Страница 33 из 183
Могу я увидеть эти записи?
Органа картинно развёл руками, не спеша, затушил окурок и направился к противоположной стене. Открыл сейф, достал небольшой диск, молча протянул его Оби-Вану, кивнув на компьютерный терминал.
Лучше бы ему было этого не видеть. Мелькание сейбера во тьме храмовых коридоров, полные ужаса глаза маленького падавана Ордена, и следом – белая броня штурмовой роты, отблески выстрелов на доспехах… Мгновенное озарение родилось и лопнуло, подобно болотному пузырю, вырвавшись всхлипом: «Дуку сказал правду…». По-видимому, он произнёс это вслух, потому что тут уже Органа удивлённо вскинул брови:
Что?
Кеноби решительно встал:
Бэйл, у вас есть какой-нибудь транспорт?
Найду. Куда вы так спешите, мой друг? На тот свет?
Его необходимо остановить.
Кого?
Моего… ученика... Энекина… - Оби-Ван вновь опустился в кресло.
«Энекин… Как ты мог, Энекин?! Какое же чудовище мы вырастили себе на погибель?.. Видит Сила, мальчик, я не хотел этому верить… не хотел…Я не хочу этому верить!!!»
Будете мстить за резню в Храме, учитель-джедай?
Джедай? Нет, сенатор… Хочу посмотреть ему в глаза…
Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить не обутая выйдешь,
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь…
Не мигают, слезятся от ветра
Безнадежные карие вишни
Возвращаться плохая примета –
Я тебя никогда не увижу…
А. Вознесенский. Юнона и Авось.
Мааа-мааа!
Маленькая девочка, быстро-быстро перебирая босыми ножками, бежала ей навстречу. Падме оглянулась на окна. Нет, никого нет, ей показалось… Никто не отходил от окна в тот самый миг, как она обернулась. Ей показалось… Дочь неслась к ней, что-то сжимая в пухлой детской ручонке.
Смотри, ма!
На этот раз не повезло обычному дождевому червю. Малышка сияла, воодушевлённая новой находкой, находка же тщетно пыталась спастись бегством.
Маленькая, я не твоя ма. Надо говорить ня-ня.
Лея упрямо тряхнула каштановыми кудрями и безапелляционно заявила:
Нет, ма!
Малыш… - Падме наткнулась на укоризненный взгляд дочери и обиженно надутые щёки.
Зачем ты… - Лея замолчала, подбирая потерявшееся вдруг слово.
Слова для юной альдераанской принцессы двух лет от роду также были находками – каждый день новыми. Но слово, нужное ей сейчас, никак не хотело проворачиваться на непослушном языке, хотя рассказать хотелось так много и так сразу. Например, о том, что ма почему-то не хочет, чтобы она, Лея, называла её «ма». Вернее, не «не хочет», а боится чего-то непонятного и далёкого, на вроде того, как Лея боится темноты под лестницей… О том, что серая кошка тёти Руж опять хотела поцарапать Лею, когда девочка тащила в свой уголок пушистого кошкиного ребятёнка… И о том, что сегодня ночью ма опять плакала. Но не так, как плачет Лея, поскользнувшись на мокром песке садовых дорожек и проехавшись по нему коленками – для начала взревёт, как детёныш банты, в четыре ручья, а потом, повизгивая, ожидает, когда подбежит мать или подковыляет охающий и смешно всплёскивающий золочёными руками ТриПиО. Ма обычно плакала тихо, уткнувшись в подушку, думая, что она, Лея, спит и ничего не слышит… Слово так и не нашлось. Поэтому девочка просто кинула «находку» в подол платья ма и умчалась опять, на бегу тараторя как заведённая:
Ма-ма-ма-ма…
Падме бессильно уронила руки на юбку. Упасть бы на мокрую после тёплого летнего дождя траву и завыть. От бессилия, от постоянно грызущей тоски, оттого что кто-то так уверенно и безжалостно перекроил её мир.
Энекин… - против воли имя сорвалось с её губ…
Энекин! – Падме вдруг стало страшно. – Энекин! – позвала она вновь в густую, жаркую, словно удушающую темноту. Тишина. И от этой тишины нельзя было спрятаться или убежать. Она была вечна и беспощадна.
Эни!!!
Черные стены пещеры внезапно показались женщине стенками темного колодца, стремительно уходящими вверх. Падме падала, падала, падала…
Кто-то легонько потряс Падме за плечи, вырывая из сетей сна, и мягким осторожным движением заставил её сесть.
Шшш… ну что ты, родная… я здесь… я рядом…
Она вдруг обнаружила, что судорожно сжимает в руках рубашку Энекина.
Эни…- Падме всхлипнула, успокаиваясь. – Это ты?
Тревожные огоньки в глазах Энекина сменились весёлыми бесенятами, и муж со всей серьёзностью заявил:
Нет, малыш, это не я. Это моя голограмма.
Падме сквозь слёзы прыснула от смеха, уткнувшись носом в Скайуокера. Кто-то из близнецов двинул ножкой.
Эни?
Да.
Как мы их назовём?
Энекин бережно опустил её на подушку, поправив лёгкое покрывало.
Люк и …
Падме перебила мужа:
Люк? Никогда не слышала такого имени. Оно что-нибудь значит?
Энекин на мгновение отвёл взгляд. Темнота за окном рассеялась – из-за облаков вышла одна из лун, и сад в лучах ночного светила приобрёл тот волшебно-уютный вид, какой бывает безветренной летней ночью.
Свет… Люк – означает «свет».
«Что ж, хорошее имя для сына воина Света… Энекин верен себе. Впрочем, как всегда…» Падме улыбнулась и взяла мужа за руку.
Люк и…?
Скайуокер замер, словно прислушиваясь к чему-то, чего не слышала Падме, и вновь поднял глаза на жену. На этот раз взгляд был несколько растерянным. Он пожал плечами и, улыбнувшись ей в ответ, произнёс:
По-моему, она хочет, чтобы... чтобы её мама сама выбрала для неё имя.
Она? Хочет? Энекин… - от удивления Падме подскочила, вызвав целую бурю эмоций в рядах близнецов. – Ой!
А ты не скачи, как шаак! – муж, смеясь, опрокинулся навзничь, потянув за собой госпожу сенаторшу.
Ктооо? – возмущению Падме не было предела.
Я люблю тебя…
Он опять застал её врасплох. Только что Энекин откровенно дурачился, а сейчас он уже собран и серьёзен. О, Сила! И откуда отблеск беды в этих синих бездонных глазах? Падме порывисто обняла мужа.
Энекин, что с нами будет?