Капитан

Глава 7

Глава 7

На вокзале Макарова встречали Витгефт, Ухтомский, Лощинский, Греве, Молас и флаг-офицер Дукельский. Адмирал приехал на поезде с дюжиной вагонов, в которых по случаю везли инженеров и почти сотню питерских рабочих. Так же там находились боеприпасы и теплая одежда.

Инженеров адмирал попросил препроводить в Морской Штаб, а рабочих — в заранее приготовленные казармы в западной части Нового города. Сам Макаров прямо с поезда велел показать доки, дабы ознакомиться с ходом ремонта пострадавших судов. В дороге, когда поезд останавливался на крупных станциях, он отсылал и получал телеграммы из Порт-Артура и Владивостока, так что полностью владел ситуацией. Краткий отчет Ухтомского и Греве о том, как продвигаются работы, окончательно убедил Макарова в том, какими черепашьими темпами здесь все происходит. Подобное чрезвычайно не устраивало его кипучую натуру и настроение адмирала было хуже некуда. К тому же, в Мукдене ему доставили свежую прессу, и он ознакомился с последними мировыми новостями. В английских газетах все чаще встречались выражения, наподобие «наши солдаты», «наши моряки», «наши корабли», хотя речь шла о японцах. В общем, Лондон всеми силами берег драгоценную кровь жителей Туманного Альбиона и всячески науськивал самураев. Не скрывал радости и президент США Теодор Рузвельт, давший внушительное интервью, в котором разоткровенничался и сообщил, что «я буду в высшей мере доволен победой Японии, ибо Япония ведет нашу игру».

«Вот кто наши истинные враги, вот где корень бед, — размышлял Макаров. — А японцы лишь стали удобным инструментом их двуличной политики».

Подобные новости радости не внушали, хорошо хоть, что Россия руками каперанга Храброва показала, что ей есть чем ответить на любые вызовы.

В доках адмирал долго беседовал с рабочими, выслушал множество жалоб на задержку жалования и плохие условия проживания, обратив внимание на их нездоровый вид.

— Немедленно отвести для рабочих одну из флотских казарм вблизи доков и зачислить всех вольнонаемных на флотский паек, — распорядился он, чем вызвал гул одобрения. Решив вопросы насчет бани и ряд других сопутствующих деталей, он взял с рабочих твердое слово трудиться на совесть и отправился дальше.

— Наместник не одобряет тесного общения рабочих с матросами. Едва ли он обрадуется последнему распоряжению вашего превосходительства, — счел своим долгом предупредить Дукельский.

— Я сам урегулирую данный вопрос с Алексеевым, — отрубил Макаров. — Николай Романович, почему вы так сильно запустили ситуацию? — обратился он к Греве.

В ответ комендант начал путанно оправдываться, какая напряженная обстановка сложилась в Порт-Артуре, как тяжело решать вопросы с недовольными рабочими и как подрядчики запаздывают с подвозом металла, заклепок, дерева и всего прочего.

— Со мной прибыл известный инженер Кутейников, а также несколько вагонов с запасными частями, — поделился Макаров и сделал себе первую пометку о том, что Греве, похоже, не справляется. Он не мог снимать с должности адмиралов, но продвинуть подобное решение было в его силах.

Сев на паровой катер, адмирал начал осматривать корабли. Первым был «Цесаревич» и его капитан Григорович — моряк опытный, умный, хладнокровный и деятельный, один из лучших капитанов на всем флоте. Команда уже выстроилась на шканцах. Едва адмирал вступил на палубу заиграла музыка, матросы вскинули винтовки на караул. Обходя строй, Макаров громко здоровался с нижними чинами. Он знал, что со своим высоким ростом, внушительной бородой и уверенным голосом нравится людям. Даже на его придирчивый взгляд команда выглядела прекрасно, а сам броненосец содержался в безукоризненном порядке, несмотря на проводимые ремонтные работы. Когда на вопрос о том, сколько еще времени потребуется для полного ремонта Григорович твердо заверил, что уложится в десять дней, хмурые морщины на лице Макарова начали разглаживаться.

Решив посмотреть, как кормят матросов, адмирал отправился на батарейную палубу, подсел к одному из баков, попросил ложку и попробовал щи с кашей. Обед приготовили на славу.

— Всегда ли вас так хорошо кормят? — на всякий случай спросил он.

— На харчи не обижаемся, ваше превосходительство, — последовал дружный ответ.

Следом адмирал посетил «Аскольд» и выразил капитану Рейценштейну свое неудовольствие за захламленность палуб и общий бардак. Да и за вид матросов, грязных и сонных, капитану досталось. От более внушительного разноса его спас тот факт, что он недавно прибыл из Владивостока и принял крейсер именно в таком виде.

Получив заверение привести корабль и экипаж в надлежащий вид в самом скором времени, Макаров покинул крейсер. Один за другим он посетил «Варяга», «Забияку» и «Корейца», где так же шли ремонтные работы. Там адмирал в целом остался доволен увиденным, но «Севастополь» вновь заставил его устроить разнос капитану Чернышеву за то, что тот так мало сделал за минувшее время. Броненосец планировали восстановить к началу мая, что адмирала совершенно не устраивало.

Чернышев напрасно уверял, что ремонт происходит согласно утвержденного графика и он делает все возможное.

— У вас был почти целый месяц, чтобы более активно продвинуть работы, а не ссылаться на график. Вместо этого я вижу полное отсутствие хотя бы минимальной инициативы, — разошелся Макаров. — Вы могли поставить «Севастополь» в строй уже в начале апреля, а вместо этого говорите мне, что работы продлятся до мая.

Дальнейший осмотр эскадры именно так и проходил, то с похвалой, то с громами и молниями. На «Баяне» капитан Вирен буквально замордовал матросов бесконечными, не по делу, взысканиями и наказаниями, создав невозможную для нормальной службы атмосферу. «Ретвизан» и «Новик» содержались в безукоризненном порядке, адмиралу все понравилось. Новость о том, что «Полтаву» на днях снимут с камней, вызвала его одобрение. Командир Иванов с «Дианы» получил внушение за длинный список мелких недочетов. «Победа», «Пересвет» и «Петропавловск» в целом удовлетворили командующего. Напоследок Макаров специально оставил «Наследника» — как героя битвы у Чемульпо и в связи с тем, что капитан Храбров был его старым учеником, можно сказать, другом. Он относился к нему с отеческой теплотой и потому радовался за него, как за самого себя.