Монстр

Поэтому мне нужно было дать понять, что Алекс ничего для меня не значит.

Я не был уверен, насколько хорошо я справлюсь с этим, но я должен был попытаться.

Шот, ну, это была совсем другая история.

Он знал, что Шотер был хорошим вариантом, которого можно взять и удержать, и он уже знал о нашей связи. Нельзя было притворяться, что он ничего не значил для меня.

Он ожидает, что я захочу защитить его.

Я слышал, как Алекс вернулась из ванной в грязной одежде, держа в руках ботинки.

— Я знаю, что должна быть одета в то, что было на мне, когда ты забрал меня, но мне больше негде хранить героин, — небрежно сказала она, пожимая плечами.

— Я не думаю, что он заметит такие детали, — сказал я в ответ, наблюдая, как она села рядом со мной и надела ботинки, держа шнурки достаточно свободными, чтобы ее рука могла скользнуть в них, если понадобится.

По-прежнему никакой реакции. Все еще настолько хладнокровно, насколько это возможно, относится ко всей ситуации.

Если каким-то чудом мы оба переживем эту ночь, я намеревался выяснить, что с ней не так. Какую жизнь она вела, чтобы быть такой собранной перед лицом собственной смерти?

Какой человек не испытывает по этому поводу хоть какого-нибудь горя?

Черт возьми, если бы я был чертовски уверен, что смотрю в дуло, заряженное пулей с моим именем на ней, даже я бы что-то почувствовал. Подумал бы обо всех сучках, которых я не успел трахнуть. Обо всем виски, которое я не успел выпить. Обо всех отпусках, которые я никогда не брал. Обо всех планах на старость, и о том, что этого никогда не будет. Может быть, подумал бы о том, что у меня не будет шанса найти какую-нибудь сучку, которая мне достаточно понравилась бы, чтобы пристегнуть мой член и позволить ей делать мне минет, чтобы свести меня с ума на следующие двадцать лет.

Еще о чем-нибудь.

Каждый должен хотеть жить для чего-то.

Как гласит старая поговорка… Алекс собиралась умереть ни за что (прим перев.: live for everything, die for nothing — живи ради всего, умри ни за что).

— Ты возьмешь какое-нибудь оружие? — спросила Алекс, и я заметил, что она пристально смотрела на меня. Как долго, я понятия не имел.

Я кивнул, вставая с дивана и направляясь к шкафу на кухне, который был небольшой кладовкой. Я распахнул дверь, чувствуя присутствие Алекс позади себя, заглядывающую на четыре полки с оружием, боеприпасами, ножами, электрошокерами, наручниками, цепями, кастетами — всем, что нужно. У меня все еще был мой Дезерт Игл в грузовике, и он собирался вернуться обратно за пояс, но я схватил нож и сунул его в карман, схватил второй пистолет и ремень, чтобы надеть на лодыжку.

Если бы я не повернулся и не наклонился, чтобы прикрепить ремень к лодыжке, я мог бы не увидеть, как Алекс схватила перочинный нож и сунула его в ботинок, в котором не было героина.

— Я выгляжу слишком чистой? — спросила она, когда я встал.

Я почувствовал, как мои брови сошлись вместе, глядя на ее запыленную одежду. — Что?

— Мое лицо, руки и волосы. Я слишком чистая? Может, мне попытаться немного испачкаться?

При этих словах я почувствовал, как на моих губах заиграла улыбка. — Немного взбодрилась?

— Да. Так что это было убедительно.

— Убедительно для чего, куколка?

— Что ты держал меня в плену, как велено.

— Задача состояла в том, чтобы схватить тебя и удержать. Никто не говорил, что я не могу позволить тебе принять душ и поесть.

— Ох, — сказала она, глядя в окно.

— Ты в порядке? — спросил я, глядя на ее сдвинутые брови.

Она повернулась ко мне со странной маленькой ухмылкой. — Я думаю, что это такой же хороший день, как и любой другой, чтобы умереть, верно? — как будто почувствовав, что это было неправильно, она поспешила сменить тему. — Шотер говорил так, как будто с ним все было в порядке?

— Он подшучивал над приставленным к нему охранником, ему разбили лицо, пока мы разговаривали. Так что, да, он в порядке.

Ее бровь поползла вверх. — Быть избитым — это… хорошо?

Я почувствовал, как мое плечо дернулось. — Шот — умник с острым языком. Если он все еще не засовывает ногу себе в рот, они его еще не сломали.

— О. Хорошо. Так… он будет там? — спросила она напряженно. Как будто она знала, что это серьезное осложнение.

— Да.

Она подняла руку и провела ей по своим почти сухим волосам, заставляя их мягко соскользнуть. Она вздохнула, кивнула, принимая ситуацию. — Ты вытащишь его оттуда, — уверенно сказала она.

— Куколка, у меня есть не только он…

Она подняла руку, и это был такой нелепый жест (кто теперь поднимает руки, чтобы заставить людей замолчать?) что я замолчал и поднял бровь.

— Ты беспокоишься о своем друге. Прежде всего. Не попадай в неприятности из-за того, что я облажалась и попала в плохую ситуацию. Это не твоя работа — исправлять это. Так что позаботься о своем друге и позволь мне самой позаботиться о себе.

С этими словами она повернулась на каблуках и направилась к моей входной двери. Я провел рукой по голове, чувствуя, как короткие волосы цепляются за кожу.

Это должно было стать настоящим кошмаром.

Я должен был как-то защитить Шота. Который хотел, чтобы я забыл о нем и позаботился об Алекс. И в то же время защитить Алекс, которая хотела, чтобы я позаботился о Шоте, потому что ее план состоял в том, чтобы покончить с собой. Тем временем, пытаясь не разозлить печально известного переменчивого и непостоянного Лекса Кита, который был вполне способен убить нас всех сразу.

Иисус Христос.

Если я переживу это, мне нужно будет найти новую гребаную работу.

Дворник. Продавец подержанных автомобилей. Дрессировщик морских свинок.

Гребаное все, что только не гарантировало кровь и ужас на каждом шагу.

Я вздохнул, схватил ключи и вышел на улицу.

Алекс уже сидела в машине, пристегнутая, спокойно отодвигая кутикулу на ногтях, как будто мы не могли попасть в хорошо организованную ловушку.

Если бы она не была так настроена на смерть, из нее получился бы хороший преступник.

———

Перед складом были припаркованы два внедорожника, пустые, капоты уже были прохладными на ощупь. Еще больше укрепляя мою мысль о том, что мы направляемся в ловушку. Алекс не смотрела на меня, когда расстегивала ремень и двигалась к своей двери.

Я схватил свой пистолет, засунул его за пояс брюк и встретил Алекс с ее стороны машины.

— Спасибо, что пытаешься мне помочь, — сказала она, глядя на здание перед собой, пока говорила со мной.

— Я еще не закончил пытаться, куколка, — сказал я, но она пожала плечами, прикусив внутреннюю сторону щеки. — Ты готова? — спросил я, уже слишком хорошо осознавая, насколько хорошо она была подготовлена к тому, чтобы это сделать.

— Ага. Давай покончим с этим.

Она зашагала рядом со мной, когда я впустил нас в парадную дверь, в холл, а затем медленно спустился по лестнице. Рядом со мной она была так спокойна, как только могла. Ни дрожи. Никакого затрудненного дыхания. Только странно пустые глаза и прямые плечи.

Тем временем мое сердце билось как долбаный отбойный молоток.

Мы добрались до нижней площадки, и я услышал голоса за углом. Алекс остановилась, и моя рука потянулась, на мгновение опустившись ей на бедро. Ее глаза встретились с моими, и она заставила свои губы дернуться вверх, прежде чем снова отвернуться. Моя рука опустилась, и мы двинулись вперед, как единое целое, обойдя изгиб стены и оказавшись в поле зрения вагона поезда.

Четыре головы повернулись на шарканье наших ног. Лекс, двое его головорезов и Шот.

Лекс приближался к среднему возрасту с темными волосами, темными глазами и худощавым телосложением. Его головорезы были большими грудами мускулов, один уродливый с бритой головой и черными глазами, другой среднего вида с длинными светлыми волосами и голубыми глазами. У Шота была разбита губа (вероятно, из-за его насмешек над Вялым Членом Рика, когда мы разговаривали по телефону ранее) и исчезающий синяк под глазом. Он чуть сгорбился влево, что наводило на мысль, что у него, вероятно, были ушибы или сломаны ребра. Но с ним все было в порядке. И, блядь, он даже улыбнулся и помахал рукой, когда увидел меня.