Когда приходит Рождество

Однако это не все. Она не могла накачать лекарствами всех охранников в доме, а ведь кроме них еще есть прислуга и охрана у главных ворот. Поэтому она остановилась на Викторе. Виктор – охранник, который частенько работал ее личным водителем. Он был крепким и сильным мужчиной, но меньше остальных, так что усыпить его казалось легче. Периодически она просила его отвезти ее на вершину каньона Руньон, чтобы она могла полюбоваться закатом над городом. И он всякий раз, когда отвозил ее, следил за ней из машины. И при этом всегда пил много кофе.

Она выбрала день в январе, когда солнце садится довольно рано, где-то в пять часов. Примерно в четыре она попросила отвезти ее туда. Села на выступе, как обычно. Виктор следил за ней из машины, попивая кофе.

Солнце склонялось к горизонту. Голубое небо Лос-Анджелеса стало насыщенно синим. Аня сидела, обняв колени, и смотрела на линию горизонта. Сердце так сильно билось в груди, будто требовало, чтобы его выпустили на волю.

Где-то в четыре тридцать Виктор, судя по всему, понял, что ему что-то подмешали. Он стал вылезать из машины. Открыл дверцу только с третьей попытки. А затем все-таки вылез, ошеломленный и в смятении: где, где угроза? В страхе и замешательстве он принялся искать пистолет под курткой. Он старался не заснуть, но Аня подмешала ему столько снотворного, что оно вырубило бы даже слона. Он чуть отошел от машины и рухнул на одно колено. Его пальцы хватались за дверцу как за опору, но он спускался все ниже и ниже, пока в конце концов не уселся в грязь. Он уронил подбородок на грудь. Рука ослабла. И пистолет упал на землю.

Дальше было очень много замазанных предложений, целые страницы! Но Аня каким-то чудом смогла сбежать и добраться до федерального здания в Вествуде. Она предоставила им достаточно улик, чтобы они устроили облаву на бетонную крепость Григория. Она даже объяснила им, где искать оставшиеся улики, когда они окажутся внутри.

Григория арестовали и обвинили в двух убийствах. Он убивал свидетелей процесса, а это уже федеральное преступление. Его также обвинили в межгосударственной торговле людьми с целью сексуальной эксплуатации.

Ане не пришлось выступать на открытом судебном заседании. Когда стало понятно, что суд может поставить под угрозу предприятия отца, Григорий признал себя виновным. А еще учитывая тот факт, что водитель, Виктор, бесследно исчез и что следы вряд ли когда-либо отыщут, – это решение Григория, вероятно, было вполне разумным. Все-таки отцовские чувства Облонского были не безграничны.

Григорий получил пожизненный срок. Ане же предоставили защиту: ей подарили новое имя, новый дом, новую работу и новую жизнь.

Уинтер наклонился вперед и вытянул руку, чтобы взять с дальнего края темно-серого стола последние бумаги. Это был отчет Программы защиты свидетелей с данными о личности Ани. И тут почти все закрашено черным. Осталась только подпись некоего Брэндона Райта, федерального маршала, который контролировал ее переезд. А еще там было ее новое имя: Анджела Уилсон.

Уинтер громко выдохнул. Откинулся назад и прижал ладонь ко лбу.

– Как так: Анджела Уилсон? – спросил он.

Виктория ждала этой реакции.

– Да, знаю… Так откуда появилась эта “Дженнифер Дин”?

Уинтер протяжно выдохнул.

– Ясное дело, что это не федералы придумали.

– Они говорят, что Анджела Уилсон полностью исчезла с радаров через семь лет. И они вообще не видели ее три года.

– Значит, ее кто-то заставил. Кто-то заставил ее сбежать. Вот она и подалась в бега, как я и говорил.

– Почему она не вернулась в Программу, чтобы они дали ей новое имя?

Уинтер не ответил. Он все еще держался за голову одной рукой, а другой махал перед Викторией почти полностью черным документом.

– Как думаешь, Трэвис об этом знал?

– Он ничего не сказал. Но вообще знаешь, твои догадки не хуже моих!

– Можешь отсрочить вынесение приговора?

– Нет, вообще никак. Судья хочет к Рождеству все закончить. Да и какой в этом толк?

– Мне нужно с ним поговорить.

– С кем? С Трэвисом? Я уже спрашивала его об этом, он отказался. Он просто хочет уже со всем покончить.

– Понимаешь, вся эта история… Она очень странная. В ней что-то кроется. Тут есть какой-то мотив, который я просто упускаю. Я точно что-то упускаю. Что-то нелогичное. А может, здесь все нелогично.

– Думаешь, есть шанс, что Трэвис невиновен?

– Нет. Я не об этом. Если бы он был невиновен, стал бы он так рисковать своей жизнью?

В комнате стояла тишина. Уинтер размышлял, а Виктория наблюдала за ним, сидя тихо и неподвижно.

Наконец он выпрямился. Виктория тоже выпрямилась, готовая слушать.

– А что насчет этого парня, Брэндона Райта? – спросил Уинтер. – Как думаешь, он будет с нами разговаривать?

Виктория моргнула.

– Маршал-то? Не знаю… Сомневаюсь. Люди, работающие в этой Программе, чрезвычайно скрытны. Понятно почему.

Уинтер указал на компьютер и сказал:

– Поищи-ка его.

Виктория ввела имя.

– Так, нашла что-то. А, это просто в местной газете. Тут написано, что около двенадцати лет назад его выбрали на должность маршала в полиции…

Виктория замолчала на середине предложения. Уинтер посмотрел на нее и увидел, что она пристально смотрит на экран с застывшим и серьезным лицом.

– Что такое? – спросил Уинтер.

Виктория ответила не сразу. Сперва она моргнула, будто вспомнив, где находится, и повернулась к нему со словами:

– Что ты там говорил про мужчину на пляже? Который угрожал Дженнифер.

Уинтер вспомнил свои слова и повторил:

– А! Что с его лицом было что-то не так.

Дженнифер развернула экран и показала ему фото федерального маршала Брэндона Райта.

Очередной долгий путь до очередного серого города. На сей раз – Чикаго. Всю дорогу небо над снежными полями было голубым. И в то же время его преследовала она. Дженнифер Дин. Точнее, ее призрак. Ее лицо стояло перед глазами.

Сколько же ей пришлось проявить мужества и нежности, чтобы стать самой собой. Шестнадцатилетняя девушка, которую похитили и увезли за тридевять земель. Почти четыре года жизни в заточении, ужасы и абьюз. Героический побег. А затем – что? Спустя десять лет она, удивительная девушка, появляется в Свит-Хэйвен.

Уинтер вспоминал видео, на котором она читает детям книгу в школьной библиотеке. И они смотрят на нее, очарованные не историей, а Дженнифер. Одно ее присутствие вернуло малышку Лилу к жизни. Исцелило Трэвиса Блэйка, а затем свело его с ума, ведь он так ревностно хотел ею обладать.

Что же это была за женщина? Этот вопрос все крутился в голове. Что за женщина?..

Уинтер ехал в город. Он представлял Дженнифер Дин в объятиях Трэвиса. Представлял себя на его месте. Он мотнул головой, прогоняя эту картину.

Возможно, все дело в терапии с Маргарет Уитакер, ведь что-то в нем стало меняться. Он это чувствовал. Как бы он ни цеплялся за свою меланхолию, а она начала ускользать, сползать, точно маска, скрывающая – что? Он же знал ответ: почти невыносимую тоску. Не это ли истинный подтекст его историй, которые он рассказывает Маргарет? Историй о Шарлотте и тех давних рождественских праздниках? Не пытается ли он открыться и рассказать ей о своем невыносимом одиночестве и мучительном желании быть любимым?

А почему бы, собственно, и нет? Почему бы не открыться ей? Почему он должен стыдиться, что хочет любви точно так же, как и любой другой человек?

Но он знает. Знает, почему ему должно быть стыдно.

“Я убил людей, Маргарет”.

Да он просто увиливает. Даже этой фразой скрывает от нее правду. Потому что большинство тех, кого убил Уинтер, действительно заслуживали смерти, а он был человеком по-своему жестким и не жалел, что сделал то, что должен был.

Но об одном убийстве он все же сожалеет. Женщина. Она умерла из-за него. Потому что он затащил ее в постель с определенной целью. Потому что убедил ее принести ему нужную информацию. Потому что ее хозяева потом узнали об этом и стали ее пытать. И только после того, как Уинтер нашел ее тело, он смог признаться себе, что любил ее.