Страница 6 из 6
При этих словах в ушах Ивана то ли прошелестело, то ли кто-то прошептал: «Не бойся, я с тобою». Он улыбнулся: «Да и вообще – Бог полюбит, так злой не погубит».
– Хорошо, я готов поговорить с тобой, но только не здесь…
Аггел сразу оживился, снял шляпу, нарочито элегантно поклонился:
– Вот и ладушки.
Видимо, на радостях элегантный господин крутанул трость и, легко жонглируя ею, стал изящно пританцовывать, при этом негромко припевая:
– Ладушки, ладушки, где были?
– У бабушки.
– Что вы ели?
– Кашку.
– Что вы пили?
– Бражку.
Иван хотел его остановить, но Аггел тут же замолк и спокойно произнес:
– Да, я проказник и пакостник; да, я коварный злодей; да, я падший демон; да, я враг рода человеческого; да, я…; да, да, да и еще раз да: все, что происходит худого на Земле, сваливают на меня, костят самыми хульными, непотребными словами.
Все правильно, поделом мне. Но ведь во всем этом есть и обратная сторона медали. Конечно, иметь такого козла отпущения, сваливая на него все грехи – удобно, но не пора ли, кумушки, и на себя оборотиться? Неплохо бы кое-что и о супротивной стороне вам разузнать, как-то понять ее.
– Красиво излагаешь, Аггел. Всем известно, как умеешь убаюкивать людей и усыплять их бдительность. Не зря тебя называют волком в овечьей шкуре. Но твои слова о том, что на Земле не до шуток и вопрос стоит ребром: или – или, меня давно тревожит. Человечество действительно докатилось до состояния – быть или не быть… Только тебе-то что за печаль? Не ты ли довел жизнь до театра абсурда? – Иван хотел добавить «паршивец», но сдержался.
– Вот и ты, Ваня, туда же: паршивец, волк в овечьей шкуре.
– Да-с-с, Аггел, интересное кино у нас получается: язык человеку дан, чтобы скрывать свои мысли, а от тебя ничего не утаишь?
– Ничто, Ваня, от меня не ускользает: ни мысли, ни чувства, ни намерения – каждый для меня открытая книга.
– Ладно, это можно было предполагать. Меня больше интересует другое: почему ты удостоил своим визитом меня? Вот уж, прямо всю жизнь мечтал о встрече с тобой.
– Твоя ирония уместна и вопрос резонный. Мне давно хотелось кому-то открыться. Не подельникам же своим, которые в рот тебе смотрят и готовы на все, чтобы угодить. Мне интересны личности мирового масштаба – выдающиеся, незаурядные – такие как Шекспир, Гёте, Пушкин, Лермонтов, Булгаков. Но даже они не смогли меня постичь и правдиво изобразить.
Аггел замолк и несколько секунд стоял в задумчивости. Дальнейшие его слова были похожи на мысли вслух.
– Я же им все подробно рассказал… Возможно, они просто испугались. За это могли и анафеме предать. Даже Александр не решился правду рассказать – все вокруг, да около:
Аггел прочитал отрывок стихотворения в стиле драматического жанра красивым баритоном.
– И на том спасибо, дружище, – продолжил он свои мысли вслух, – хотя бы предвосхитил, намекнул. И ты, Михаил Юрьевич, этим же удовольствовался: предвосхищением да намеками.
Дальше Аггел не декламировал, а проговаривал отдельные строчки, без вдохновения, сникшим голосом:
Из всего монолога Иван уяснил только одно – ко всем гениям литературы и поэзии Аггел приходил так же, как сейчас к нему: «Получается, в своем демоне Пушкин выразил не только переживания Аггела, но и описал реальные события».
– Нет, нет, Ваня, – встряхнул головой Аггел, – приходил я ко всем по-разному, но всегда в подобающем обстановке и публике виде.
– В этом я не сомневаюсь. Свои возможности ты продемонстрировал. Но мне по-прежнему непонятно: я-то с какого бока-припека в этой компании великих?
Аггел вздохнул:
– Вот, что я тебе скажу на это, Ваня. Необъятный океан вечности поглотил многих великих писателей. Они жили вдумчиво; ты знаешь, мудрые никогда не торопятся. Поскрипывая тростниковыми и птичьими перьями, они пытались проникнуть в тайны мироздания, глубины взаимосвязей бытия на земле и на небе. Получалось иногда тяжеловато, но зато основательно, фундаментально.
А нынче перья не скрипят, по клавишам порхают пальчики; как-то суетно жизнь проходит. И писатели туда же – пытаются за всеми угнаться. От того и скользят по поверхности, мельчают. В суете, Ваня, величия не обретешь.
– И ты решил снизойти до Ивана Неизвестного, как говорится: «На безрыбье и рак рыба».
– Зачем же, Ваня, так о себе уничижительно. К тебе я пришел неслучайно, мой выбор осознанный. Цель моя на Земле понятная, это я и не отрицаю: провоцировать людей на грех, чтобы исказить в человеке божественное начало. Делал я это искусно, но без удовольствия и вдохновения. Как точно подметил Михаил Юрьевич, без наслажденья, потому что понимал, что дело это неблагодарное.
Поэтому во все века мне и хотелось с кем-то поговорить по-человечески. Хотелось донести до людей, что никакой я не падший и не злодей, а просто исполняю свою миссию, можно сказать, провожу на Земле спецоперацию. С такой надеждой я и обращался к писателям.
– Ух ты, наш белый и пушистый, – язвительно хмыкнул Иван. – Закрутил ты, конечно, лихо. Оказывается, не сам ты все затеял, а исполняешь чью-то волю. Настоящая «дюдектива» получается. То, что ты к писателям обращался, логично: они могли рассказать о тебе миллионам людей. Я-то при чем?! Можешь, наконец, ответить?
– Что ж, изволь выслушать. Я же тебя с пеленок заприметил. Такого славного первенца Марьюшка родила: красивенький, черненький и весь волосатенький – даже на личике были волоски. Прости, Ваня, возрадовался я тогда, возликовал: «Мой, мой, мой малыш».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.