Страница 11 из 14
– Ты о ком?
– Этот, – проговорил китаец. – Который курит. Следит за кем-то?
Нестор Васильевич улыбнулся.
– Нет, скорее охраняет. Когда человек следит, он, во-первых, сосредоточен на объекте слежки, во-вторых, без крайней необходимости старается глаза окружающим не мозолить. А этот разглядывает всех мимо проходящих, и в фигуре его есть нечто настороженное. И уж во всяком случае он точно не наблюдает за нами. Впрочем, это стоит проверить. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в вагон-ресторан?
– А вещи? – ревниво спросил Ганцзалин. – В поезде полно подозрительных рож, а у нас в купе – секретные бумаги.
– Ну, во-первых, не такие уж они и секретные, – улыбнулся Нестор Васильевич. – А во-вторых, несколько действительно секретных листков легко поместятся в кармане моего пиджака. Что же касается наших с тобой брюк и сорочек, вряд ли кто-то на них позарится.
Бурча, что хозяин недооценивает важности одежды и что разведчик в штанах и разведчик без оных – две совершенно разные в глазах общества фигуры, Ганцзалин все же последовал за статским советником, при выходе из купе бросив по сторонам пару свирепых взглядов. Взгляды эти, впрочем, пропали втуне, потому что в коридоре в этот момент все равно никого не было.
Загорский тем временем уже ушел почти в самый конец вагона – туда, где раньше стоял курильщик-шатен. На миг он задержался у двери купе, где раньше стоял шатен, как бы борясь с желанием заглянуть внутрь, но потом махнул рукой и прошествовал дальше. Ганцзалин решительно устремился следом за господином.
Глава третья. Быстрая смена караула
Вагон-ресторан был почти полон, так что Загорский с Ганцзалином не сразу нашли себе свободное место. Слева по ходу поезда располагались двухместные столики, справа – столики на четыре персоны.
– Где устроимся? – спросил Загорский у Ганцзалина.
– Здесь, – отвечал помощник и решительно указал на четырехместный столик справа.
Нестор Васильевич пожал плечами: на его взгляд, им вполне бы хватило двухместного.
– Вам бы хватило, а мне бы не хватило, – отрезал китаец и, пока господин не передумал, быстренько уселся за облюбованный стол. Статский советник, покачав головой, присоединился к помощнику.
Мягкие кожаные полукресла, накрахмаленные скатерти, белоснежные салфетки в салфетницах, вазы с цветами на столах – все выглядело чрезвычайно мирно, и никак нельзя было догадаться, что поезд следует прямым ходом в места, где люди убивали друг друга всеми возможными способами за идеи весьма туманные и отвлеченные, а большинству из них и вовсе чуждые и непонятные.
– Роскошно, – сказал Ганцзалин, внимательно оглядывая вагон-ресторан. – Интересно, солдаты, которые едут в нашем поезде, ходят сюда обедать?
– Боюсь тебя огорчить, друг мой, но, думаю, сюда не ходят даже офицеры, которые этих солдат сопровождают, – отвечал Загорский. – Большинству из них это просто не по карману – исключая высшее и старшее офицерство. Да никто и не пустит простого армейского служаку туда, где обедают господа из первого и второго классов.
Он открыл принесенное официантом меню и теперь рассеянно его просматривал. Потом хмыкнул.
– Впрочем, я не совсем прав. Война видна и тут. Из закусок подают разные бутерброды, в том числе с паюсной икрой, а также волованы, яйца, французский хлеб и сдобные булки. Из напитков – чай, кофе, воды, клюквенный квас и молоко. Горячее – щи, суп с курицей и консоме. Кроме того, селянка, бефстроганов, салат оливье, а также холодный ростбиф, ветчина и язык. Негусто, друг мой.
– Это вам все-таки не «Палкин», а вагон-ресторан, – проворчал помощник.
– На заграничных поездах в вагонах-ресторанах такого класса можно было закусить куда интереснее, – возразил Нестор Васильевич. – Говорю тебе, все дело в войне, рано или поздно она почувствуется всюду. Если, конечно, мы не прекратим ее в ближайшие же месяцы.
Ганцзалин пожал плечами: кто же ее прекратит? Японцы? Тогда зачем бы было ее затевать? Единственный способ прекратить войну – это выиграть ее.
– Или проиграть, – отвечал Нестор Васильевич. – Как ни печально, стоит рассматривать и такой вариант развития событий.
Помощник отвечал, что Россия не может проиграть Японии, это совершенно невозможно. Несопоставимы размеры, ресурсы – человеческие и финансовые. Отчизна их похожа на гигантского доисторического ящера, который разворачивается медленно, но уж если развернется, затопчет все вокруг.
– В том-то и дело – когда еще он развернется, этот ящер, – отвечал Загорский. – Пока он будет разворачиваться, ему откусят хвост и погрызут ноги. На войне надо действовать не просто отважно, этого у наших солдат хватает, на войне надо действовать быстро и точно. А с этим, как видишь, у нас большие трудности. Нет, конечно, как бы ни складывалась ситуация, японцы не захватят Россию и не принудят ее к капитуляции. Однако они смогут серьезно потрепать наши войска на Дальнем Востоке. Чем, собственно, они сейчас и заняты.
– Чего желаете-с? – подскочивший официант наклонился к Загорскому, которого безошибочно определил главным в компании.
Нестор Васильевич посмотрел на него, прищурив глаз, и отвечал:
– Сказать откровенно, я бы желал, чтобы государь император и японский микадо как можно скорее договорились и заключили мир. Есть у вас возможность исполнить это мое желание прямо сейчас?
Официант от неожиданности потерял дар речи и только нерешительно топтался возле столика, не зная, как вести себя в столь сложном и двусмысленном случае.
– Очевидно, возможности такой вы не имеете, – заключил Загорский. – А раз так, дайте нам два бутерброда с икрой, чаю, салат оливье и две порции ростбифа.
– И квасу, пожалуйста, – добавил Ганцзалин.
Официант кивнул и исчез.
– Квасу? – удивился Загорский. – Намекаешь на свой патриотизм?
– Не намекаю, а прямо говорю, – проворчал Ганцзалин. – Сейчас такое время, когда русские, китайцы и все остальные должны сплотиться вокруг императорского трона и дать по морде японским мордам.
– Звучит несколько брутально, но особенных возражений не вызывает, – кивнул Нестор Васильевич.
После того как согласие по главным вопросам бытия было достигнуто, оба собеседника ненадолго умолкли, ожидая, когда официант принесет заказанное. Однако насладиться ужином в одиночестве им так и не удалось. Дверь вагона-ресторана открылась, и на пороге показалась барышня, одетая в серую амазонку. Заметив, что лицо хозяина неуловимым образом изменилось, китаец обернулся на дверь и замер.
– Я же говорил – знакомый голос, – безмятежно заметил Загорский.
Хотя Ганцзалин и Нестор Васильевич ранее видели эту барышню всего только раз, да и то совсем в другом костюме, они безошибочно ее узнали. Ниспадавшие из-под охотничьей шляпки глянцево-черные волосы, круглое лицо, большие темные миндалевидные глаза, чуть вздернутый очаровательный носик, слегка припухлые губы, с которых вот-вот должна была сорваться улыбка, газовый шарфик на шее, который, судя по всему, прикрывал недавно полученный порез. На них глядела невеста Камакуры-сенсея – в этом не могло быть никакого сомнения. К слову сказать, за спиной у нее маячил тот самый шатен, которого Ганцзалин заподозрил в шпионаже в пользу неизвестно какой державы.
Увидев Загорского, мадемуазель Алабышева, так и не ставшая госпожой Камакуровой, захлопала ресницами. На губах у нее возникла неуверенная улыбка, она на миг застыла на месте, видимо не зная, как поступить. Шатен выглянул из-за ее спины и внимательно осмотрел вагон-ресторан, видимо пытаясь понять, что ее так обеспокоило.
– Похоже, мы своим появлением поставили барышню в неудобное положение, – тихонько проговорил статский советник.
– Это она нас поставила, – пробурчал Ганцзалин. – Лично я никуда отсюда не уйду, пока не поужинаю.
– Благородный муж не должен стеснять даму, – с легким укором заметил статский советник.
– Благородный муж объелся груш, – парировал помощник. – Это во-первых. А во-вторых, Конфуций много говорил о мужчинах, но мало о дамах. Он говорил, что женщина – это низкий человек: если приблизишь ее, она сядет тебе на голову.