Маленькая скандальная история

Внутри все екает и падает одновременно. Потому что это точно он. Потому что события идут по зацикленному кругу.

Придав лицу непреклонное выражение, я иду открывать. Я бы хотела сказать, что помимо желания поскорее выставить Антона вон, ничего не испытываю, но это было бы враньем. Есть и обида на него и волнение, и любопытство, и злость, и даже легкое ожидание. А вдруг ему удастся сказать что-то, что сумеет его оправдать?

— Привет. — Нахмурившись, Антон дергает челюстью. — Поговорим?

— О чем? — сухо уточняю я и машинально скрещиваю руки на груди, занимая оборонительную позицию.

— Почему ты меня заблокировала, еще и послав предварительно?

— Ты смеешься? — Я саркастично фыркаю. — Считаешь, что не заслужил?

Шумно вздохнув, он задирает голову к потолку и трет лицо. Мол, что с тобой сложно-то так? С вами со всеми?

— Ксюш, у меня сейчас довольно трудный период, и я немного не в себе. Каждый день с утра до вечера на меня льется поток обвинений и ненависти. Вероника то плачет, то набрасывается на меня с кулаками… У любого нервы сдадут.

Я непроизвольно отшагиваю назад, чтобы не дать этим далеко не новым оправданиям себя поколебать. Хотя про сдавшие нервы Антон вряд ли преувеличивает, потому что после виртуального столкновения с его женой меня и саму прилично трясло.

— А со стороны все выглядит так, будто все что тебя заботит — это ты сам. Именно так ты себя ведешь. Когда ты фактически послал меня разгребаться с угрозами твоей жены одной — чего ждал в ответ? Что я снова буду безропотно отрабатывать роль влагостойкой жилетки, пока ты ищешь лазейку с вернуться к ней?

— Я не собираюсь возвращаться к Веронике! — раздраженно рявкает Антон. — Если бы хотел — мог бы не съезжать. Она готова принять меня в тот же день, как все выяснилось.

Больно прикусив губу, я смотрю в сторону, осмысливая услышанное. Съехал и не собирается возвращаться, хотя мог бы? Кто из них врет: он или Вероника? Она-то заявляла, что рада избавиться от такого никчемного дерьма. Хотя то, что она способна на ложь — я уже знаю. А если лжет Антон — то для чего? Правда ведь все равно рано или поздно узнается.

— Если ты и съехал, то только потому что пожил в упреках и знаешь, как это херово — когда тебя каждый день тычут носом в вину, — тихо говорю я, изо всех сил отказываясь капитулировать. — И дело тут совершенно не во мне. Потому что было бы оно во мне, ты бы вел себя иначе. Не отталкивал бы, не отстранялся, а проживал все трудности со мной вместе. Я бы могла оказать тебе всю поддержку мира, если бы понимала ради чего. Но ты ни разу не сказал: «Ксюш, потерпи. Я делаю это ради тебя»…

— Ксюш, потерпи, — перебивает Антон. — Я делаю это ради тебя. Всю свою жизнь перекраиваю ради того, чтобы быть с тобой.

Я обессиленно опускаю голову, потому что знаю — как только впитаю эти слова головой и сердцем, сдамся. Потому что Антон сказал именно то, что я хотела услышать. И потому что он только что вручил мне кубок ответственности, который я не могу легко вышвырнуть. Он перекраивает всю свою жизнь ради того, чтобы быть со мной.

61

— А ну-ка отдыхай, пожалуйста! — строго говорю я, пресекая попытку мамы подняться из-за стола, чтобы сделать чай. — Я сама. Тебе с молоком или с лимоном?

— С лимоном. — Она послушно откидывается на кушетку и трет виски.

Длительный курс медикаментов заметно ее измотал. Если раньше, будучи в гостях, я принимала ее заботу как само собой разумеющуюся, то сейчас стремлюсь заботиться сама. То время, когда я с ужасом думала, что могу ее потерять, многое расставило по своим местам.

— Как дела на работе? — Мама подносит чашку к губам и морщится — слишком горячий. — Налаживается понемногу? Помню, что первое время ты была недовольна.

Я отмахиваюсь.

— Да, в порядке все. Когда перестала тосковать по прошлой работе, все оказалось не таким уж и плохим.

— Я рада. А с Антоном у вас как?

То, что мама по-прежнему одобряет мой адюльтер, все так же вызывает во мне раздражение. Знает ведь, что мужик женат и не развелся. Ладно я, дура, скачу по одним и тем же граблям и никак не найду в себе силы спрыгнуть — то ли силы воли не хватает, то ли чувства собственного достоинства. Но мама-то? Может, поэтому и не хватает, впрочем. Потому что маме даже в голову не приходит сказать своей единственной дочери, что она достойна гораздо большего, чем быть любовницей.

— С ним все нормально, — говорю я, просто ради того чтобы ответить. Отчитывать маму в ее состоянии точно не планирую.

Хотя как обстоят наши дела с Антоном, я и себе затрудняюсь ответить. В последний раз мы виделись три дня назад, но активно созваниваемся и переписываемся. Чувствуется, что он подавлен, но держится неплохо. Вчера вечером, когда мы созванивались по видеосвязи, он был в новом офисе. Видно, работа его отвлекает.

Я плохо понимаю, как себя вести в сложившейся ситуации и не придумала лучшего, чем сказать Антону, что в случае необходимости я всегда готова выслушать. Хочет поговорить о том, как сложно дается ему развод — пусть делает это сам.

После безвкусной передачи о семейных скандалах я прощаюсь с мамой и еду домой. По пути звоню Антону. По моим расчетам у него как раз должна закончиться встреча с прорабом. Теперь за неимением потребности скрываться, я набираю ему сама.

— Привет! — бодро говорю я, выглядывая в окно такси. — Как дела, как настроение?

— Привет. Вообще без сил, если честно. Вот думаю, заехать куда-нибудь перекусить. А то у меня холодильник пустой.

— Так ничего и не купил? — фальшиво смеюсь я, памятуя о том, что тоже самое Антон говорил вчера. — У тебя же супермаркет рядом с офисом.

— Забыл. Еще не появилась такая привычка.

Во мне вновь борются два противоположных желания: отвесить ему пендель за то, что пытается выглядеть бездомным котиком, и пожалеть. Думаю, Антон не врал, говоря, что вступал в брак с мыслью о бесконечности. С Вероникой он прожил фактически половину своей жизни и явно не научился существовать сам по себе. То есть сейчас он действительно переживает травмирующий опыт.

В сотый раз запихав подальше свое сучье альтер-эго, я предлагаю ему приехать ужинать ко мне. Сегодня утром я как раз приготовила целое ведро божественного картофельного пюре с мясным гуляшом. Кому-то да нужно это есть.

Антон говорит, что будет минут через сорок, и в итоге мы сталкиваемся в подъезде.

— Хорошо выглядишь, — слабо улыбнувшись, сообщает он.

Вернуть комплимент при всем желании не получается, ибо выглядит он загнанным и уставшим. Отперев квартиру, я сразу же несусь на кухню. Мужик же голодный пришел, ну? Еще и уставший и расстроенный. Надо срочно его спасать.

После плотного ужина и плохо клеящегося разговора мы перемещаемся на диван. На секс по причине недееспособности одного из участников рассчитывать не приходится, поэтому я целомудренно включаю телевизор.

— С утра до ночи на ногах, — устало сетует Антон, откинувшись на изголовье. — Хреновая из меня компания. Извини.

— Все нормально, — успокаиваю я и, коварно хихикнув, протягиваю ему ноги. — Давай ты в качестве извинений их помассируешь.

Усмехнувшись, Антон послушно обхватывает мои ступни и начинает мять. Прикрыв глаза, я даже немного постанываю от удовольствия. Пусть секса у нас сегодня и не будет, но свой оргазм я с большой вероятностью получу.

— Если бизнес вдруг прогорит — можешь стать успешным массажистом, — бормочу я, расплывшись по дивану. — Мне кажется, у тебя…

Чудовищный грохот заставляет меня открыть глаза и испуганно уставиться перед собой. Кажется, будто совсем рядом раздался взрыв или рухнуло многоэтажное здание.

— Что это? — шокировано спрашиваю я, находя взглядом Антона.

В ту же секунду грохот повторяется вновь, и тогда меня осеняет. Это не взрыв и землетрясение. Это чем-то тяжелым бьют в мою дверь с намерением ее вынести.

Версии о том, кому такое могло понадобиться, с перепугу приходят смехотворные. Ворам? Аль-Каиде? Соседке, которая вечно ругается, что я выставляю в подъезд пакет с мусором?