Страница 90 из 114
И где бы он ни останавливался, всюду видел одно и то же — ни следа людей, только шары, плывущие к морю, и факсы, уходящие в глубь материка. Всюду, где ему попадались кубики, он беседовал с их «обитателями», но они мало что могли сообщить ему. Никого не осталось, говорили они. Люди возвращались на Землю, соединялись с шарами, удалялись в заросли — так или иначе, но уходили, уходили, уходили. Какой смысл было слоняться в ожидании конца, в ожидании великого сотрясения?
Мы подавили этот мир, думал Мориси. Мы пришли в него, мы строили наши маленькие исследовательские станции, мы в изумлении смотрели на блистающие небеса и на плывущие по ним солнца, на удивительных созданий, живущих здесь. И мы превратились в жителей Медеи и превратили планету в некое сумасшедшее подобие Земли. Тысячелетие мы селились вдоль берегов — только они подходили для нашего образа жизни. Так мало-помалу мы потеряли представление о цели нашего прихода сюда, которая заключалась в одном — изучать. Но мы все равно остались. Мы просто остались. Мы губили все вокруг себя. А когда обнаружили, что все тщетно, что одно могучее движение плеч этого мира стряхнет нас, перепугавшись, мы стали уносить ноги. Грустно, подумал он. Грустно и глупо.
Он пробыл в Арке несколько дней и совершил путешествие через горячую мрачную пустыню, которая поднималась к Олимпу. До катастрофы оставалось семь недель и один день. На первой тысяче километров своего пути он по-прежнему видел стоянки факсов, медленно прокладывающих путь через Горячие Земли. Почему они позволили, размышлял он, отнять у себя мир? Ведь они могли сопротивляться. Они могли вымотать нас в первые же месяцы. Вместо этого они позволили нам расположиться среди них, позволили, чтобы мы превратили их в забаву, в рабов и лакеев. Факсы наблюдали, как мы осваивали самые плодородные участки, но что бы ни думали о нас эти удивительные существа, они держали свои мысли при себе. Мы даже не знаем, как они сами называли Медею, подумал Мориси. Это говорит о том, как мало они доверяли нам. Но они терпели нас. Почему?
Плоскогорье под ним уже пылало жаром, словно кузнечный горн, мрачное пространство было испятнано красным, желтым, оранжевым, и факсов больше не было видно. Предгорья Олимпа вспучивали пустыню. Он увидел, как черный клык вершины поднимался к тяжелому, нависшему небу, которое почти целиком заполняла масса Арго. Мориси не осмелился приближаться к горе. Святыня факсов сулила опасность. Бешеные горячие потоки воздуха могли подхватить его флиттер и швырнуть вниз, будто бабочку; а он еще не готов был к смерти.
Он снова повернул на север и через пустынные бесплодные места двинулся к полярным районам, углубляясь в сердце континента. Он увидел Кольцо-Океан, извивающееся как гигантская змея, силящаяся проглотить мир, и рывком поднял флиттер как можно выше, почти до предельной высоты, чтобы охватить взглядом как можно больше пространства Дальнего Края, где текли белые реки СО2, наполняя своим дыханием атмосферу, а в долинах лежали озера сжиженного газа. Когда-то он сопровождал сюда партию геологов, и ему показалось, что это было тысячелетия назад. С какой серьезностью наносили они линии разломов, исследуя следы, оставленные землетрясением! Будто это могло отсрочить смертный приговор, висящий над колонией. Но стоит ли сетовать? Да, они стремились к чистому знанию. Как мало оно значило для него сегодня! Конечно, тогда он был куда моложе. Это было вечность назад. Можно считать, в другой жизни. Мориси планировал полет к Дальнему Краю, чтобы сказать последнее прости тому ученому, которым он был когда-то, но отказался от своего намерения. Он уже попрощался.
Он развернулся на границе полярных районов и пошел на юг, к Северному мысу на восточном берегу; качнув крыльями, он заложил крутой вираж над Высокими Водопадами и приземлился в аэропорту Чонга. До катастрофы оставалось шесть недель и два дня. В этих высоких широтах двойное солнце виднелось смутно и расплывчато даже днем, а чудовищное тело Арго, висевшее на юге, казалось покрытым морщинами. За десять лет в тропиках он забыл, как выглядит небо севера. Но разве, разве он не прожил тридцать лет в Чонге? Эти годы казались ему теперь одним мгновением, словно все время сжалось в одну точку.
Пребывание в Чонге принесло Мориси еще большую боль. Слишком много ассоциаций, слишком много воспоминаний. И все же он пробыл здесь, пока не посмотрел все — и ресторан, куда они с Надей пригласили Пола и Даниел отпраздновать их свадьбу, и дом на улице Владимира, где они жили, и геофизическую лабораторию, и лыжный домик над Водопадами. Все следы прошедшей жизни.
И город, и его окрестности были совершенно пустынны. День за днем Мориси бродил по округе, вспоминая дни, когда он был молод, а Медея полна жизни. Как прекрасно было здесь! Да, со временем произойдет катастрофа — все знали день, с точностью до часа, но никого это не волновало, кроме одержимых и психопатов, потому что все были заняты жизнью. И вдруг все прозрели — и все изменилось.
В Чонге Мориси не искал и не включал кубики. Сам этот блистающий город с его плоскими термокрышами был для него одним большим кубиком, оплакивавшим сказку его юности. И когда он больше не мог этого вынести, он двинулся к югу по дуге вдоль восточного берега. У него оставалось еще четыре недели и один день.
Его первой остановкой был Остров Сосредоточения, откуда отправлялись те, кто хотел посмотреть фантастические в своей причудливости ледяные скульптуры Дальнего Края. И сюда приехали четверо новобрачных, и было это миллиард лет назад, и они здесь обнимались и хохотали, глядя на ледяное чудо, сотворенное природой. Мориси было подумал провести ночь на острове, но через час покинул его.
Он летел по направлению к субтропикам, и природа здесь становилась все пышнее. Снова он видел цепочки шаров, позволявших уносить себя в океан, и вереницы факсов, медленно прокладывавших путь в глубь материка.
Оставалось три недели, два дня и пять часов. Плюс-минус минуты.
Он летел низко, почти над головами факсов. По пути они продолжали свои брачные игры, и это упорство перед лицом катастрофы удивило его. Неужели дело только в неодолимом зове природы, который заставляет факсов искать друг друга? Сколько шансов на жизнь у зачатого сейчас потомства? Не лучше было бы матерям перед лицом бедствия знать, что чрево их пусто? И все же Мориси не видел в этом смысла.
И тут ему показалось, что он прозрел. Он впервые понял то, что было для него непонятно в поведении обитателей Медеи. Их сдержанность, их мягкость, их терпимость по отношению к тем, кто нарек их мир Медеей. Конечно, они должны продолжать свою жизнь перед лицом надвигающейся катастрофы. Они жили в ожидании ее, она не была для них катастрофой. Для них это было моментом очищения, святой минутой. Ему захотелось обсудить свое открытие с Динувом. Он испытал искушение тут же развернуться и направиться к Арговью, чтобы разыскать старого факса и проверить только что родившееся предположение. Но нет, не сейчас. Первым делом в Порт-Медею.
Когда шло освоение, восточный берег заселялся одним из первых, и плотность построек здесь была особенно высока. Первые две колонии — Тачдаун и Медея-сити — давным-давно срослись и, расползаясь, включили в себя третий город, Порт-Медею. Еще издали Мориси увидел гигантский полуостров, на котором раскинулся Порт-Медея и его пригороды; он ощущал тепловые потоки, потряхивавшие его маленький флиттер, когда направлялся к огромному уродливому бетонному мегаполису.
Динув был прав. В Порт-Медее в самом деле стояли четыре звездных корабля, стоимость которых было трудно определить. Почему их никто не использовал во время исхода? А может, они были оставлены для тех, кто ушел к факсам или шарам? Он никогда этого не узнает. Мориси поднялся в один из кораблей и сказал:
— Оперативная готовность.
— К вашим услугам, — ответил ровный механический голос.
— Представьте данные о состоянии корабля. Готовы ли к полету на Землю?
— Полная заправка. Полная готовность.