Странная дружба

На второй нижней кровати уже сидел толстый парень, а обе верхние заняли чем-то похожие долговязые светловолосые парни в тёмных спортивных костюмах. Может быть братья.

— Б…, я думал ё…ся в этом автобусе, — сообщил тот, что расположился над лохматым.

Он запихнул под голову подушку и вытянул ноги в бело-синих носках почти до самой косой спинки. Кстати, упасть ни ему, ни его «брату» с верхотуры не грозило — ненавязчивой трапецией по бокам обеих кроватей возвышались небольшие ограничители.

— Чё, кормить когда будут? — вторил ему второй со своего места, оглядываясь по сторонам, будто ожидая, что еда выплывет прямо из бежевых стен.

Максим своим расположением был весьма удовлетворён — с его кровати было сразу видно пространство комнаты и входную дверь. А вот со стороны двери его видно сразу не было — одиночная кровать располагалась чуть наискосок, поэтому вошедшему сразу хотелось смотреть на двойные «постройки» из-за их размера и скученности. И не обращать внимания на одинокое пристанище в углу.

Поэтому, наверное, вожатый, появившийся в двери, преувеличенно бодро махнул рукой именно в тот угол.

— Ребят, идите сюда! — высоковатым голосом велел он.

Ребята стали перемещаться к вожатому. Максим тоже подошёл.

— Меня зовут Саша, ко мне на ты, — представился вожатый. — Вы теперь девятый отряд, давайте познакомимся, — почти без пауз отрапортовал Саша и первым посмотрел на Максима.

Тот представился, и вожатый сразу перевёл взгляд на долговязого парня слева.

— Даня.

— Вадим, — лохматый тоже обрёл имя.

— Олег, — «брат» Дани при ближайшем рассмотрении оказался и не братом — сходство в лицах у них полностью отсутствовало.

— Дима, — последним представился толстый.

— Хорошо, — кивнул вожатый, судорожно запоминая имена подопечных и от того забывая их в мгновение ока. Он и сам не ожидал, что будет так нервничать от простой встречи с шестнадцатилетними пацанами. Но пацаны, как оказалось, мало чем отличались от него, двадцатидвухлетнего. Ему бы в первый год отряд помладше — он и сам настраивался на десятилеток. Но к ним поставили ещё более юных вожатых. Так что стараясь настроить себя на взрослый лад, Саша торопливо отрапортовал:

— Сейчас строимся на линейку, а потом я вам всё здесь покажу.

Он развернулся и пошёл через предбанник на улицу. И немало обрадовался, когда услышал нестройные шаги за спиной. Его послушались, а значит первую победу он уже одержал.

Площадка для построения не была такой уж большой и всё равно оказалась в состоянии вместить в себя все вновь прибывшие лагерные отряды. Их девятый прибыл почти последним — ждали только самый старший, десятый. Который, возможно на правах старшего, не торопился.

Максим от нечего делать стал осматривать неровные ряды по краям асфальтового поля.

С самого края гужевались пятиклашки, шумя и пихаясь. И не представляя особого интереса — что интересного может вытворить младший отряд? Ну, если ты, конечно, не вожатый этого отряда.

Отряды постарше вели себя спокойнее — девушек пропустили вперёд и те теперь, недовольно переминаясь с ноги на ногу, о чём-то переговаривались друг с другом.

Максим зацепился взглядом за одну из них. Если не знать, то можно принять её за пятиклашку, ошибочно отбившуюся от своих — настолько она была небольшого роста. Хотя, наверное, только подслеповатый мог не знать, что пятиклассницы обычно не отличаются особым телесным рельефом — если они, конечно, не героини аниме.

А эта была вполне реальной. И одетой не как пятиклассница — та стайка девочек предпочитала яркие заколочки, туфли с милыми перепонками и лёгкие платица, в которые их одевали ещё дома. Эта же была в короткой джинсовой юбке и светло-бежевой футболке с поблёскивающим в солнечных лучах загадочным принтом. Стояла она чуть впереди от основного строя, скрестив не слишком длинные ноги и периодически перекатываясь на рёбра стоп, напрягая, видимо, крепкие сухожилия. Была она примерно по плечо основному «составу» — и это только девушкам — но, судя по независимому виду и ровной спине, её это не сильно волновало. В ожидании торжественной речи она ни с кем не разговаривала, а, как и Максим, оглядывалась по сторонам.

У неё были тёмные волосы, отливающие серебром, если она поворачивала голову. И та странная стрижка, когда у лица волосы длинные, а сзади — короткие, и линия волос образовывает что-то вроде треугольника. Максим успел рассмотреть, пока девушка отвернулась к пустующей пока сцене с установленной на ней длинным микрофоном.

Несколько раз она пересекалась взглядом и с Максимом — и тот мог окончательно убедиться, что это не приблудившаяся малолетка, а вполне себе его ровесница — у малолеток не бывает обычно таких острых глаз, да и лица больше округлые. А у этой уже какое-то по взрослому рельефное — с острыми скулами, высокой переносицей и впалыми щеками. А вот фигура, напротив, обладала мягкостью и резкими перепадами между грудью и бёдрами. Да и ноги были хорошо очерчены, как у спортсменки. Плохим зрением или отсутствием наблюдательности Максим никогда не страдал.

На его лице взгляд девушки так ни разу и не остановился, только проскальзывал, словно по неинтересной картине. Да и вообще облик её транслировал такую независимость, что за всю смену она наверняка заговорит с кем-нибудь, только если её начнут пытать.

Общий ненавязчивый гомон проредился сухим близким стуком. Максим инстинктивно повернулся. Рядом с их отрядом строился последний, опаздавший. И ближе всех к нему оказалась высокая блондинка, которая усиливала свой рост ещё и тонкими, как гвозди, каблуками — это они процокали по ровному асфальту. Короткие шаги заставляли длинную светло-розовую юбку с узкими складками развеваться у самого подола. А белая блузка, казалось, отражала слепящий солнечный свет. Длинные волосы был собраны двумя прядками за ушами и подколоты заколкой в виде металлического красного бантика. Так волосы можно было оставить распущенными, и они не лезли в глаза.

Девушка была у своего отряда крайней, поэтому она ближе всех встала к девятому. И, по всей видимости, привлекла внимание не только Максима.

— Как она тут, по лопухам, будет на своих каблуках шастать? — пробормотал тихонько Вадим, ни к кому не обращаясь. Наверное, собирался он насмехнуться, как над полным Димой. Но талантом насмешника он, по всей видимости, не обладал, так что получилось у него как будто и с восхищением.

Девушка его явно не услышала, так что никак не отреагировала. А потом раздался противный звук проверки микрофона. Лагерное население, не сговариваясь, поморщилось, и дружно развернули головы к сцене. Первый акт всеобщего единения.

Который, впрочем, так уж долго не продержался — монотонная речь директора достаточно быстро всех усыпила. Впрочем, возможно, это был другой акт единения — единения скукой. Вряд ли задуманной выступающим в галстуке директором, но хорошо выходящий у любого должностного лица.

А может, всё дело в школьниках, самые молодые из которых уже вышли из возраста, когда учителей стараются безоговорочно слушаться и верят всему, что те говорят. Что-то вроде защитного рефлекса — не тратить байты памяти на то, что всё равно придётся забывать.

То, что директор пытается настроить на позитивный лад, рассказать о важности взаимоподдержки и командной работы, надеется на юношеское участие — понятно, даже если особо не вслушиваться в его голос, усиленный мощным динамиком. Но что ещё сказать тем людям, которых через три недели, если пронесёт от инцидентов, забудешь навсегда?

Максим скосил глаза влево и упёрся взглядом в высокую светловолосую девушку. Та стояла ровно, вполоборота глядя на трибину. И сравнение со стройной берёзкой приходило на ум само собой. Разве что из-за затянувшейся речи старшего воспитателя берёзку будто начало незаметно заваливать в сторону — тонкий каблук, по всей видимости, не добавляет навыков удержания равновесия. А высотные здания всегда шатаются на ветру.

Максиму вдруг подумалось, что если она вдруг потеряет равновесие, то можно будет героически её поймать. Даже торс непроизвольно напрягся в ожидании возможной команды. Но, несмотря на свой неустойчивый вид, падать девушка явно не собиралась. Да и ближе к ней стоят не-братья Даня и Олег. Которые тоже посматривают в её сторону. И, наверное, тоже мечтают о том, чтобы она начала падать. Или о чём-то более конкретном.