Серый Человек

— Гордитесь собой, не так ли?

— Как только мы заметим вас, то устремимся со всех сторон. В Париже у меня почти столько же пушек, сколько и зорких глаз.

— Тогда мне повезло, что я не в Париже.

Ригель помедлил. Когда он снова заговорил, его тон изменился.

— Я хочу, чтобы вы знали: смерть Филиппа Фицроя была прискорбным инцидентом. В то время меня не было в замке, иначе этого бы не случилось.

— Не старайтесь очаровать меня вашим профессионализмом. Это не спасет вас, когда я приду. Вы с Ллойдом оба покойники.

— Вы продолжаете любезно напоминать об этом. Но вам следует знать, что я вернул телефон, который сэр Дональд взял у охранника. Ваш источник информации внутри замка был ликвидирован.

Корт промолчал.

— У вас мрачные перспективы, друг мой.

— Да. Может быть, я просто отступлю в сторону. Оставлю это дело.

Ригель немного подумал.

— Мне так не кажется. Когда вы повернули на юг и отправились в Женеву, мне показалось, что вы решили выйти из игры. Но нет: вы такой же охотник, как и я. Это у вас в крови, не так ли? Вы не можете повернуть обратно. У вас есть цель, которую вы преследуете, и это смысл вашего существования. Без таких мишеней, как я и Ллойд, вы были бы пропащей душой. Утром вы никуда не уйдете; нет, вы придете за нами и умрете по пути. Вы должны это понимать, но вы скорее готовы умереть в погоне за добычей, нежели отказаться от охоты.

— Вероятно, мы сможем заключить альтернативное соглашение.

Ригель улыбнулся.

— Ага, теперь мы подходим к причине вашего звонка. Значит, дело не только в светской болтовне. Слушаю вас с интересом, мистер Джентри.

— Вы потеряете контракт. Через семь часов, когда я по-прежнему буду жив, Абубакир отдаст сделку по природному газу вашему конкуренту и раскроет всю информацию о «Лоран Групп», которую он имеет против вас. Вам этого не избежать. Но если вы отпустите девочек вместе с матерью, если вы доставите их в безопасное место, то завтра утром, когда я появлюсь после дедлайна, я убью Ллойда, — сделаю за вас вашу работу, — но пощажу вас.

— Пощадите меня?

— Даю слово.

— Я всегда представлял вас в образе карикатурного хищника. Ловкий убийца, не более того. Но на самом деле вы умный человек, правда? При других обстоятельствах мы могли бы подружиться.

— Вы заигрываете со мной?

— Не смешите меня, Джентри. Но завтра я посмеюсь от души, когда буду стоять над вашим телом, очередным трофеем для мой витрины.

— Вам бы следовало рассмотреть мое предложение.

— Вы переоцениваете свою переговорную позицию, сэр. Мы получим ваш труп в течение часа.

Последовала небольшая пауза.

— Что ж, можете надеяться на это. Советую хорошо выспаться, мистер Ригель.

— Я еще немного обожду со сном. Я ожидаю добрых вестей от моих помощников в Париже. Bon soir,[17] Корт.

— A bientot[18], Курт.

— Только еще одно, мистер Джентри. Удовлетворите мое профессиональное любопытство. Киев… это были не вы, правда?

На линии наступила мертвая тишина, и Ригель зябко передернул плечами от холодного ветра, внезапно налетевшего с побережья, в четырех километрах к северу.

Глава 28

Наблюдателю было скучно, но он привык к скуке. Он провел двенадцать часов на углу одного и того же перекрестка и выпил эспрессо в трех разных кафе: первые два раза за уличными столиками ярким утром и серым холодным днем, а в третий раз — внутри, за столиком у окна, когда последнее дневное тепло исчезало с мостовых и тротуаров.

В девять вечера он переместился в свой автомобиль, маленький «Ситроен», стоявший у паркомата, который он регулярно подкармливал мелочью, словно голодного домашнего любимца.

Но наблюдатель был профессионалом, и скука не влияла на его внимательность. Он оставил двигатель включенным ради тепла, но не включил радио; его слух при слежке часто оказывался не менее важным, чем зрение. Работающее радио притупило бы остроту его чувств, необходимую для того, чтобы распознать незнакомого человека в проходившей мимо многотысячной толпе.

Он не имел понятия о масштабе операции, но знал свою роль. Эта роль заключалась в статичном наблюдении. В отличие от других агентов из его подразделения, он не был приставлен к месту, где мог находиться известный сообщник преследуемого. Его задачей было общее наблюдение в одном из узловых пунктов с большой пешеходной проходимостью. У него была фотография нужного человека, и он провел целый день, стараясь сопоставить старый маленький снимок с живой, дышащей и движущейся целью, обученной методам противодействия слежке, и, без сомнения, пытавшейся затеряться в толпе прохожих.

Но наблюдатель сохранял оптимизм, иначе его работа потеряла бы смысл. Он знал, что любое сомнение в своих способностях лишит его той сосредоточенности, которую он должен был сохранять в своей маленькой миссии.

Наблюдатель не был убийцей. Когда-то давно он служил полицейским в Ницце, потом какое-то время работал во французской контрразведке как агент внешнего наблюдения, следя за русскими или другими шпионами в составе мобильных групп уличных наблюдателей, принадлежавших к низшему звену разведывательной структуры. Недавно он пробовал себя в роли частного сыщика в Леоне, но теперь в основном исполнял поручения Ригеля в Париже. В континентальной Европе всегда существовала необходимость кого-то выслеживать, и этот наблюдатель обычно работал в команде. Хотя он был старше большинства остальных наблюдателей, у него не было лидерских качеств. Когда он был трезв, то работал лучше других, но время от времени он напивался, поэтому на него нельзя было полагаться в долгосрочной перспективе. Впрочем, сегодня он оставался трезвым, как стеклышко.

Наблюдатель в тысячный раз посмотрел на фотографию, которую он держал в руке. Для него не имело значения, что сделало это лицо или какая участь его ожидает после того, как его заметят.

Лицо было не человеком, а просто объектом.

Лицо не было живым; оно не дышало, не думало, не чувствовало, не страдало и не любило.

Лицо было просто объектом, а не человеком.

Распознание объекта в полевых условиях приносило премию от Ригеля. Оно не вызывало у наблюдателя ни малейшего чувства вины или раскаяния.

В половине второго ночи наблюдатель помочился в пластиковую бутылку, не уронив ни капли и ничуть не стесняясь своего поступка в окружении красивых людей, беспечно проходивших в нескольких футах от него по бульвару Сен-Жермен. Он плотно завинтил крышку, бросил теплую бутылку на пол и поднял голову как раз в тот момент, когда в неверном свете уличного фонаря появился мужчина. Он двигался вместе с группой прохожих, но наблюдатель почему-то сразу выделил его среди остальных. Он был моложе других, не имел пары, как большинство из них, а его костюм выглядел несообразно по сравнению с их менее официальными нарядами. Человек в «Ситроене» заметил мужчину, когда тот находился примерно в двадцати пяти метрах от него. Когда он подошел ближе, его очки, гладко выбритая голова и общие черты лица вошли в фокус.

Наблюдатель не пошевелился, лишь мельком взглянул на мятую и влажную фотографию, по-прежнему сжатую в руке, и перевел взгляд на фигуру, приближавшуюся в ночном тумане.

Возможно. На пятнадцати метрах наблюдатель прищурился; ему показалось, что он различил легкую хромоту. Да, этот человек берег правую ногу. Говоривший по-французски англичанин, регулярно выходивший на связь в течение всего дня, сообщил ему, что объект слежки мог быть ранен в бедро.

Да. Когда объект максимально приблизился к «Ситроену», оставаясь примерно в пяти метрах от автомобиля, наблюдатель заметил два характерных признака, закрепившие его уверенность в том, что его двенадцатичасовое бдение окупилось с лихвой. Лицо мужчины слегка искажалось от боли каждый раз, когда он наступал на правую ногу.

17

Спокойной ночи (фр.).

18

До скорой встречи (фр.).