Страница 8 из 98
Ночь выдалась тревожной: я переживала за Норвина, за Тая, который остался один в госпитале, за парня, который после гибели Лесси мог натворить дел. Мне бы тихо сидеть в деревушке, вести приём и зарабатывать на жизнь знаниями, полученными в старом мире, так нет же, вляпалась по самые уши. Слишком жалостливая, с гипертрофированным чувством ответственности — так про меня говорили.
Всю прошлую жизнь я куда-то влезала и что-то на себя взваливала, позволяла на себе ездить и никогда не оставалась в стороне. К слову, подставляли меня не впервые. Было такое, что коллеги оперативно линяли после окончания смены, оставляя мне рожениц в тяжёлом состоянии, которое можно было предотвратить, если как следует постараться.
К медицинским заботам теперь прибавилась тревога о Норвине. Сейчас я могла ощутить себя в его шкуре, мне категорически не нравилась его скрытность, хоть я и понимала, что подобные дела меня не касаются. Интуиция кричала, что здесь происходит что-то странное и нехорошее, а что именно — выясню.
На следующий день меня отвезли к месту разбирательства. Это был не суд в нашем, земном понимании, а некая подготовка к суду. Я почти не нервничала, просто любопытно было, чем всё это закончится, и нашли ли того, кто провёл бедной Лесси варварскую операцию, отнявшую её жизнь.
На воротах стояли хмурые гвардейцы, они ещё раз проверили мои документы и пропустили внутрь. Норвина я нигде не видела, и от этого стало тревожно.
— Нейра, вам надо пройти сюда, — человек в тёмной форме указал на одну из похожих друг на друга дверей. — Как раз сейчас будут вас вызывать.
Он не ошибся: прошла какая-то минутка, и назвали моё имя. Я вошла в просторный кабинет, отделанный светлым деревом. В самом конце на небольшом возвышении сидели несколько мужчин в служебной одежде, среди них уже знакомый менталист, нейт Россейн. Они все казались близнецами — настолько неприметной была внешность. Один потягивал воду из стеклянного стакана, второй что-то увлечённо писал, третий же махнул рукой, показывая, куда надо садиться. Я повернула голову и…
Надо же, какая встреча! По левой стороне восседали мои любимые лекари — нейт Ойзенберг и Калвин, а также несколько незнакомых молодых мужчин. Главы гильдии видно не было.
Справа неслись всхлипывания. У другой стены расположились, должно быть, родители Лесси. Мать, черноволосая женщина с проседью, вытирала глаза платочком. Сразу стало ясно, чью внешность унаследовала девушка. Отец, напротив, всем демонстрировал своё презрение к происходящему и держался сухо, высоко подняв подбородок.
Чуть в стороне сидел юноша, что в ночи вломился ко мне в дом с мёртвой Лесси на руках. Его голова была опущена, а руки сковывали магические наручники — тонкие браслеты, горящие серым светом. Вдруг он встрепенулся и поднял взгляд. Я кивнула, выражая своё приветствие и сочувствие одновременно.
Когда, наконец, добралась до стула, оказалось, что сидеть мне придётся возле Ойзенберга. О компании приятней я в жизни не мечтала, и он вполне разделял мою радость.
— Вы довольны? — спросила Ойзенберга, не поворачивая головы. — Это ведь вы хотели меня подставить?
— Мне на вас вообще наплевать, как и на вашего мужа, — процедил лекарь сквозь зубы.
— Так уж наплевать? Стойте, а муж-то вам чем не угодил?
Ойзенберг сверкнул злобным взглядом.
— Сами у него и спросите. Слишком много себе позволяете, маги.
Пока мы шёпотом переговаривались, нейт Калвин бросал на меня осуждающие взгляды. Интересно, где носит их папочку Лейна?
Тут секретарь попросил тишины, и заседание продолжилось. Со мной говорил уже знакомый менталист, просил, чтобы я ещё раз повторила свою версию событий. Пока я рассказывала, парень, которого звали Зан, едва не кинулся на отца Лесси — его сдержали магические наручники. Потом выяснилось, что в ту ночь он сбежал из моего дома, чтобы убить родителей возлюбленной, которые толкнули её на отчаянный шаг.
Не сумел, его вовремя успели задержать. Иначе не миновать наказания, а так ещё вся жизнь впереди. Со временем горе притупится, хоть и не забудется.
Выступали и нейты Ойзенберг с Калвином, которые давили на то, что по закону не обязаны принимать и оказывать помощь таким женщинам. Зан подтверждал, что я не виновата, потому что операция была проведена не мной.
Всё сказанное тщательно фиксировал писчий, а под конец гвардейцы провели в зал бабку лет восьмидесяти на вид. Морщинистая, вся в тёмном, из-под платка свисали седые пакли. Подслеповатые глаза смотрели зло и насмешливо.
— Ведьма, — шепнул нейт Калвин и осенил себя защитным знаком.
Я невольно поёжилась. Она была чем-то похожа на чёрную колдунью из сказок, хоть я и не чувствовала от неё даже слабейших магических потоков.
— Это она убила нашу дочь! — закричала мать Лесси, но бабка бросила:
— Её погубила глупость. Не отреклись бы от дочери, ничего бы не было. Она сама пришла ко мне и умоляла.
Тяжело и неприятно было присутствовать при всём этом, но надо перетерпеть. Осталось совсем немного, и это сумасшествие закончится. Я вернусь к своему делу, к пациентам и строящемуся госпиталю, к Норвину. Нам о многом надо поговорить.
Старуха даже не отрицала своей вины. Более того, рассказала, как помогала многим деревенским женщинам. А под конец бросила:
— Лицемеры при власти. Мужчины… — и фыркнула презрительно. — Что бы вы понимали в этом, ваше дело сторона. Любите лезть, куда не просят. А я уже старая, своё отжила. Мне всё равно, что со мной будет.
Ей, и правда, было всё равно. Это было написано на лице старухи.
Внезапно она повернула голову и впилась взглядом в моё лицо. Как будто хотела что-то сказать, но потом передумала и отвернулась.
В чём-то этот мир навсегда останется для меня чужим и диким. И я понимала, что изменить его не в моих силах, можно лишь немного помочь. Не сдаваться, не опускать руки. Не бояться завистников, сделать так, чтобы они меня боялись. Или обратить в свою веру — асептику, антисептику и профилактику.
Конечно же, осталось невыясненным, кто написал на меня анонимку. Либо выяснили, но предпочти тактично умолчать. А что, не только Норвин мог заплатить или пригрозить, лекари были могущественной гильдией, ссориться с которой себе дороже.