Страница 9 из 14
– Когда можно все называть своими именами, гораздо легче общаться. Да, и, кстати, мне абсолютно не нравиться, что ты меня называешь потерпевшей. Ой, ничего, что я перешла на «ты»?
– Правильно сделала, что перешла. Хорошо, еще одно исключение для тебя – ты не потерпевшая…
Она весело его перебила:
– И пострадавшей тоже не буду. От таких слов сразу начинаешь себя чувствовать как-то не хорошо.
– Это стандартный термин оперативника. А как еще назвать человека, у которого была кража?
– Других можешь так называть, а меня, пожалуйста, не нужно.
– Договорились. Я могу даже говорить про твою пропавшую розу, что ее не украли, а срезали без разрешения.
– Это уже слишком. К тому же искажает факты – она ведь не росла.
Просто так, ни о чем и обо всем – так разговаривать друг с другом могут не все, а лишь те, у кого за этими пустыми, на первый взгляд, словами, стоит нечто гораздо большее. Понимать с полуслова и даже без слов, как будто сто лет знакомы. Только они двое понимают этот неведомый другим язык. Время летит незаметно, когда мы занимаемся чем-то приятным. Если двое поглощены друг другом, возникает новое общее пространство, наделенное удивительной способностью переносить этих людей в другое измерение, изменять реальность, отодвигая окружающую действительность на второй план. Повседневность приобретает новые яркие краски, время то ускоряется, то тянется невыносимо долго, Что-то происходит в душе такое, что требует снова и снова оказаться снова в том пространстве – одном на двоих. Магнетизм, сила притяжения, интерес, прорастающая привязанность, хорошее любопытство – а как он живет, этот второй человек, кто его друзья, что его увлекает – хочется узнать о нем как можно больше. Хочется погрузиться в его жизнь, попробовать на вкус. Потому что своя жизнь уже кажется неполной без него.
Нарушать эту магию единого пространства не хочется, увлеченность друг другом требует постоянной подпитки. Она заставляет менять свои планы, отрываться от работы, которую раньше, казалось, делал с удовольствием, не жалея сил и времени. Теперь это время начинает существовать в режиме до и после встречи. Чем больше затягивается этот промежуток, тем сильнее потребность видеть человека, тем дольше хочется находиться рядом с ним. Но дела никуда не денутся, окружающему миру наплевать на то, что хочется игнорировать его, оставаясь в своем только что созданном счастливом пространстве – одном на двоих. Дела теребят за рукав, толкают в бок и требуют к себе внимания. Поэтому, тяжело вздохнув, приходится возвращаться снова к ним, лишь в душе остается теплое ощущение того, что с тобой по-прежнему незримо присутствует тот, кого ты впустил в свою жизнь, его аура, словное легкое облачко окутывает оберегает, согревает и делает счастливым.
12.
Из своего укрытия он смотрел, как Вера Васильевна хозяйничала на кухне. Иногда она пропадала из поля зрения, видимо, переходя к шкафам или холодильнику, затем снова возвращалась к своему столу. Наверное, вкусно готовит. Он мечтательно представил, как сидит в роскошном кабинете, за ним ухаживает красивая женщина. На тарелках нарезана копченая грудинка, мясной рулетик. Огурчики соленые, помидорчики. Соляночка тоже пошла бы отлично. А можно и проще: картошечка вареная с селедочкой, с лучком и рюмочку-другую под такой хавчик. Слюнки потекли, как представил. А у них там, небось, всякие кулинарные навороты – жюльены – пармезаны, икра красная – черная, омары-кальмары. А на десерт сливкам общества подают взбитые сливки.
Ему понравился собственный каламбур. Да, это очень вкусно – взбитые сливки с шоколадом. Почему считается, что сладкое любят только женщины. Просто мужики не признаются, что тортик –мечта настоящего мужчины. Или приходится выбирать – гурманский десерт или что покрепче. Градусы, как правило, перевешивают. Вот когда не нужно выбирать, а можно есть все, что хочешь, считай, что жизнь удалась. Были времена с семгой и балыком, куропатками, сырным фондю и эклерами.Но пока придется довольствоваться малым. Отвлекаться нельзя. Иначе и это уплывет из рук.
Наверное, яблоня, – подумал он, разглядывая свое временное укрытие. Темно-серая куртка сливалась с толстым стволом раскидистого мощного дерева, которое, к тому же, плотно обступила молодая поросль.
Вера Васильевна скрылась из зоны видимости. Видимо, ушла в глубины дома. Сейчас вернется, тогда и надо двигать на дело.
Когда ждешь, время тянется долго и мучительно. Сырая погода с холодным колючим ветром. Нет от нее спасения. Только дома,в тепле, уюте и сытости можно петь, что у природы нет плохой погоды. А если постоять вот так подольше, все отмерзнет. Не спасает ни капюшон, ни шарф. Февральский холод просовывает свои ледяные щупальца под одежду, вызывая дрожь, продираясь сквозь ткань, находя мельчайшие щелочки и лазейки, доставая до самого нутра. Стой, терпи. Вон она, вернулась на кухню. Путь свободен.
Он быстро подбежал к дому со стороны гаража, который был пристроен с правой стороны дома. Теперь бы пульт не подвел. Есть! Поехали роллеты. Быстро проскользнул в образовавшееся над бетоном пространство и оказался в гараже, снова нажал на пульт и роллет опустился. Черт! Яркий свет так внезапно брызнул в глаза, что от неожиданности он закрыл лицо рукам. Но быстро пришел в себя. А он-то думал, что придется с фонариком около двери возиться. Значит, у него тут датчики движения стоят. Интересно, они как сигнализация тоже сработали? Ааа, теперь уже отступать поздно, все равно в доме одна тетка, а пока доедет мобильная группа, он должен все успеть.
Теперь надо побыстрее с дверью разобраться, потом все будет просто. Ну, что, ключики-замочики, держитесь. Ручки мои золотые, не подведите.
Через несколько минут он уже шел по коридору, аккуратно и тихо ступая. Вот что значит добротный дом – ни пол не скрипит, ни двери. Правда, хорошие замки и открывать сложнее, но он справился. Вот поворот, а вот и зимний сад. Все, как говорили. Дальше вверх по лестнице и кабинет.
Да, зимний сад – это роскошно. Посидеть бы там в кресле-качалке, например, с коньяком, сигарой. Он на мгновение повернул голову к застекленной стене, отделяющей коридор от зимнего сада и вздрогнул – прямо на него смотрела. Та тетка, домохозяйка, которая шуршала на кухне. Черт, черт. Куда ее понесло. Ведь все так гладко шло. Сейчас бы сделал свое дело и все! От вас не убудет, а я уже постараюсь, чтоб меня не нашли. Что теперь с ней делать.
Вера Васильевна в упор смотрела на человека в темной куртке. На голове маска, только глаза горят. Он встал в дверях.
– Тетя, иди сюда, я тебя свяжу аккуратно, сделаю свое дело и уйду. Не бойся, не обижу.
Он говорил сипло, явно меняя голос, чтобы не распознать потом.
В голове всё закружилось, потом медленно поползли обрывки мыслей. Кто он? Что ему надо? Свидетелей не оставляют. Самой идти в руки ?
Она кивнула и сделала шаг в его сторону. Листья пальм и каких-то больших цветов закрывали ее почти до плеч. Он вошел в оранжерею, радуясь, что тетка оказалась покладистой. Сейчас он ее скрутит, запихнет куда-нибудь и все будет сделано.
Медленно, не сводя глаз друг с друга, они сближались. Еще пара шагов и можно ее схватить.
Внезапно она рванулась вперед, врезалась в него и обрушила на голову какой-то предмет. Абсолютно автоматически от боли он с силой отпихнул ее, почувствовав, что по голове что-то потекло. Тут же сообразив, что нужно было скрутить ее, он кинулся вытаскивать женщину из густых зарослей цветов, которые, словно защищали, создавали ей укрывали ее листвой. Раздирая и раскидывая листья, он прижал ее к зеленому ковру и захрипел:
– Я говорил, говорил тебе, дура, иди по-хорошему, не тронул бы, сейчас убью!
Она отпихивала его изо всех сил, вырывалась и пыталась кричать Он схватил ее за горло и стал трясти:
– Сейчас не рыпайся, если жить хочешь
Движения ее ослабели, он поволок женщину в коридор…
13.
Владимир Сергеевич смотрел в окно. Что он мог там видеть? Четкого вида того, что мелькало за стеклом машины, у него не было. Все размыто. Скорее угадывалось, чем виделось. Как в испорченном черно-белом телевизоре, он старался уловить очертания тянувшихся серых полей, подлесков, забивавших открытое пространство между деревьями. Представлял унылые стволы, которые сейчас выглядели безжизненными, обреченно размахивавшими ветками под налетающим колючим ветром. Снег около дороги темный и грязный, дальше он уходил в поле неровным пористым полотном. Это уже не было то белоснежное покрывало зимы, которое в первые снегопады укутывает и украшает собой всю природу. Грязная, изношенная за зиму накидка уже требует замены, унылая гама черно-белой фотографии навевает подспудную тоску, какие-то гнетущие ассоциации, бередящие давно забытую тоску, осевшую в самой глубине души многослойным осадком. Хочется заснуть, впасть в забытье под гипнозом блеклых красок умиравшей зимы. А потом встрепенуться, ожить вместе со всей возрождающейся природой, скинуть эту грязную накидку, чтобы открылись взору новая молодая жизнь, пробивающаяся из зимнего заточения, насладиться ее яркими красками: сочной зеленью, глубокой голубизной весеннего неба, вдохнуть ароматы цветов и опробовать на вкус крохотную сверкающую капельку росы…