Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 98

Глава 21

В лабораторию меня запустил Ули. Под глазами у паренька висели мешки, давно немытые волосы были затянуты в неряшливый хвост.

— Так и знала, что вы тут голодаете, — я поглядела с жалостью и протянула ему корзинку со свежими сырными булочками, копчёным мясом и яблоками. Успела по пути заскочить в лавку потому что знала не понаслышке, что увлекающиеся люди забывают обо всём на свете. кроме своего дела.

— Спасибо, но… — залепетал он, однако я пресекла все возражения, буквально впихнув ношу ему в руки. — Ешь-ешь, Ули, мозгу нужно питание. Ты ведь у нас будущее научное светило, а гастрит и язва — не самые лучшие спутники, уж поверь. А где нейт Эйле? — спросила я и осмотрелась.

— Он ждёт вас. Пойдёмте, я провожу.

От его сонного вида мне захотелось зевнуть во весь рот, что я и сделала, когда Ули отвернулся. Перед походом сюда я выпила пару энергетических пилюль, чтобы не свалиться, за что получила нагоняй от Пискуна.

— Ты ведь знаешь, что это вредно! Организм работает на износ.

— Знаю, дружище. Жить вообще вредно.

Мой пушистый друг был как всегда прав, но на счету каждая минута. А отосплюсь… ну, на пенсии, наверное. Если доживу.

— Ты невыносима, Эл!

— Тебе остаётся только смириться.

Мы прошли в дальнюю комнатку лаборатории. На диване в позе страдальца возлежал Сальвадор. Кожа бледная с лёгким желтоватым отливом, лицо осунувшееся.

— О, вы наконец-то пришли! — несмотря на больной вид, голос звучал вполне бодро и даже весело. — Сейчас-сейчас я встану, негоже валяться перед нейрой.

Кряхтя, он сделал попытку сесть, но рухнул обратно под горестный скрип пружин.

— Ох, сил нет вообще… простите.

Придвинув к дивану табуретку, я опустилась на неё и проверила пульс учёного.

— Не надо, не стоит утруждаться, поберегите себя. Когда вам стало плохо? Сколько вы выпили той воды?

Пульс его чуть частил, но, в целом, ничего критичного. Кожа была влажной и прохладной, глаза покраснели.

Учёный нахмурил брови.

— Мм… кажется, много. Да-да, очень много. Иной день только воду пил и ничего не ел. А дурно мне стало этим утром.

Больше двух недель этот естествоиспытатель глотал воду с предположительно заражённых территорий. Пока я работала в госпитале, они с Ули ползали по полям, осматривали скот, бесконечно опрашивали местных жителей. В целом получалось, что все странности начались больше десяти лет назад, просто очень долго никто не обращал внимания.

Я покачала головой.

— Давайте-ка обследую вас магическим зрением.

Как и предполагалось, никаких признаков болезни я не нашла, его организм был абсолютно чист. Но откуда тогда взялись симптомы? Или я что-то упускаю?

— У вас только упадок сил? Слабость?

— И даже жить не хочется, но я с этим борюсь, — усмехнулся учёный, и я позавидовала его оптимизму. Признаться честно, я давно не чувствовала себя такой растерянной. Я прекрасно знала, как лечить заболевания из своей профессиональной сферы, у нас были чёткие протоколы, опыт предыдущих лет, а здесь поиски надо начинать с нуля.

— Чтобы знать, как лечить, надо для начала выяснить, что мы вообще лечить собираемся, — сказала я, потерев подбородок.





— Я уже начал разработку сыворотки, но пока не знаю, что из этого получится.

— Нейт Эйле, вы ведь обратили внимание на то, что рождаемость в тех деревнях была низкой? Женщины просто не могли зачать или выносить младенцев. Эта скрытая инфекция влияет на репродуктивную функцию у людей, не даром ведь говорили, что детей с каждый годом рождается всё меньше.

— Скот тоже плодится плохо, хиреет и умирает, — согласился Сальвадор. — Урожай стал плохим. Конечно, можно списать всё на кару небесную или череду совпадений…

— Но всё не так просто, — закончила я мысль.

Тут вмешался Ули, который успел быстро перекусить и теперь распространял умопомрачительный аромат мяса.

— Картина крови нейта Эйле схожа с картиной крови тех людей. Если хотите, можете посмотреть.

И юноша показал мне разные образцы. Я никогда не любила гистологию, зачёты причиняли мне почти физическую боль, особенно когда клетки крови надо было отличать друг от друга. А тут я поняла, что привлекло внимание Ули.

— Видите, как много стало белых телец? Их было меньше до болезни нейта Эйле.

Он говорил о лейкоцитах. Но как рассказать Ули о том, что они из себя представляют и для чего предназначены, и при этом не вызвать подозрений? Я ведь типа «ничего не знаю, ни разу такого не видела».

Думай, мозг, думай!

— Было бы чем, — ехидно отозвался Пискун, который каким-то образом подслушал мои мысли.

— А тебе не кажется, что эти… — начала я неуверенно, — тельца… они могут бороться с заразой, которая попала в тело Сальвадора?

Ули задумчиво почесал голову.

— Я уже ничего не понимаю, нейра. Если позволите, я возьму образец вашей крови для исследования, — попросил юноша, опустив взгляд. — Это всё для науки.

— Да, конечно. Это не проблема.

Я нацедила в пробирку кровь из проколотого пальца, дала нейту Эйле несколько пузырьков из своего чемоданчика для детоксикации и строго-настрого запретила пить эту проклятую воду.

— Ну последнего я не могу обещать, — сказал учёный простодушно. — Я ведь должен стать первым, кто опишет эту болезнь, а крыс лабораторных неохота больше мучить. Они и так, бедняги, натерпелись за все эти годы.

Я метнула взгляд на клетку с грызунами, которые словно прислушивались к нашему разговору. Некоторые выглядели упитанными, шерсть лоснилась. Не похоже, что они сильно страдают.

— Придумал! — воскликнул вдруг Эйле. — Назову эту заразу в свою честь! Болезнь имени Сальвадора. Как вам? Гордо звучит?

Я устало вздохнула и провела ладонью по лицу. Если и существует на этом свете человек упрямей меня, то вот он! Теперь понимаю и Норвина, и Пискуна, и даже нейта Лейна. Глядя на учёного, вижу себя со стороны. Точно мой братец по разуму. И да, в нём я не сомневаюсь.

Норвин вернулся глубокой ночью, когда я уже собиралась спать в одиночестве. У нас успела появиться маленькая семейная традиция пить чай, сидя на веранде и наслаждаясь ночной прохладой. Только сегодня небо затянуло тучами, а с севера подул промозглый ветер. Хотелось скорее спрятаться под крышей.

— На рассвете я отправляюсь в Ничьи земли.

Я остановилась, так и не донеся чашку до рта.

— Зачем?