Серый Человек

Проблеск металла взлетел в воздух и резко опустился. Сабельный удар по фигуре, распростертой внизу. Даже через мощный снайперский прицел Джентри не мог сказать, был ли лежавший человек жив или мертв, когда клинок врезался в его тело.

На его скулах заходили желваки. Сам Джентри никогда не был американским солдатом, но он был американцем. И хотя он был никак не связан с вооруженными силами США и не имел перед ними никакой ответственности, годами наблюдаемые телевизионные кадры таких зверств, одно из которых сейчас разворачивалось перед ним, одновременно внушали отвращение и раздражали его до пределов выдержки, которая была почти безграничной.

Мужчины вокруг вертолета дружно заулюлюкали. В колышущихся волнах жара, поднимавшихся от сухой земли между его наблюдательным пунктом и местом крушения, ему понадобилось несколько секунд для осознания происходящего, но вскоре он распознал причину злобного веселья убийц, собравшихся вокруг вертолета.

Ублюдки радостно плясали над трупами.

Джентри убрал палец с предохранителя громадной винтовки и прикоснулся кончиком пальца к гладкому спусковому крючку. Лазерный дальномер подсказывал ему расстояние до цели, а небольшая группа холщовых шатров между ним и танцорами, хлопала под порывами жаркого бриза и давала ему представление о поправке на ветер.

Но у него хватало ума не открывать огонь. Если он сейчас зарядит «Барретт» и нажмет на спусковой крючок, то конечно, убьет пару-другую этих говнюков, но весть о снайпере моментально распространится по этому сектору, и тогда вокруг станет так жарко, что каждый половозрелый мужчина с оружием и мобильным телефоном будет у него на хвосте, прежде чем он успеет преодолеть оставшиеся пять миль до места эвакуации. Тогда эвакуационная группа будет отозвана, а ему придется самостоятельно выходить из зоны поражения.

Нет, сказал себе Джентри. Жалкое возмездие было бы справедливым, но оно поднимет такую бурю дерьма, с которой он не готов управиться.

Джентри не был игроком или азартным человеком. Он был частным убийцей, наемным бойцом, контрактным оперативником. Он мог разнести в клочья полдюжины этих мерзавцев быстрее, чем зашнуровать собственные ботинки, но он понимал, что возмездие будет иметь свою цену.

Он сплюнул перед собой вязкой смесью слюны и песка и повернулся, чтобы убрать снайперскую винтовку обратно в футляр.

Съемочная группа из «Аль-Джазиры» тайно пересекла границу Сирии еще неделю назад с единственной целью: заснять очередную победу «Аль-Каиды» в западном Ираке. Видеооператор, звукооператор и репортер/продюсер двигались по маршруту террористической организации, ночевали в ее убежищах вместе с членами террористической ячейки и засняли пуск ракеты, попадание ее в «Чинук» и огненный шар, упавший на землю.

Теперь они вели съемку ритуального обезглавливания уже мертвого американского солдата. Мужчины средних лет с нашивкой на бронежилете, на которой от руки было написано: «Филиппс — Национальная гвардия Миссисипи». Никто из съемочной группы не говорил по-английски, но они договорились между собой, что записали на пленку уничтожение элитной группы коммандос ЦРУ.

Традиционное прославление Аллаха продолжилось танцем боевиков и выстрелами в воздух. Хотя в ячейке «Аль-Каиды» насчитывалось шестнадцать человек, теперь перед дымящимся металлическом корпусом выстроилось более тридцати вооруженных мужчин. Оператор навел камеру на моктара, местного вождя, пляшущего в центре торжества. Поймал его точно в кадр, в длинном белом балахоне, ярко контрастировавшем с черным дымом на фоне остатков вертолета. Моктар перепрыгнул на одной ноге через обезглавленного американца и взмахнул в прыжке рукой с окровавленным ятаганом.

Это был кассовый снимок. Оператор улыбнулся, изо всех сил стараясь сохранять профессиональный вид и не следовать ритму пляски во славу Аллаха, делам которого он был свидетелем вместе со своей камерой.

— Аллаху акбар! — вскричал моктар вместе с остальными. «Бог велик!»

Он восторженно прыгал вместе с иностранцами и ухмылялся в густую бороду, глядя на сожженный и окровавленный кусок мертвого американского мяса, лежавший в пыли у него под ногами.

Команда «Аль-Джазиры» тоже разразилась восторженными криками. И оператор снимал все это недрогнувшей рукой.

Он был профессионалом; объект съемки находился в центре, камера не дрожала и не отклонялась в сторону.

По крайней мере, до того момента, когда голова моктара дернулась в сторону и взорвалась, словно раздавленная виноградина, расплескивая кровь, ткани и костные фрагменты.

Тогда камера тоже дернулась в сторону.

Джентри не смог совладать с собой.

Он посылал пулю за пулей в толпу вооруженных мужчин и одновременно проклинал себя за недисциплинированность, так как понимал, что пускает насмарку свой рабочий график и операцию в целом. Он не слышал собственных проклятий. Даже с ушными затычками, рев «Барретта» был оглушительным, когда он последовательно выпускал тяжелые пули, а вторичная отдача от дульной вспышки взметала вокруг него песок и мелкий мусор, оседавший на лицо и руки.

Когда он сделал паузу, чтобы зарядить вторую обойму, то быстро оценил ситуацию. С точки зрения ремесла, он совершил глупейший поступок, какой только можно было сделать, фактически прокричав боевикам, что их смертельный враг находится совсем рядом.

Но, черт побери, если это не казалось правильным решением, то что? Он снова приложил длинную винтовку, буквально дрожавшую от упругой отдачи, к изгибу плеча, посмотрел в оптический прицел и продолжил нести возмездие. Через мощный прицел он увидел, как части тела разлетаются в воздухе, когда очередная пуля прошила середину туловища очередного боевика в черной маске.

Это была просто месть, и не более того. Джентри понимал, что его поступки мало что меняют в общем раскладе вещей, — разве что несколько сукиных сынов переходят из плотного в жидкое и газообразное состояние. Его тело продолжало стрелять в разбегавшихся убийц, но его разум уже беспокоился о ближайшем будущем. Теперь ему не стоит даже пытаться достичь посадочной площадки. Еще один вертолет в этом районе будет слишком хорошей мишенью для выживших и озлобленных бойцов «Аль-Каиды». Нет, решил Джентри: он пойдет пешком; найдет дренажный канал или небольшой вади[1], покроет себя грязью и пустынным мусором, будет весь день лежать на жаре, не обращая внимания на голод, укусы клопов и желание помочиться.

Это будет скверно.

Тем не менее, подумал он, вставляя третью и последнюю обойму в дымившуюся винтовку, его плохое решение принесло какую-то пользу. В конце концов, полдюжины мертвых ублюдков, — это полдюжины мертвых ублюдков.

Глава 2

Через четыре минуты после заключительного снайперского залпа один из выживших боевиков «Аль-Каиды» опасливо высунул голову из дверного проема шиномонтажной лавки, где он нашел укрытие. Спустя несколько секунд, все больше убеждаясь в том, что его голова останется прикрепленной к туловищу, тридцатишестилетний йеменец вышел на улицу. Вскоре за ним последовали остальные и встали посреди бойни. Он насчитал семь трупов, судя по количеству нижних конечностей, валявшихся в кровавой жиже, и разделив это количество пополам, так как различимых голов практически не осталось.

Пятеро мертвецов были его братьями по оружию из «Аль-Каиды», включая командира ячейки и его старшего помощника. Двое других были местными.

Слева от него продолжали дымиться остатки «Чинука». Он направился туда мимо людей, прятавшихся за автомобилями и мусорными бачками. Их зрачки были расширены от потрясения. Один из местных потерял контроль над желудком и теперь извивался в пыли, как безумный.

— Вставай, дубина! — крикнул йеменец в маске. Он пнул человека в бок и пошел дальше. Четверо его коллег, прятавшихся за одним из пикапов, стояли рядом со съемочной группой «Аль-Джазиры». Оператор курил, держа сигарету в трясущихся пальцах, словно человек на поздней стадии болезни Паркинсона. Камера висела у него на боку.

1

Вади — сухоток, пересохший канал (арабск.) — прим. пер.