Долгая дорога

Виктор сбросил рюкзак и уселся на старый стул, стоявший возле двери. Долго сидел, дожидаясь председателя. Успел прочитать на стене все приказы, распоряжения, просмотрел брошюрки, стопкой лежавшие на подоконнике. Потом, когда приехал Сергей Лукьяныч, с ним засиделся, разговаривая в кабинете. Затем дожидался, пока оформили в соседнем кабинете, и едва появился в коридоре, как опять столкнулся с председателем и вышел с ним на крыльцо. На ступеньках сидела светловолосая девчушка и, не обращая ни на кого внимания, медленно покачивалась, словно танцевала, и еле слышно напевала, похлопывая узенькой ладошкой по коленке.

– Думаю, вы успели познакомиться с нашей Танечкой, – вдруг непривычно ласково произнёс председатель и неловко погладил заскорузлой ладонью по худенькому плечу. – Помощница! Незаменимая. Даже не представляю, что бы без неё делал. Умница, одним словом. Танюша, покажи избу своей бабы Дуни. Вот, постояльца к ней отведи. Скажи, я попросил. А продукты завезу, как немного освобожусь, пусть кормит и ни о чём не беспокоится, – и опять провёл ладонью по светлым, словно выгоревшим волосам, потом нахмурил густые чернущие брови и кивнул Виктору. – Столоваться будешь у бабы Дуни. Понятно?

– Да, всё понял, – сказал Виктор и поправил широкие лямки рюкзака. – Голодным не останусь. Завтра выйду на работу. Ничего, найду мастерские.

Кивнув, Виктор проводил взглядом председателя, который запрыгнул в машину, и шофёр, газуя, быстро рванул с места, скрывшись в густом облаке пыли. Поправив рюкзак, спустился с крыльца и взглянул на деревню. Да уж, это далеко не город, даже не посёлок, а деревня, где-то у чёрта на куличках. Он вздохнул, взъерошив жёсткие волосы.

Украдкой посматривая друг на друга, Виктор и Танечка медленно шли по деревенским улочкам. Вздрагивали, когда неожиданно гавкали собаки, бросаясь на шаткие заборы, или, как оглашенные, горланили петухи. Случайно задевая друг друга, густо краснели. Виктор с любопытством поглядывал по сторонам и расспрашивал про деревню. Всё было в диковинку, словно в другой мир попал. Танечка рассказывала, махала рукой, что-нибудь показывая, и звонко смеялась, перехватывая удивлённые взгляды, а потом запнулась, помолчала и, словно решившись, взглянула на него.

– А у тебя есть девчонка, с которой дружишь? – она спросила и вспыхнула, полыхнула румянцем. – В городе, наверное, все дружат, потому что там много мальчишек и девчонок, да? – и сразу же потупилась, чтобы он не заметил. – И в школе вместе, и в кино или в театры можете сходить, а у нас этого нет, только клуб, куда по выходным привозят кино, и библиотека – и всё. – Она снова взглянула на него. – А у нас мальчишек мало, раз-два и обчёлся, как учительница говорила.

И засмеялась, а потом потупилась.

И Виктор растерялся, не знал, что ответить. Да, у них принято дружить. И он дружил с девчонкой. Хорошая, умная и начитанная, а ещё – красивая. И родители постоянно говорили, если они женятся, то будущее будет обеспечено, а вот про любовь разговоры не заводили. Никто, ни родители, ни они. Зачем нужна эта любовь, если всё было расписано для них. Зачем самим думать, если родители позаботились о будущей жизни. Так проще жилось, не напрягаясь, не задумываясь о завтрашнем дне. Да, они дружили со школы. Наверное – это была привычка, была обычная многолетняя дружба и не более того, а может, этого хотели родители, чтобы они были вместе… Всё может быть. Задумавшись, Виктор пожал плечами.

– Понимаешь, в городе все дружат, – наморщив лоб, как-то очень спокойно сказал он. – Нельзя без этого, и не получится. Скучно. А так, хоть поговоришь и повеселишься, вместе праздники встречаем, гуляем вместе и друг к другу в гости ходим, или собираемся и куда-нибудь уезжаем на природу, в походы ходим, а зимой на лыжах катаемся и на каток ходим. Да мало ли развлечений, – сказал и не заметил, что Танечка нахмурилась, потом снова улыбнулась и, не дослушав его, приоткрыла калитку и побежала по тропке к дому.

– Баб Дунь, иди сюда, баба Дуня, – тонко, протяжно крикнула Танечка, поднялась на высокое крыльцо и распахнула дверь. – Я постояльца привела, – она прислонилась к косяку и затеребила простенькую ленточку в тонкой косичке. – Иди, встречай нового жильца. Председатель попросил. Сказал, что попозже завезёт продукты. Будешь кормить бедного, худенького и голодного студента, – глянула на его крепкую фигуру, и опять рассыпался смешок, и снова полыхнуло её лицо, а у Виктора, что было непривычно для него, неровно, тягуче заколотилось сердце, когда взглянул в эти чистые и доверчивые глаза.

Донёсся протяжный скрип половиц. На просторной веранде, увешанной вязанками чеснока и лука, где густо пахло разнотравьем и берёзовыми вениками, и тут же на стене, на больших вбитых гвоздях висели две старые фуфайки, пальто с облезлым воротником, рядом грязная керосиновая лампа без стекла и неожиданно – яркий цветастый зонт, а под ними в рядок стояли галоши, грязные сапоги и валялся чилиговый веник. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась высокая сухопарая старуха в тёмной длинной юбке, глухой кофте с латками на локтях, в платке до бровей и в очках, поверх которых сначала долго и хмуро смотрела на Виктора, словно в душу хотела заглянуть, потом перевела взгляд на девчушку и улыбнулась.

– Танечка пришла, здравствуй, моя хорошая, – сказала она и погладила по светлым волосам. – Здравствуй, моё солнышко. Проходи в горницу, проходи. Не стой возле порога. Загонял тебя председатель. Совсем как тростиночка стала. Ничего, поговорю с ним, вправлю мозги! – повернулась к Виктору и ткнула пальцем в дужку, поправляя очки. – Откуда прибыл, постоялец? – взглянула на него и опять нахмурилась. – Что забыл в нашей глухомани? Ну-ка, докладывай! – и встала перед ним, уперев руки в бока.

– Это… Из города приехал, – запнувшись, сказал Виктор, с опаской посмотрев на серьёзную старуху, и торопливо стал рассказывать. – Прислали на отработку. Я учился на механика. Диплом получил. Думал, в городе останусь, а мой отец не успел договориться, и меня отправили сюда. Распределили, так сказать. Сказали, что буду поднимать сельское хозяйство. Одному пришлось добираться. Меня Виктором Ерохиным зовут, а отчество – Алексеевич.

Танечка звонко закатилась, услышав про сельское хозяйство. Вслед за ней, не удержавшись, прыснула старуха, но тут же осеклась и опять насупилась.

– По имени называют, а по отчеству величают. Надо ещё заслужить, чтобы тебя по отчеству окликали. Уразумел? – Она хмуро посмотрела на него. – Студент, говоришь? Ага, понятно, ещё один лодырь прибыл. К нам каждый год приезжают практиканты, чтобы поднимать наше хозяйство. Наверное, давно бы пропали без студентов. Правда, многие в город сбегают, всё легкую жизнь норовят найти. А чего её искать, ежли человек сам себе жизнь строит? А ты надолго прикатил?

И взглянула поверх очков.

– Надеюсь, что всю отработку пробуду в колхозе, а может, останусь навсегда, если понравится деревенская жизнь – это время покажет, – пожимая плечами, сказал Виктор. – Ваша деревня красивая и большая, и работа хорошая будет, как председатель пообещал. В общем, время покажет, сколько проживу здесь, – повторил он и покосился на Танечку.

– Ну ладно, потом поговорим, – поправляя платок, буркнула старуха и посторонилась. – Чать, устал с дороги, пока добрался до деревни. Ну, проходи в избу, раздевайся. Танечка, покажи ему комнату, а я на стол соберу. Постояльца покормлю, как приказал председатель, да сами повечеряем.

И она загремела чугунком, разогревая ужин и доставая посуду, и всё бормотала, что от этих самых приезжих практикантов, ну, вообще никакого проку – один вред колхозу и бесполезный перевод продуктов.

Ударившись головой о низкую притолоку, Виктор охнул, схватившись за лоб, и перешагнул порог. Сбросил возле него тяжёлый рюкзак и с любопытством стал осматриваться. Он впервые попал в простой деревенский дом, и всё было интересно. Небольшая полутёмная комнатушка. Низкий, неровно покрашенный грязно-голубой потолок. В углу заметил паутину. Видать, редко убираются в этой нежилой комнате. Оранжевый абажур с кистями и запылённая тусклая лампочка, засиженная мухами. На подоконнике вовсю цвели гераньки в жестяных детских ведёрках. Возле стены, рядом с оконцем, где висели простенькие занавески, раскорячился щелястый стол – можно палец засунуть между досками. А рядом тумбочка, сверху лежала стопка газет, какая-то книга и колода старых затёртых карт. В углу, между цветастыми занавесками, виднелась старая кровать с высокими спинками и под тюлевой накидкой – горка подушек. И ещё несколько тусклых фотографий на стенах. Вот и всё убранство: ни радио, ни телевизора, ни транзистора – ничего из цивилизации. Вздохнув, Виктор взъерошил волосы, удивляясь, как люди живут в деревне, как он будет жить в этом захолустье. Сбросив новенькие кеды, прошёлся по холодным скрипучим половицам, которые были застелены полосатыми половичками. Осмотрелся и, не найдя, на что присесть, подошёл к окну, прислонился к стене, стараясь не задеть гераньку на подоконнике, и уставился в мутное оконце, наблюдая за размеренной деревенской жизнью.