Страница 17 из 18
— Все в железе. Лихие. И преданные престолу. Супротив них — любой помещик, что дите. В сопли сотрут. Так что не робейте! Справимся! Главное — вы сами не молчите. Говорите, коли что не так будет. Петр Алексеевич ведь государь не только над помещиками, но и над вами! Ему за вас пред Богом отвечать…
Сказал, а потом по новой стал их агитировать.
Чтобы не медлили. Старосту выбирали. Да переписывались честно. Дабы тот мог наверх подать списки. А по тем спискам и налоги собирать, и помощь в случае голода принимать.
— А ежели староста воровать станет? — крикнул кто-то из толпы.
— Вы же его сами выбираете. Озоровать начнет — сами ему челюсть набок и свернете. А потом скажите, что так и было. — хохотнул агитатор. — Ныне новая жизнь грядет! Про рай на земле говорить не буду. Ибо ложь. Но и государь, и наследник его мыслят голод извести на земле русской. От него убыток и разорение не только для вас, но и для всех честных людей. И в том их наша православная церковь всемерно поддерживает. И князья да бояре. Все. Окромя дураков да мерзавцев. Но с ними они, даст Бог, совладают…
— Дивно, — покачал головой купец. — До чего дожили.
— А не врет? — спросил возничий, кивнув на агитатора.
— А черт его знает? — пожал плечами купец.
Сам же задумался.
Голод…
Страшная вещь. Многие через него каждый год Богу душу отдают.
Цель его побороть благая.
И с позиции человеколюбия.
И не только.
Он ведь купец. Так что о выгоде своей пекся. А потому сразу прикинул, что ежели голод победить, то это ведь сколько сразу рабочих рук образуется. И все сеют, пашут, молотками машут. Трудятся.
О южных благостных землях, что пустовали без хлеборобов, купец знал. И не требовалось большого ума, чтобы смекнуть, куда все эти люди, спасшиеся от голода, отправятся. Тут ведь земель на всех не напасешься. А новые пашни — это новые хлеба. А значит еще больше людей. И товаров…
У купца от осознания масштаба задумки аж голова закружилась. И он невольно пошатнулся.
— Семен Фомич, дурно тебе? — спохватился возничий.
— Нет, пустое, — отмахнулся купец.
— Так кто же тогда ведает? Черта то не спросишь. — вернулся возничий к старому вопросу.
— А и не надо. Мыслю — дело доброе.
Один из крестьян на него скосился. Один из тех, кто был мрачен и особенно скептичен.
— Тебе то чего? — буркнул он. — Без тебя разберемся. Езжай своей дорогой.
— Погоди Фрол, — одернул его старик, а потом попытался пришлому гостю отповедь дать. — Ты купец человек не здешний. В наши дела не лезь.
— Так я и не лезу. Вам решать. — сразу дал попятную Семен Фомич. — Возничий мой спрашивал, ему и отвечаю.
— Ну коли так… а отчего мыслишь, что дело доброе?
— Так тут хитрость не великая. Ежели голод победить, то крестьян много больше станет. Вот сам и подумай, что выгоды больше даст — сейчас со ста крестьян по рублю драть или потом с тысячи да по полтине. Ведь и каждому крестьянину будет большое облегчение, и казне прибыток великий. Ну и нам, купцам, польза. Коли вас больше и легче живете, то и покупать всякое станете охотнее. Хоть платок, хоть еще что. Кругом польза.
Старик с этим Фролом переглянулись.
Что-то на пальцах посчитали.
Хмыкнули.
Но спорить не стали. И скептичность свою поубавили. Сильно поубавили. О южных благостных землях они тоже слышали. Как и о том, что степняков поприжали, а потому ныне там стало спокойнее…