Я рисую ангелов

– Вы знакомы с миссис Броу, мистер Мун?

– Аделаида Броу сотрудничает с Центральным домом художников, она консультирует молодых по авторскому праву. На старте карьеры у всех много вопросов по бюрократической волоките. Лично я с ней как с юристом дел не имел. Но ее муж купил у меня дом в поселке Художников. В 1995 или 1996 году, уже не помню.

– А с ней вы не встречались?

– Встречался, конечно. Магдер любит собирать всю элиту у себя, и на некоторых приемах мы пересекались с Аделаидой. Но не могу сказать, что она запомнилась мне чем-то исключительным.

– А если просто необычным? – Тресс спрашивал прямо, спокойно, без угрозы.

Художнику не нравился этот допрос, хотя у полиции на него ничего быть не могло. Он внимательно слушал, даже кивал и думал только о том, чтобы Теодора не спустилась из спальни. Объяснять ей, что в их доме делает полиция, почему он подписал бумаги и почему его спрашивают о другой женщине, он не хотел. Примечательно, что Мун никогда и никому не был верен. Он четко разделял секс и отношения и считал, что первое почти всегда может обходиться без второго, а второе по умолчанию включает в себя первое. Теодора, скорее всего, знала, с кем она живет. Но лишний раз подчеркивать это Сэм не желал.

– Она слишком печальна для женщины, которая работает с людьми искусства.

– Что вы имеете в виду? – вставил Говард.

Мун смерил его неприветливым взглядом.

– Рядом с художниками, артистами, писателями и поэтами люди меняются. Творческая материя возносит всех над бытовыми заботами, заставляет смотреть шире, чувствовать иначе. Аделаида Броу всегда выглядела математиком среди лириков. Она не воспринимает метафоры, не понимает образы, совершенно не чувствует картины. Конечно, я в первую очередь художник, а потом уже бизнесмен. И, признаюсь честно, исходя из этих соображений, я не особо стремился к тому, чтобы с ней общаться. Или стать ближе.

Говард делал быстрые короткие пометки в своем блокноте. Мун чувствовал себя так, словно пришел на лекцию в университет и теперь вдалбливает глупым студентам прописные истины, до которых они должны дойти сами. И обязательно дойдут, но попозже. Годам к сорока, если повезет.

– Хорошо. Если вы позволите, продолжим. Расскажите нам про поселок Художников. Как вы знаете, преступление произошло именно там, а причиной для такого может быть что угодно.

Сэм сделал несколько глотков кофе, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом, и снова посмотрел на полицейских.

– Это мой любимый проект. Дорогого стоило договориться о таком клочке земли. Знаете, офицеры, это сказочное место. Река, небольшой лес, сосны. И все это буквально в шаге от одной из серьезных транспортных артерий города. Я бы сам там жил, если бы мне нужен был дом. Хотя если выйти сейчас на крышу, мы увидим огни поселка. Это мое первое детище в недвижимости. Я волновался. И долго вынашивал проект.

– Итак, в 1993 году вы строите поселок Художников на правом берегу реки, – медленно начал Говард, дождавшись молчаливого одобрения напарника. – Через год уже начинаете продавать участки и дома. Вы лично принимаете участие в утверждении проекта каждого дома и выдвигаете ряд условий по архитектурным и ландшафтным решениям.

Сэм кивнул.

– Я не хотел получить лоскутное одеяло. Я хотел получить – и получил – цельный комплекс, который прекрасен как сам по себе, так и в отдельных частях.

– Да, вам это удалось, – кивнул молодой полицейский. – Известны случаи, когда к вашему детищу привозят туристов, чтобы им показать, каким может быть обычный коттеджный поселок. Джон Броу покупает у вас дом одним из последних. Почему так? Поздно узнал или долго думал?

– Скорее, последнее. Переговоры с ним мы начали почти в то же время, что и со всеми. Возможно, решал финансовый вопрос. Я никогда не стремился демпинговать, а их семью нельзя назвать особо обеспеченной.

Самуэль допил кофе, поставил чашку в раковину и поправил рукава мягкого домашнего свитера из тонкой шерсти.

– А кто в основном покупал дома в поселке? – спросил криминалист. Он тоже сделал несколько глотков, благодарно улыбнулся и выглядел почти расслабленным, если бы не особенный блеск глаз, который выдавал тот факт, что полицейский ловит каждую мелочь.

Мун понимал, что они уже оценили и его внешний вид, и усталое лицо, и то, как и что он говорит, и то, что убийство произошло в его поселке, а Аделаида откровенно была белой вороной среди сообщества, к которому вынужденно относилась. К счастью, он не нес никакой ответственности за безопасность владельцев домов, они сами договаривались с охраной и сами выбирали, с кем работать; Мун не стал вводить никаких платежей в управляющую компанию, следя только за ландшафтом и экстерьером домов.

– В основном художники, конечно же, – проговорил он, чтобы пауза не затягивалась. – У меня в офисе есть вся документация по проданным домам, я смогу ее предоставить завтра. Господа, вы пришли, заявив, что вам нужна консультация, но что я вижу? Все это похоже скорее на допрос. А в чем консультация художника? В том, что мой поселок – произведение искусства?

Офицер Тресс обезоруживающе улыбнулся и поднял руки ладонями к собеседнику, будто показывая, что приносит свои извинения. На самом деле он ни о чем не сожалел, и это понимали все участники беседы. Полицейские будут хвататься за любой даже самый призрачный намек на то, что получится распутать клубок. Сэм представлялся им лучшим источником информации. Он художник. Выдержки из любой светской хроники подтвердят, что он несдержан. Пьет, дерется, ругается, иногда даже скандалит. Он владелец поселка Художников, где произошло убийство. Это очевидные вещи, которые лежали на поверхности. Сэм понимал, что все это рано или поздно приведет к нему. Но разве это повод давать полицейским возможность наглеть в его же доме?

– У нас есть все основания полагать, что Рафаэль или является художником, или работает в сфере искусства. Посмотрите.

Говард выложил фотографии из портфеля. Мун приблизился. Увидев место преступления, мертвого мальчика и картину кровью, он страшно побледнел. Пришлось опуститься на стул и взять фотографии в руки. Они дрожали. Впечатлительный художник, чьи картины волнуют людей до мурашек, иллюстрируя их самые запрятанные кошмары и страхи, не ожидал оказаться лицом к лицу со смертью. Он уже знал, что следующей картиной станет темный мертвый ангел. Но на ней не будет крови. И мертвый ангел будет не таким мертвым. Опытный глаз художника определил грубую технику, которой наносили мазки по ватману, пятна «краски», которые могли появиться только из-за неосторожности.

– Рисовал не тот, кто держит кисть в руках каждый день. Если он и художник, то работает мало и редко. Или работал в последний раз давно. Или его волнует мертвое тело рядом. У него нетвердая рука. Мазки неровные, посмотрите. – Сэм повернул к ним одну из фотографий. – Линия неровная, хотя рисунок обязывает провести здесь единый мазок, но он то давит на кисть сильнее, то отпускает. Халтурная работа.

Говард записал показания.

– Сможете что-то добавить? – спросил Тресс.

Сэм ответить не успел.

– Добрый вечер.

Все дружно повернулись. Теодора стояла у подножия лестницы на второй этаж. На ней был простой домашний костюм, тяжелые черные волосы она собрала в высокий хвост. Тресс и Логан в унисон поздоровались. Говард быстро перевернул все фотографии и сложил их в аккуратную стопку. Теодора Рихтер сделала вид, что не заметила этого жеста.

– Офицеры обратились ко мне за помощью.

Синие глаза Теодоры блеснули. Сэм чувствовал, что она не верит.

– Помощью? Мне уйти?

– Вы можете остаться, мисс Рихтер, – проговорил Тресс. – Мы закончили.

Офицер достал из внутреннего кармана куртки визитку и протянул художнику.

– Пожалуйста, если вам придут в голову еще какие-то мысли по этому вопросу, позвоните мне. Звоните в любое время, я поздно ложусь.

Самуэль взял визитку, внимательно ее изучил и положил на стол.

– Конечно, офицер Тресс. В рабочее время вы всегда сможете найти меня в мастерской. Вечерами я дома. А завтра мы устраиваем ужин. Если захотите, можете присоединиться. Ты же не против, дорогая?