Страница 4 из 4
— Да это тёлка! — слышу я довольный голос сзади.
И другой:
— Стой, сука, хуже будет!
Хуже уже не будет, мальчики. Куда уж хуже-то.
Притормаживаю, чтобы обернуться, выстрелить навскидку и сунуть пистолет обратно в карман — всё, пора освобождать руки и брать разбег. Как ни странно, кажется я подранила кого-то, потому что слышу вскрик боли и мат-перемат.
Разбег. А ноги вдруг становятся тяжёлые, вялые. Давление скакнуло? Только не это, только не сейчас! Давай, беги, Пуля, лети!
Набираю скорость, через силу, заставляя ноги слушаться. Глаза слезятся — тоже плохо. Третий подъезд…
Где-то внизу, в стороне Стахановцев, визжит сирена…
Эх, Гера, Гера!.. Что ж ты так со мной, а?..
Четвёртый…
Сзади топот. Догоняют, что ли?
— Вали её нах***!
Только давайте без нервов, мальчики!
Пятый…
Открывающийся впереди зазор между домами кажется бездонной и непреодолимой пропастью. Ещё быстрее!
Шестой…
Где-то внизу плачет ребёнок. Надрывается, визжит, не слушая уговоров матери.
Господи, помоги! Распростав руки, прыгаю…
Сзади нервно, один за другим хлопают два выстрела.
Вы что же это, олухи?! Вам велено было брать живой!..
Вот бы стать сейчас птицей — недосягаемой, равнодушной с высоты своего полёта ко всему этому людскому копошению, беготне и суете!
Постой, а как же мой Бертран? Он ведь так и умрёт с голоду в машине, если я улечу.
— Есть! — слышу я радостный вопль кого-то из быков. Плохо слышу, будто через наушники с «чумачечей весной».
— Готова, шалава! Я её снял!
Фу, как вульгарно…
Нет, парниша, обломись. Не тот ты охотник, который может снять такую птицу как я. Правда же, Серёж?
— Ага, — кивает он белокурой мальчишеской головой, не отрываясь от Моцартовой сонаты. А хвостатые ноты снимаются с крышки фортепиано, выстраиваются клином и летят вслед за мной — вверх, вверх, вверх… До самой земли.