Страница 2 из 40
Таким образом, точки зрения аналитиков и унитариев сблизились. Унитарии признают теперь большую роль фольклорного фонда и использование разнообразных вкладов, заимствований, а аналитики — значительную обработку и унификацию, проведенные составителем. Если оба компонента налицо — творчество и компиляция, — то от очень тонкой оценки пропорций, от скрупулезного взвешивания зависит, считать ли сказителя творцом или составителем и обработчиком, а соответственно — признать авторство за одним поэтом или отдать его многим певцам.
Я, признаться, больше склоняюсь в сторону аналитиков, и у меня есть на то свои основания. В частности, меня заинтересовало странное дублирование многих имен в «Илиаде»: Парис — он же Александр, Троя — она же Илион, река Ксанф носит другое название Скамандр, ахейцы именуются также данаями и аргивянами… Когда я проследил, как распределяются эти синонимы по песням «Илиады», то оказалось, что не случайно, как попало, а очень избирательно, с заметным распределением, группируясь между собой. И эти группировки увязались с разными сюжетными линиями, позволяющими предположить разные по происхождению вклады в поэму. Но эти выводы я излагаю в другой книге («Анатомия „Илиады“»), подготавливаемой к печати, и в специальных статьях, которые уже напечатаны в научных журналах «Народы Азии и Африки» (1986, № 4, и 1990, № 1) и «Вестник древней истории» (1990, № 4).
Здесь меня больше занимает второй вопрос — о реальности, историчности событий и героев «Илиады». Наивная вера в историчность всего, что поведал миру древнегреческий певец (единоличный или собирательный), сменилась скептическим отношением европейских ученых, развивавших в XIX веке аллегорическую концепцию мифологии, в частности на основе «метеорологической» теории: сюжеты мифологии и фольклора трактовались как аллегорическое изображение извечных тем — борьбы света со тьмой, зимы с летом, дня с ночью, грозы с солнцем, солнца с луной и т. п.
Новый подъем доверия к Гомеру был порожден общим отходом в последней трети XIX века от идеалистических концепций и уклонением к реализму. Это была идейная база увлечений успехами «исторической школы», искавшей прототипы сюжетов в исторической реальности. Доверие к Гомеру было особенно стимулировано драматическими раскопками Г. Шлимана в Малой Азии и Греции (1870–1890) — обнаружение Илиона и Микен, подтверждение многих сведений «Илиады» археологическими реалиями: на свет божий вышли бронзовое оружие героев, золото Микен, мощные крепостные стены Илиона. Последующие раскопки К. Блегена (Бледжина) в Илионе подтвердили и традиционную дату Троянской войны — XIII век до н. э. Именно этим веком датировал американский ученый слой пожара и разрушения.
Но если так, то певец «Илиады» (индивидуальный или собирательный), живший, по современным оценкам ученых, в VIII–VII веках до н. э., был отделен от описываемых им событий, от гибели Илиона-Трои пятью веками — глыбой времени в половину тысячелетия! — и ожидать от него точного видения и точной передачи событий не приходится. Ведь это как раз те пять веков, когда у греков не было письменности: старая, слоговая, погибла, а новая, буквенная, еще не была заимствована у финикийцев. Для передачи информации о войне XIII века оставалась только устная традиция, а она, как известно, действовала по принципу «испорченного телефона». Остальное — дело творческой фантазии певца и его предшественников.
Однако вера в силу устной традиции, в ее способность донести многое из глубокого прошлого была поддержана открытиями М. Нильсона. Исследуя в первой половине XX века древнегреческую мифологию, он заметил, что центры, вокруг которых сложились мифологические и эпические циклы, гнезда мифических и легендарных династий, совпадают с реальными, археологически подтвержденными центрами микенского (ахейского) времени, что многие детали мифологии именно там, в микенском времени, то есть в бронзовом веке, находят себе соответствие и объяснение. Появились энтузиасты, готовые перенести этот вывод и на события эпоса (Т. У. Аллен, В. Бурр, Л. Майре, Т. Уэбстер, Д. Л. Пейдж и др.).
Действительно, только в микенское время греческие воины надевали шлем, сплошь обшитый рядами клыков вепря. Такой шлем описан в «Илиаде», и он же обнаружен в могилах и на изображениях XVI–XIII веков до н. э. Только в микенское время греческие мастера инкрустировали железные изделия цветными металлами — и это описано в «Илиаде». Но таких совпадений очень мало.
Воин в шлеме, обшитом клыками вепря. Костяная пластинка с о. Делос (конец XV — начало XIII века до н. э).
Расшифровка крито-микенской письменности (это успех середины XX века) и археология показали, что Гомер или те певцы, которые сочиняли гомеровские поэмы, совершенно не представляли себе реальное микенское общество. Микенские цари жили в огромных дворцах с фресками, почитаемые, будто земные боги. Они совершали омовения в ваннах, носили перстни и печати. Когда они умирали, их хоронили в роскошных шахтных гробницах и толосах (купольных гробницах). Ничего этого нет в «Илиаде» и «Одиссее». Гомеровские цари мало отличались от своих вассалов и воинов — сами вели хозяйство своей усадьбы, возились в саду, сыновья их пасли скот, торговали и воевали. После трудов и битв гомеровские герои мылись в тазах. Хоронили их, сжигая и помещая урну с прахом под курган — так и делали греки во времена самого творца (или творцов) гомеровских поэм (то есть в VIII–VII веках до н. э.) и незадолго до того. Герои этих поэм молились в храмах перед статуями богов в рост — таких не знало микенское общество, но они были очень употребительны в Греции времен Гомера и после него. Итак, Гомер или певцы, составлявшие эту персону, знали и изображали то, что их окружало в VIII–VII веках, слегка модифицируя это соответственно своим идеальным представлениям о том, как должна была выглядеть жизнь древних героев.
Какое же основание верить в подлинность, достоверность событий «Илиады» — эпизода с Ахиллом в Троянской войне, да и самой войны? В последнее время все больше специалистов считает ее литературной фикцией, и я к ним присоединяюсь (см. мое послесловие к книге А. Кравчука «Троянская война», М., 1990, и мои популярные очерки в журнале «Знание — сила», 1985, № 3, 1986, № 3 и 7). Какое историческое ядро лежит в основе этой поэтической картины и лежит ли хоть какое-нибудь? Иными словами, какой исторический источник представляет собой «Илиада» — по событиям XIII века, о которых в ней речь (пусть даже это более или менее искажающий источник), или только по культурной обстановке и идейным тенденциям VIII–VII, может быть также IX веков, приведшим к формированию представленного в ней сюжета?
Исследование образов «Илиады», поиски их возможных прототипов и истоков помогут решить этот вопрос.
2. ПРОБЛЕМА И МЕТОДЫ
Не всякий современный роман так густо населен, как «Илиада». В ней сотни героев названы по именам, и даже на первом плане действует не менее дюжины персонажей. Не все они остро необходимы для развертывания сюжета, и не каждый вносит в поэму какую-то особую идею, хотя в общем поэма для своего времени удивительно полифонична. Эту густую населенность и эту полифоничность объясняют по-разному. Одни видят в этом гениальность певца, опередившего время, реализацию его великого замысла. Другие — следствие того, что в поэме отражена историческая реальность с ее сложностями. Третьи относят это на счет постепенного формирования эпоса — вкладами многих певцов.
В изучении «Илиады» и ее героев сформировалось два основных подхода: идейно-эстетический (или литературно-критический) и историко-филологический.
С позиций первого ученые стараются очертить соответствие образов идеям поэта (или поэтов), ухватить совокупность образов как систему, понять психологию персонажей, их типичность и близость к идеалам. Сталкиваясь с нарушениями логики в сюжете, противоречиями в тексте и т. п., эти ученые, обычно унитарии, выходят и на историю формирования поэмы, но в общем это не их предмет.