Лазарус

Мы свернули на соседнюю улицу и въехали с черного хода, за домом была только полоса леса.

— Что-то здесь не так, — сказал Эдисон, заставив меня вздохнуть с облегчением.

Я думал, что у меня паранойя.

Мне тоже определенно что-то показалось не так.

Паган, будучи Паганом, не думал о подобных вещах, поскольку он буквально врывался в любую чертову ситуацию, не заботясь о последствиях.

— Это организация из трех человек. Не думаю, что мы попадем в засаду, — рассуждал Паган, пожимая плечами.

Что ж, и это было правдой.

Может быть, его предупредили.

Может быть, он ждал.

Но это всего лишь был только он один.

И нас было трое.

На моей стороне также было преимущество праведного гнева.

С этими словами мы двинулись вперед.

Паган, почувствовав пульсирующую тревогу между мной и Эдисоном, добрался туда первым, и прежде чем Эдисон успел даже дотянуться до своего набора отмычек, он ударил ботинком в центр двери, заставив ее распахнуться внутрь. Он отступил на шаг, протягивая одну руку ко входу и делая небольшой поклон.

Мне почти хотелось рассмеяться.

Но в тот момент мои мысли были заняты другим.

Вспоминая идеальное гребаное лицо Бетани, покрытое синяками и опухшее. Вспоминая ее налитый кровью глаз. Вспоминая следы на ее горле и боль, которую, я знал, она там чувствовала. Вспоминая ее боль.

Вспоминая страх, который он вселил в нее.

Что он почти забрал ее у меня.

Ярость была горячей штукой, разливающейся по моим венам и органам, пока я не вспотел, несмотря на холодную погоду, когда ворвался внутрь.

Удара по затылку было достаточно, чтобы заставить меня согнуться пополам с проклятием, мое зрение затуманилось на одно мучительное мгновение, прежде чем я развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть кулак, прежде чем он нанес мне удар в висок, от которого я бы вырубился.

Санни, в отличие от своего отца и брата, был крупным парнем. У него было типичное телосложение крысы из спортзала, сплошные плечи и грудь с запущенными ногами, что придавало ему треугольную форму, которая вызывала смех у любого, кто хоть что-то знал о борьбе. И для меня, знающего об этом почти все, это было чертовски истерично.

Он никак не мог одолеть меня, даже несмотря на то, что у него было на тридцать фунтов больше мышц, чем у меня.

Он был очень тяжелым, и его легко было сбить с ног.

И, как это всегда бывает в драке, если ты был показушником, ты, черт возьми, проиграл.

Я низко пригнулся и нанес удар в область его живота, нанеся болезненный удар в селезенку, который отбросил его на шаг назад. Но он не зашипел и не выругался от боли. Его тронуло само воздействие, а не агония, которую он должен был испытывать.

Когда мой следующий хук попал ему в челюсть и отправил его в полет, а от него по-прежнему ничего не было слышно — ни проклятий, ни колебаний, когда он снова двинулся вверх, мой взгляд на мгновение скользнул к Эдисону и Пагану, все мы точно знали, что происходит в этот момент.

Санни Эндрюс был одним из тех уродов, которые не чувствовали боли.

Неудивительно, что он занимался именно этим, причинял ее.

Он понятия не имел, на что это похоже.

Сказать, что из-за этого маленького факта драка стала безобразной, было бы грубым преуменьшением.

К тому времени, когда он, наконец, потерял сознание, весь пол его маленькой комнаты был залит кровью, практически до последней капли, единственный сильный удар, который он нанес мне, заставил мой нос на короткое время кровоточить, но не на долго.

Мои руки, настолько привыкшие к борьбе, настолько привыкшие к повреждениям, что теперь было трудно даже повредить кожу на костяшках, на самом деле чертовски болели, когда я смотрел вниз на скрюченное, бессознательное тело Санни Эндрюс.

Я проворачивал кисти и сжимал их, убеждаясь, что ничего не сломал, когда мы все вышли, молча забрались в машину и повернули к дому, Эдисон за рулем, потому что я только что инстинктивно подошел к пассажирской двери, не доверяя себе за рулем.

— Знаешь, сколько этот ублюдок мог бы заработать на ринге? — Паган нарушил молчание, качая головой и закуривая очередную сигарету, признавая, что этот идиот мог бы заработать столько же денег, если бы не использовал их во зло.

Поздно утром следующего дня стало известно, что Рейну позвонили.

Санни Эндрюс не пережил эту ночь.

К тому времени, когда прибыли парамедики, вызванные его отцом, он по глупости попытался вправить себе ребра и проколол легкое, которое наполнилось кровью, и он захлебнулся ей.

Это не был болезненный конец для такого злобного ублюдка, так как он этого не почувствовал.

Но это было уместно.

Я не был человеком, который забирал жизни.

Но только в этот раз я был более чем согласен с этим.

Глава 16

Бетани

Он ничего не сказал, глядя на меня сверху вниз.

В течение долгой минуты все в нем было нечитаемым.

Это было совсем не похоже на то, каким он был, когда выходил с ринга в Хекс, где бой был просто боем — просто способом угодить своему боссу и заработать немного дополнительных денег. Это был тот бой, который, очевидно, немного отнял у него сил. Вы могли видеть напряжение в его плечах, в подергивании мускулов на челюсти.

Или, может быть, я проецировала на него свое собственное напряжение, основываясь на огромном количестве крови, которая была у него на джинсах, на белой футболке, на руках, щеках, засохла в волосах.

У меня было странное ощущение во рту, и я с трудом сглотнула, пытаясь унять это ощущение. — Душ? — предложила я, мой голос немного странно дрожал.

Он кивнул на это и направился к двери ванной, потянувшись внутрь, чтобы включить свет, прежде чем повернуться ко мне. — Ты хочешь присоединиться? — спросил он, и его теплая маленькая улыбка тронула его губы.

— Как насчет того, чтобы ты смыл девяносто девять процентов этого, и я приму твое предложение?

Потому что прямо сейчас и тут я поняла — это ничего не изменило. Это не изменило бы моих чувств к нему, если бы он вышел и избил или убил людей, которые причинили мне боль. В моих глазах это не делало его хуже.

Казалось, в этом байкерском образе жизни существовал другой набор правил. Ранее я узнала, что случилось с человеком по имени Лекс Кит, когда Волк узнал, что он сделал с Джейни, когда она была всего лишь девочкой. Я узнала о том, что Кэш причинил жестокому бывшему Ло. Я узнала болезненные, уродливые подробности того, что Дюк сделал с людьми, которые порезали спину Пенни.

Они не жили в нормальном обществе.

Их правила поведения были совершенно иными.

Было недостаточно хорошо обнимать свою женщину после того, как кто-то причинил ей боль, и говорить ей, что все будет хорошо, без каких-либо доказательств того, что это так.

Этих людей это не удовлетворяло.

Эти люди хотели убедиться, что, когда они произносят эти слова, они знали, что они были правдой, потому что они уже сами справились с ситуацией.

Было ли это варварством и незаконным?

Конечно.

Но в этом также была определенная поэтическая справедливость.

Я не собиралась плакать из-за боли или смерти людей, которые больше ничего не причинят всем, с кем их пути пересеклись.

И пока Лазарус был в порядке со всей ситуацией, я тоже.

Итак, после того, как я дала ему добрых пять минут после того, как услышала, как потекла вода в душевой кабине, я прошла в ванную, переступая через выброшенную одежду, пропитанную кровью, и встала перед душем, медленно снимая с себя одежду.

Лазарус, почувствовав мое присутствие, открыл глаза, слегка повернув голову ко мне лицом, вода каскадом стекала по его макушке и спине, скользя по всем участкам, к которым мне внезапно захотелось прикоснуться.

Его глаза загорелись, когда обнажилась моя грудь, когда я потянулась, чтобы стянуть штаны и трусики с ног, вышла из одежды и долго стояла обнаженной, позволяя его взгляду обшаривать меня, чувствуя его потребность брать меня дюйм за дюймом, борясь с любым желанием спрятать себя от его голодного взгляда.