Беседы о живописи

Нагляднее всего это в исторической картине. Молодой советский художник Коржев, конечно, не мог быть свидетелем расстрела революционной демонстрации в царской России. Ему надо было «придумать» такой момент, который бы не только позволил зрителю отчетливо понять, что и где происходит, но и осмыслить через это частное событие некую большую историческую правду.

Г. М. Коржев. Поднимающий знамя. Из серии «Коммунисты». Масло. 1959—1960 гг. Москва, Государственная Третьяковская галерея.

Коржев предельно лаконичен. На холсте только павший на мостовую знаменосец и рабочий-демонстрант, в гневной решимости рванувшийся вперед, чтобы подхватить из рук погибшего товарища красное знамя. И это не только «репортерская» сцена одной из многих классовых битв, но как бы символ необоримости революционного рабочего класса. Ведь бывает, что вдруг, в каком-то совсем частном эпизоде до осязательности наглядно раскроется самое глубинное содержание событий.

Поэтому не надо думать, что выбор момента обязательно предполагает его внешнюю эффектность или многозначительность. Но неправильно было бы впадать и в обратную крайность и вообще избегать многозначительных событий и торжественных минут. Конечно, и в большом и важном сюжете можно усмотреть только плоские истины или пустяки, а можно и в случайной мелочи разглядеть такое, что откроет людям мир с некоторой новой стороны. Следовательно, когда мы говорим о выборе мгновения, мы имеем в виду его емкость, позволяющую художнику выразить многое.

Художнику дан талант, ему дано умение сделать для нас доступными живые облики людей, самых разных вещей. Если художник рассказывает нам пустяки, которые ничем не могут нас обогатить, если он поверхностно протоколирует действительность, его искусство не будет для нас духовным хлебом, без которого трудно жить. Поэтому не надо бояться значительных тем из страха впасть в выспренность, в риторику. Ведь все дело в том, что и как сумел раскрыть живописец в избранном им жизненном материале.

Разве не понятно, например, тяготение советских людей к ленинской теме в искусстве! Как дорог каждому из нас образ Владимира Ильича Ленина, как бесконечно важно нам все, что связано с его памятью! Сейчас, через сорок лет после кончины вождя, осталось уже так немного людей, которые видели Ильича собственными глазами. И поэтому мы особенно благодарны художникам, взявшим на себя трудную, ответственную, огромной сложности задачу — создать ленинский образ.

Это нелегко для живописца, хотя зритель может многое ему простить за честное стремление воссоздать облик великого вождя революции. Иной раз не хватает умения, иной раз просто силы духа, чтобы заставить жить на полотне образ Владимира Ильича. Но тем более радует каждая, пусть даже и частичная, удача.

Среди таких удач можно назвать картину Цыплакова «В. И. Ленин». Мы все знаем события той октябрьской ночи, когда рождалась наша социалистическая Родина, каждый из нас представляет себе Ленина, руководящего подготовкой восстания, в залах и коридорах бурлящего революционным народом Смольного. Художник задался целью воспроизвести атмосферу этой исторической ночи.

В. Г. Цыплаков. В. И. Ленин. 1947 г. Масло. Москва, Центральный музей В. И. Ленина.

Мы не знаем, был ли на самом деле именно такой момент на лестнице Смольного в ночь с 24 на 25 октября 1917 года. Но он мог быть и, наверное, был. Вышел из тяжелой амбразуры входа Ленин, широко распахнув дверь, простер перед собою руку. Рванулись к нему взволнованные красногвардейцы, матросы, рабочие. Тревожный красный свет вспыхнул из раскрытых дверей; свежая синева ночи приняла энергичную фигуру Ильича, устремленную вперед.

Художник не избежал известной риторичности. Но важно понять и почувствовать, что и условные поза и жест Ленина (скорее подходящие для скульптурного монумента, чем для живописной картины), и несколько театральная группировка фигур, и эффектный контраст холодного света ночи и горячих огней Смольного — все это сосредоточено художником для того, чтобы хоть отчасти закрепить для зрителя нечто из того великого, чем была в истории минута, когда Ленин возвестил начало революции.

Но выбор «момента» важен не только в исторической живописи или в картинах на темы из современной жизни. Он важен и в портрете и в пейзаже, хотя в подобных случаях изображается такой «предмет», который в течение достаточно длительного времени остается без изменений. Чтобы проникнуть во внутренний мир человека или в жизнь природы, надо тоже уметь подглядеть особенно выразительное мгновение или — лучше сказать в данном случае — состояние.

Допустим, художник захотел передать весеннее пробуждение природы. Сколько перед ним раскрывается возможностей, какое бесконечное многообразие мгновений от первых ярких мартовских дней, когда природа, будто насторожившись, ждет, что по-новому горячее солнце растопит снежную пелену и разбудит дремлющие деревья, и до тех пленительных майских полдней, когда леса, уже одетые свежей и еще неяркой зеленью, наполняются веселым птичьим гамом и все вокруг, кажется, уже дышит полной грудью молодой жизни.

И ведь это дает возможность выбирать особое настроение с особым смыслом, открывать нам какую-то новую грань окружающего нас бытия. «Март» Левитана не просто и не вообще рассказ о самом начале весны. В картине схвачено неповторимое мгновение русской весны, которое совсем не похоже на бесчисленное множество других мгновений: мир бесконечно многообразен, и великие художники всех времен неутомимо трудились всегда над тем, чтобы уловить, раскрыть и передать людям все новые и новые грани, все новые и новые стороны этого бесконечно многообразного мира.

И. И. Левитан. Март. Масло. 1895 г. Москва, Государственная Третьяковская галерея.

«Март» Левитана написан по этюдам, сделанным с натуры. Художник, строго говоря, ничего не прибавил к тому, что увидел однажды ярким веселым мартовским днем. И все же дело не обошлось без большой работы фантазии и способности обобщения.

Художники хорошо знают, как изменчива природа. Набежала ли самая легкая тучка, стало ли солнце клониться к западу, подул ли ветерок, заставивший заколыхаться ветки деревьев, и вот в природе все уже стало немножко не таким. Эти порою едва уловимые изменения особенно чутко подмечает зоркий и натренированный годами труда глаз художника. Кроме того, работая с натуры, живописец имеет в запасе своей памяти массу прошлых впечатлений и переживаний, он смотрит на окружающее не механически, а имея уже свой сложившийся взгляд на мир. Великое умение художника состояло в данном случае в том, что он, сохраняя всю свежесть самого непосредственного наблюдения, отбирал нужное, что-то где-то немножко усилив, что-то ослабив, что-то выделив, что-то, быть может, совсем опустив, и в результате создал картину, на которой перед нами предстает особенно выразительное и красноречивое мгновение. Тишина и неподвижность, подчеркнутые замершими деревьями, обступившими залитую солнцем снежную поляну перед домом, а также дремлющей в ожидании хозяина лошаденкой, усиливают напряженное ощущение звенящей лазури неба, золота весенних лучей, будто начинающих атаковать еще полную сил зиму. Это надо было увидеть, но это надо было еще и выбрать.

Найдя такой нужный момент, художник будто останавливает время, позволяя нам, зрителям, без помех, как угодно долго вглядываться в схваченную им жизнь. Вот здесь-то и таится та особая сила, которую не отнять у живописи никакому другому искусству, в том числе и цветному кино, какие бы технические и художественные успехи оно в будущем ни сделало.