Страница 6 из 8
Три белых коня летели на девушек, играючи преодолевая преграды, грозясь затоптать и подмять под себя стылыми копытами. Сердце Анжелы рухнуло в пятки и, подскочив к горлу, перекрыло дыхание. Вылезшие из орбит глаза светились безумием. Раскрыв широко рот, она дико вопила, не замечая, как тучи колючих снежинок устремились туда, зло впиваясь в язык и царапая небо, комком забивая охрипшую глотку. Александра в испуге вцепилась в оградку, иступлено шатая ее и стараясь прорваться к цыганке, оставляя на ржавом железе клочья заиндевелой кожи. Кровь смешалась со снегом, закружив, осыпав несчастных гранатовым бисером. Ржание громким набатом прорезало уши. Сотрясая копытами снег, кони вздыбились, белою глыбой нависая грозой над несчастными, и рассыпались вмиг ледяными кристаллами брызг, унося за собой и буран. Сверкающей пеленой оседала на девочек пыль, выстужая и замораживая, превращая в гротескные окоченелые статуи.
— Ли-и-и-и-я-я! — крик боли разорвал цепкую паутину, разметав ошметки призрачных оков, растворяя в густых эманациях на границе миров. Лиана встрепенулась и, повернувшись к подругам, в ужасе прикусила губу. Стоя в притык к корявой оградке, две снежные статуи тянули к ней тонкие руки, открыв в немом крике застывшие рты, а мутные бельма расширенных глаз тусклыми льдинками сияли в глазницах.
— Не-е-ет! — раненой птицей взметнулся беспомощный вопль, ослабшие ноги предательски дрогнули, и Лиана кулем повалилась на холмик, орошая застывшую землю горячими алыми каплями. Губу жгло, казалось, ее дергают калеными щипцами, но девушка, не обращая на это внимания, горько рыдала, растворяя снег солеными брызгами.
«Ты?!» — казалось, клубы мрака сгустились, уплотнились, формируя тень, и над Лианой нависла черная сгорбленная фигура: «Ты, цыганка, чистая дочерь вольных ветров! Молю тебя, помоги мне!».
С удивлением девушка подняла лицо и заглянула в кошмарные провалы пустых глазниц.
— Помочь? Тебе? Посмотри, что ты сделала с моими подругами? — терзавший душу страх куда-то улетучился, и девушка, смело вскинув голову, поднялась на ноги.
«Это проклятье!» — прошелестело печально: «Оно не дает приблизиться смертным. В один-единственный день я могу получить прощение, но люди гибнут, замерзая и превращаясь в холодный, бездушный кусок льда!»
— Но я? — начала было Лия… «Но ты другая.» — черным хлыстом потянулась рука и отпрянула, призрак покачнулся, тьма заколебалась. И из бездонного провала на месте рта раздался душераздирающий вой: «Прости меня, дочь ветров! Отпусти мою душу! Дай упокоиться в мире, соединиться с любящей семьей. Видит Бог, невольно я стала орудием смерти. Прости, Велиана!»
Девушка, вздрогнув, попятилась. Такое неподдельное горе волнами боли наполняло густеющее пространство, разламывало, размывало границу миров. Сердечко цыганочки дрогнуло, остановившись на миг, и с новой силой забилось, разливая по венам тепло.
«Помоги ей…» — на грани слышимости родился шепот. Лиана обернулась. Рядом с застывшими ледяными статуями, стояла маленькая смуглая девчушка, кое-как укутанная в куцые лохмотья. «Помоги…» — разлепились бескровные губы. Присев перед девочкой, Лия взглянула в распахнутые смоляные озера, что-то родное, до боли знакомое шевельнулось в душе. Обхватив бледные щечки своими ладонями, Лиана воскликнула.
— Бабушка?!
Девчушка улыбнулась, и озорные искорки оживили смолу, расплескав мириады огней. Да, это были глаза ее бабушки, той самой, к которой малышка так часто прижималась в ночи, скрываясь от жутких кошмаров. Озорно сверкнув глазками, малышка взяла руку девушки своими тонкими ледяными пальчиками и, не по-детски сжав их, повторила: «Лиана-Велиана, девочка моя, помоги ей, и ты поможешь сама себе. Твое сердечко чисто и светло, оно все знает, все чувствует. Не со зла Анна погубила тебя, матушка! Сполна искупила она грехи свои. Прости, отпусти ее!» — и взмахнув второй бледной ручонкой, девочка выцепила в клубящемся пространстве пятипалую черноту и ловким движением соединила обе конечности.
— Матушка?.. — промелькнуло в голове, затуманивая разум, переворачивая душу. Жалобный вой черного призрака древней скиталицы жгучей иглой кольнул сердце и устремился дальше, в пучину страданий, туда, где все это началось.
Глава 4
Очнулась Лиана, когда Пахом, усадив барыню на облучок, пошел прочь, горестно тряся головой.
— Куда это ты? А ну стой! — грозный окрик хозяйки остановил кучера. Она стояла у саней, царственным жестом протягивая плетку, стройная, как спица, в свои-то 74!
— Дык вы ж изволили… — затараторил сбиваясь.
— А теперь опять изволю. И не перечь мне, ирод! — Лиана глазами купчихи ясно видела, как под усами мужика расплылась довольная улыбка.
— Кто угостит даму? — повернувшись к саням, старуха, стянув с облучка меховые подклады, ловко бросила ими в гостей. Те засмеялись, заулюлюкали. Соорудили пушистый престол и, подняв на руки благодетельницу, чинно усадили, с поклоном вручив хрустальный бокал. Игристое шипело и булькало, пузырьки нежно щекотали небо. Поддавшись всеобщему веселью, Анна-Велиана с головой погрузилась в безрассудное празднество! Пахом виртуозно срезал повороты, смеясь и подбадривая шустрых рысаков. Вот показался Цыганский бугор! Сердце купчихи, сделав безумный кульбит, ухнуло в пятки. Выронив звякнувший хрусталь и подскочив, она распихала гостей, а те, хохоча, схватили полоумную, пока не загремела в сугроб.
— Стой! — заорала Гладакова во всю силу потрепанных легких.
— Пахом, остановись, окаянный! — выхватив у кавалера бокал, купчиха метко запустила снаряд прямо в кучера. Тот, вздрогнув, обернулся и, натянув поводья, ловко остановил рысаков. Мотая белыми мордами, те громко храпели, теряя пену и поводя ушами, в нетерпении переступали копытами.
— Чего изволите, барыня, — подобострастно склонился.
— Оглох что ли, окаянный? Изволю! А ну, сними меня отсюда! — выкатив изумленно глаза, тот поспешил выполнять указание. Все разом смолкли. Перешептываясь, гости удивленно взирали на худую купчиху, тянувшую теплую шубу со своего престола. Справившись, наконец, и переведя дух, Анна Филипповна, чинно обойдя сани, повернула к Бугру. Там, на самом краю видимости, испуганно жалась молодая цыганка, пряча в объятиях смуглую девочку. Подойдя ближе, купчиха расправила шубу и аккуратно накинула щедрый подарок на худенькие плечи.
— Посмотри на меня! — ласково обратилась к цыганке, та вздрогнула, не смея поднять взор на важную даму.
— Не бойся, я не обижу тебя. Приходи ко мне завтра. Ты знаешь, кто я? — цыганка робко кивнула, так и не подняв головы.
— Приходи, я накормлю тебя, дам работу и помогу твоему ангелочку, — протянув сморщенную кисть, купчиха слегка коснулась черных кудряшек, выглядывающих из-под пышного меха. Горделивая дочь ветров вскинула голову, готовая защищать ценой жизни родное дитя, но поймав добрый взгляд благородной особы, разом смягчилась и, слабо кивнув, притянула девчушку покрепче, с удовольствием кутаясь в роскошную шубу. Смуглая рука мелькнула сквозь щель распахнувшейся шуб, крепко ловя сухопарую кисть. Анна-Велиана судорожно дернулась, но цепкие пальцы держали крепко. Обернувшись, старуха мгновенно попала в капкан черных смеющихся глаз.
— Я прощаю тебя! — дрогнули губы. И петля разомкнулась, выпуская счастливую душу из липких оков цыганского проклятья. Купчиха попятилась, ощущая легкость и радость, а вслед ей смотрела пара бездонных и все понимающих глаз.
Словно на крыльях Гладакова добралась до саней. Там, замерев в изумлении, не сводив с нее глаз, томилась в ожидании вся честная компания. Подхватив старушку на руки, вновь усадили на поредевший престол. Колокольчик звякнул, гости зашумели, а кучер, взмахнув плеткой, пустил рысаков в долгожданный галоп.
Ее окружал гомон гостей, смех и веселье, а в душе растекалось тепло. Голова закружилась от счастья. И, выдернув из немощной дамы, Лиану вновь понесло по призрачным волнам междумирья.