Страница 19 из 20
– Гвин.
– Тайде, всё пошло не так, – Император накрыл её ладонь своею. – Я ждал боя. Взял лучших из лучших. А сражаться не с кем! Не знаю, что мы найдём в этой пирамиде, если пробьёмся…
– Пробьёмся, – с неколебимой уверенностью сказала Сеамни. Села рядом, отбросила чёрные волосы с лица. – Мы пробьёмся, Гвин, я чувствую. На камни этих стен наложены заклятья, но они слишком стары и ослабли со временем. Тараны справятся с ними быстрее, чем я и Сежес, даже удайся нам расшифровать защитные чары.
– Я не только о пирамиде.
– Магия крови, которую пустила в ход Радуга? А чего ж ещё ожидать от мятежного Семицветья? Они останавливают вторжение, как могут.
– А что, если остановят? – шёпотом проговорил Император, не отводя взгляда от пляшущих языков пламени. – Что, если они спасут Мельин?..
– О-о-о… – Сеамни озабоченно взглянула в лицо любимому. – Вот оно что. Так я и знала. «Если Радуга спасёт мою Империю, достоин ли я по-прежнему бороться за её трон?» Сидишь и думаешь, что придётся уйти в добровольное изгнание, потому что править Мельином должны те, кому удалось его защитить? И по-прежнему считаешь, что наш с Сежес совет первыми прибегнуть к человеческим жертвам был нехорош?..
– Я, наверное, плохой правитель, Тайде. Раньше мне казалось, что я пойду на всё, чтобы стереть Радугу с лица земли и отстоять мою Империю. А теперь оказалось, что готов, но не на всё. Я жертвовал легионерами, посылая их в самоубийственные атаки, я выжимал налоги с разорённых пахарей, я убивал чародеев… а оказалось, что последнего шага я сделать не могу. Слаб. Маги Радуги преспокойно резали детишек, и одержали победу, сделав то, чего не смогли мы, – остановили козлоногих. И теперь… я не знаю. Я в растерянности, Тайде. Впервые за всю эту войну. Я не колебался, бросая Империю и прыгая за тобой в Разлом, не колебался, когда мы сошлись лицом к лицу с той Белой Тенью. Не колебался на Свилле, на Ягодной гряде. И сейчас, возле Разлома, не колебался тоже. Однако… последний шаг… детей резать… – он на миг закрыл лицо руками. – Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. Что принцип меньшего зла требует спасения многих ценою жизни нескольких. Что, если не остановить козлоногих, погибнут вообще все дети нашего мира. Я отлично всё это знаю. У меня даже, – он усмехнулся, криво и бледно, – у меня даже есть собственный опыт в детоубийстве. Давний, конечно, но такое не забывается. Но – не могу. Ни сам, ни отдать приказ. Легче вновь броситься в тот же Разлом.
Сеамни молча покачала головой.
– Я тоже убивала детей, Гвин. Пытала и мучила невинных. Троша… что я с ним сделала… – она вздрогнула.
– Это не ты, это Иммельсторн…
– Да. Но не только. Я ненавидела вас, людей, ненавидела вашу расу. Мечтала, чтобы она сгинула вся, без остатка, чтобы повторился Берег Черепов, только уже с другим исходом. Без этого, наверное, Царь-Древо не выбрало бы меня.
– Царь-Древо отдавало Иммельсторн в руки Дану, любого Дану, разве не так?
– Так, да не так. Любого, но готового нести с его помощью смерть врагам Деревянного Меча, тем, кого ненавидели его создатели. Так что не поливай себя грязью, Гвин, милый мой. Ты побеждал во всяком бою. Даже козлоногие не смогли взять верх над твоим войском. Поэтому…
– Ты не понимаешь, Тайде, – горько проронил Император. – Если Радуга действительно одержит верх над тварями Разлома, если маги остановят вторжение, пусть даже ценою кровавых жертв, мои же легионеры отвернутся от меня. И правильно сделают – они служат не только Императору, но и Империи. Зачем им правитель, ввергнувший их родину в хаос жуткой войны, зачем им сражаться против магов, если чародеи спасают их, легионеров, чад и домочадцев? Ты думаешь, что те же Серебряные Латы…
– Серебряные Латы пойдут за тобой и в Разлом, если ты прикажешь, – строго сказала Сеамни. – Нет, Гвин, народ от тебя не отвернётся. Почему ты о нём так плохо думаешь? Неужто у народа такая короткая память и все дружно забыли, чем была Радуга до войны? Как маги жгли всех, кто мог посягнуть на их чародейские монополии, как истребляли детишек из простонародья, в ком замечена была хоть малая искра магии? Не скоро забудут люди и Шаверскую резню.
Одно благодеяние не перевесит. Волшебники ведь спасают не только других, но и себя – в первую очередь. Отбрось сомнения, Гвин, ты побеждал, пока был уверен в себе и своей правоте. Ничего не изменилось, поверь. Нам просто надлежит чуточку поторопиться. – Дану легко вспорхнула с места. – Пойду, попрошу легионеров постараться.
Однако Сеамни не успела сделать и пары шагов – навстречу ей, чуть ли не расталкивая молчаливую стражу Вольных, выкатился Баламут, весь перемазанный коричневатой каменной пылью.
Запыхавшийся от быстрого бега гном, глядя прямо в глаза Императору, выдохнул только одно слово:
– Пробились!
Правитель Мельина поднялся.
– Пробились, мой Император, пробились! – Гном Баламут аж подпрыгивал от нетерпения. – Ка-ак раскачали таран, да ка-ак вдарили! Кирпичи до неба полетели!
– И что там? Что, Баламут?
– Там? Дыра, мой Император! – бодро отрапортовал гном. – Мы сразу же стражу поставили, а я побежал к твоей милости.
– Ну, пора, – повелитель Мельина встал, повёл плечами. Привычная тяжесть кованого доспеха уже почти и не тяготила.
– Я с тобой, – тотчас вскочила и Сеамни.
Император только покачал головой.
– Я с тобой, – с напором повторила Дану.
– Нет. Я пойду с Сежес. Больше – никого. Это главная пирамида, Тайде, тут, под ней, прости за высокий слог, скрыто главное зло. Может, оно нас и сожрёт, но я надеюсь, что при этом подавится. – Император откинул полог шатра. Пропустив вперед Сеамни, шагнул вперед.
– Гвин…
– Нет, Тайде, нет. Я стану думать о тебе, а не о деле. Если же придётся жертвовать собой, то…
– То ради дела, а не для того, чтобы меня спасать?
– Не обижайся. – Император осторожно коснулся её волос цвета воронова крыла. – Я должен отдать жизнь так, чтобы избыть Разлом и его тварей. Хотя, конечно, никто заранее ничего отдавать не собирается, это я только для красного словца… Впрочем… – Император тряхнул головой и через силу улыбнулся, – мы ещё посмотрим.
Сеамни гордо выпрямилась, вытерла слёзы.
– Другая на моём месте вцепилась бы в тебя зубами и ногтями – за то, что ты, подлый мужичонка, ставишь свою мужчинскую Империю выше меня, – она ещё пыталась шутить. – Но я тебя знаю. Империя и в самом деле значит… – она не договорила: «больше меня», изо всех сил пытаясь скрыть тревогу за любимого.
– Тайде. Вы с ней стоите рядом, Империя и ты. Но я уже один раз отрёкся от державы – ради тебя. И не хочу лишиться тебя вторично. Мы отправимся вместе с Сежес. На разведку. Вдруг нам повезёт? Должен же хоть раз выпасть наш расклад!
– В игре с Разломом, Гвин, не выпадет.
– Значит, перевернём стол, а карты выбросим, – ухмыльнулся Император.
– Я буду ждать, – негромко произнесла Сеамни, отворачиваясь. – Нет-нет, не целуй меня и не обнимай. Это получится как бы прощание, а я прощаться с тобой не желаю. Предпочту вообразить, что ты изменяешь мне с… с младой… гм… младой землепашкой на стоге свежескошенного сена.
– Я – и тебе изменяю?! – с шутливой искренностью возмутился Император. – С землепашкой? Откуда ты только таких слов-то набралась?
Сеамни улыбнулась, приложив ладошку к его губам.
– Я знаю, родной. Не надо ничего говорить. Просто иди – и возвращайся. Поскорее. Очень тебя прошу. Ты вернёшься, ты отдохнёшь… а потом я покажу тебе, что все землепашки нам, Дану, и в подмётки не годятся. Иди, – и она слегка подтолкнула его в спину.
Лагерь императорского войска гудел, прослышав об успехе стенобойной команды. Легионеры помоложе и не столь опытные, наверное, только и делали бы, что строили предположения – что же может ждать их внутри, но Серебряные Латы просто готовились к новому бою. Точильные камни лишний раз проходились по лезвиям гладиусов и остриям пилумов; подтягивались шлемные ремни и завязки доспехов, проверялись щиты, поручни и поножи. Легкораненые костерили лекарей и требовали, чтобы их вернули в строй.