы снова забеременеть, вместо страстных занятий любовью, которые были раньше. Катя, отворачивающая от меня лицо, когда я пытаюсь поцеловать ее, держа ее обнаженное тело в своих руках. Катя, говорящая мне, что я никак не могу простить ей, что мой первенец не был сыном. Катя, которая не слушает, неважно, как часто я воркую и балую свою дочь, неважно, как часто я говорю ей, что обожаю Анику, потому что она во всех отношениях крошечная копия моей любимой жены. Катя, которая сейчас может думать только об одном, чтобы подарить мне сына.

Вторая беременность и чуть теплая постель. Моя жена, бережно прижимающая к себе живот, как будто она могла изменить пол ребенка, просто достаточно сильно захотев. Моя жена, которая отказывается кормить грудью вторую дочь, которую она мне дарит, и отворачивающаяся от нее.

Наша первая настоящая ссора. Крики, вопли, оскорбления, которые я унесу с собой в могилу. То, что я наговорил в страхе за своих детей, беспокоясь, что они вырастут без любящей матери. Ночью я затащил ее в свою постель и сказал ей, что если она так сильно хочет подарить мне сына, то может снова взять мой член, прежде чем будет готова к этому.

Ночь, о которой я буду сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Моя жена, не похожая на ту, на которой я женился. Более грустная, эгоистичная, меркантильная, одержимая своим телом и своей красотой и сохраняющая их, несмотря на ее настойчивое желание подарить мне еще детей. Сын, в котором, признаюсь, нуждался и я, независимо от того, как сильно я любил своих дочерей.

Ее любовь ко мне, угасала по мере того, как она училась любить детей, которых не собиралась мне дарить и как отстранялась от дочек. Ее маленькие радости заключались лишь в салонах красоты, драгоценностях, и то угасали, из-за неудачных попыток подарить мне сына. Я помню ее ужас, когда некоторые другие жены моих людей, приехавшие в гости из Москвы, оступились и рассказали ей о моем бизнесе больше, чем я когда-либо хотел, чтобы она знала.

Слезы, которые она выплакала, то, как она отвернулась, когда я спросил, побагровев от ярости, планирует ли она отказаться от дома, дизайнерских платьев и драгоценностей, стекающих с каждого дюйма ее тела, поскольку она так сильно ненавидела все, что я делал.

Я вспомнил последний раз, когда я брал ее, и то, как свет играл на драгоценностях на ее безымянном пальце, огромном бриллианте, с которым я просил ее выйти за меня замуж, и двух кольцах, которые я подарил ей на рождение наших дочерей. Все это разозлило меня. Я удерживал ее руку, желая сорвать бриллианты с ее пальца. Грубость тоже что-то пробудила в ней, какие-то эмоции, которых я давно от нее не испытывал, и она трахнула меня в ответ так, как не трахала раньше. Благодарный просто за то, что снова почувствовал что-то помимо вялой печали или надутых губ от моей жены, я не придал этому значения.

Я держал ее в своих руках и наслаждался ощущением ее тела, как раньше. Ее сладкие, горячие объятия, мягкость ее полных грудей и пышных бедер, изгибы, которые она так ненавидела и которые я любил чувствовать под собой, обернутыми вокруг себя. Когда мы закончили, она сонно прошептала рядом со мной, что, возможно, у нас родился сын.

А потом я уехал на месяц в командировку в Россию.

В следующий раз, когда я увидел ее, это было в ванной наверху, кровавая вода выливалась на мраморный пол, ее лицо было бледным и неподвижным, руки раскинуты.

Во сне я слышу, как снова выкрикиваю ее имя. Я вижу, как несусь через ванную, поскальзываюсь в воде на полу и тяжело падаю на колени, протягивая руки к своей жене. Я снова в своем собственном теле, вытаскиваю ее из ванны на руки, целую ее, пытаюсь дышать за нее, зову ее по имени. Пытаюсь вернуть ее.

Во сне я не вижу коробки на столешнице или продолговатой пластиковой формы рядом с ней. Я не держу ее в руке и не вижу то, что превратило мое сердце в камень. Я не вижу ничего, кроме своей жены, окровавленной и мертвой у меня на руках. Я ничего не чувствую, кроме огромной уверенности, что кто-то, должно быть, убил ее, что это чья-то вина. Что моя жена не могла покончить с собой, как трусливая сука.

Во сне никто не врывается на звук моих криков. Никто не пытается вырвать Катю из моих рук, не утешает меня и не говорит, что это, должно быть, самоубийство, что никакого взлома не было, никаких признаков присутствия кого-либо еще, что даже самый лучший из убийц не мог не оставить абсолютно никаких следов.

Во сне я остаюсь один, слезы текут по моему лицу впервые в моей взрослой жизни, когда я баюкаю тело моей жены в своих объятиях, мои глаза плотно закрыты, я шепчу ее имя. Умоляю ее вернуться ко мне. Говорю ей, что я заглажу свою вину перед ней, что я все изменю, что я буду таким, каким ей нужно, чтобы я был. Если бы только она вернулась ко мне.

На краткий миг мне кажется, я чувствую, как она шевелится. Мне кажется, я слышу, как она шепчет мое имя, но я слышу не голос Кати. Я открываю глаза, и я вижу бескровное тело Катерины с бледным лицом, ее безвольное тело в моих руках, усеянное тысячью порезов.

Моя вторая жена, такая же мертвая, как и первая.

Еще одна женщина, которую я подвел.

Она открывает свои холодные, мертвые глаза и шепчет мое имя.

ВИКТОР

Я резко выпрямляюсь в постели, задыхаясь. Прошло много времени с тех пор, как мне снились подобные кошмары. Бодрствующая жизнь Пахана дает достаточно пищи для кошмаров. Они редко снятся мне во сне. Фактически, за исключением первых месяцев после смерти Кати, известно, что у меня их вообще не было.

Но, я полагаю, сейчас все по-другому.

Я провожу рукой по лбу, вытирая холодный пот. В комнате темно, тесно и жарко, несмотря на холод, и я откидываю одеяло, соскальзываю с кровати и направляюсь к двери, даже толком не зная, куда иду. Я говорю себе, что иду на кухню за стаканом воды, но вместо этого ноги ведут меня в другом направлении. Дальше по коридору, в комнату Катерины.

В комнату моей жены.

Я говорю себе, что зайду только проверить, как она, что я хочу сам убедиться, что сон был всего лишь сном. Что она жива, крепко и безопасно спит в отведенной ей комнате, что завтра я начну процесс выяснения, как перевести нас в новый безопасный дом, и все будет хорошо.

Моим глазам требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте в ее спальне. Я вижу ее стройную фигуру под одеялом, так непохожую на Катю. Разница, которая мне нравится, потому что это означает, что я не думаю о своей первой жене, когда я в постели со второй, и когда я это делаю, это не для того, чтобы сравнивать их типажи.

Мне нравится, какой нежной кажется Катерина в моих руках, какой хрупкой. Мне нравится ее маленькая грудь и маленькие твердые соски, узкий изгиб ее талии, то, как я могу сжать ее бедра в своих руках. Углы ее лица, ее широко раскрытые глаза. Все в ней заводит меня, заставляет меня дико возбуждаться так, как я и не подозревал, что могу еще чувствовать. Возможно, она и не растопила мое сердце, но она пробудила во мне жар, который я считал одинаково мертвым. Первая версия так долго была заморожена, что ничто не могло ее изменить. Не после того, что я видел. Не после того, что произошло.

Я не могу пройти через это снова. Я не буду.

Я медленно подхожу ближе к кровати, чтобы разглядеть очертания ее лица в прохладной темноте. Она издает тихий звук во сне, и я замираю на месте, чувствуя, что становлюсь еще тверже. Мой член напрягся от одного взгляда на ее очертания в постели, ноющий после стольких дней вдали от нее. Этот тихий сонный стон посылает новый прилив крови к моему паху, боль пронзает меня, когда я смотрю вниз на свою жену. Я хочу ее. Я знаю, что сейчас она считает себя менее красивой, я вижу это в ее глазах, в том, как она отстраняется и не встречается со мной взглядом, когда я смотрю на ее обнаженное тело. Я вижу, как она думает о шрамах, которые останутся, о том, как изменили ее те два монстра в сарае, что она никогда больше не будет той женщиной, на которой я женился. Но ничто из тех травм не изменило того, как сильно я хочу ее. Когда я смотрю на нее, я не вижу ничего, кроме той же самой красивой женщины, которая довела меня почти до безумия желанием, разочарованием и потребностью.