Страница 2 из 21
– Извини, не хочу, чтобы ты видела меня с мечом. Беги, если пожелаешь.
Колючка не двинулась с места. Я наклонился к маленькому щербатому зеркальцу на столе. Увиденное превзошло самые худшие опасения. На лбу запеклась грязь, щека забрызгана кровью. Смочив в тазу полотенце, я стер следы своих злодеяний.
Колючка расхаживала по кровати и – готов поклясться! – косилась на меня с тревогой. Серые лисицы относятся к семейству псовых и обладают поистине волчьим чутьем. Уверен, по одному только запаху Колючка догадывалась, кто ее хозяин и чем занимается. Однако, имея полную свободу приходить и уходить когда вздумается, она всегда возвращалась. Наверное, прощала.
А впрочем, какая разница. Главное, я сам не находил себе ни прощения, ни оправдания.
Анника
– Готово, госпожа. – Ноэми приколола декоративную вставку к корсажу. – Последний штрих. – Она закусила губу, не решаясь продолжить.
Я выдавила из себя ободряющую улыбку:
– Выкладывай! С каких пор у тебя от меня секреты?
Ноэми нервно теребила темные кудри:
– Никаких секретов, госпожа. Просто размышляю, не рановато ли вы собрались встретиться с ним. Да и вообще с кем-либо.
Она пожевала губу. Очередная милая привычка.
Я взяла Ноэми за руку:
– Завтра День основания. Народ должен лицезреть свою принцессу в добром здравии. Мое присутствие при дворе воодушевляет подданных, в этом и состоит мой долг. – Я опустила голову.
Будь Ноэми моей настоящей сестрой, то непременно возразила бы. Но слуги не спорят с господами, поэтому она лишь буркнула:
– Вам виднее.
Уложив мне волосы и расправив платье, Ноэми натянула на меня самые хорошие туфли и сопроводила до дверей.
Хотя вся моя жизнь прошла в этих стенах, я не уставала восхищаться замком Мекона, его распахнутыми окнами, огромными мраморными полами и бесконечными галереями. Но главное, здесь был мой дом.
Мои родители отказались венчаться в церкви и просто обменялись клятвами на лугу, раскинувшемся за крепостными стенами.
Я родилась здесь. Тут я произнесла первые слова, сделала первые шаги, получила первые впечатления. Все здесь наполняло меня гордостью и любовью к замку, к стране. Ради них я была готова на многое. Собственно, нет ничего, чем я бы не пожертвовала ради Кадира.
Я медленно направилась к обеденному залу, но у самых дверей замерла. Может, Ноэми права, может, еще слишком рано? Но меня уже заметили, отступать было поздно.
Эскал увидел меня раньше отца. Торопливо поднялся и двинулся мне навстречу. Очутившись в его объятиях, я впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему.
– Я хотел тебя проведать, но Ноэми не пустила, – отбросив со лба непокорную прядь, шепнул он.
Мы с братом унаследовали от матери пепельно-каштановые волосы и карие глаза, в остальном Эскал был точной копией Терона Ведетта.
– Ты не много потерял. Какая радость слушать, как сестра кряхтит и сетует на судьбу. Да и потом, уверена, у тебя была уйма важных дел. – Я старалась говорить беззаботно, но вышло на редкость фальшиво.
– Ты очень изменилась внешне.
Я пожала плечами:
– Внутренне тоже.
Эскал шумно сглотнул:
– Значит, все решено?
Я кивнула и понизила голос:
– Отцу осталось назначить дату.
– Сядь перекуси. Булочки с корицей как рукой снимут любую печаль.
Услышав коронную мамину фразу, я, хихикая, приблизилась к столу. Мама хорошо разбиралась в лекарствах для израненной души. Солнечный свет, музыка, булочки с корицей…
Впрочем, радость длилась недолго. Поравнявшись с отцом, я присела в почтительном реверансе и затаила дыхание:
– Ваше величество.
– Анника, рад снова видеть тебя в добром здравии, – с нажимом произнес отец.
Одной фразы хватило, чтобы понять: тьма, время от времени окутывающая его разум, сегодня была особенно непроглядной.
Подавленная, я устроилась по левую руку от отца, посмотрела на придворных, тихонько поглощающих завтрак. Звяканье ножей и вилок по фарфору мелодией звучало на фоне приглушенного гула голосов. Свет, струившийся сквозь сводчатые окна, обещал погожий денек.
– Раз ты поправилась, пора поговорить о делах, – начал отец. – Завтра День основания. Николас приезжает сегодня вечером. Почему бы тебе сразу не предложить ему руку и сердце?
– Сегодня? – Хоть я и смирилась с неизбежным, но надеялась оттянуть момент. – Как вы вообще узнали, что я появлюсь при дворе?
– Ничего я не знал. Но ваш брак – дело решенное. Николас никогда не наведывается во дворец без повода. Так зачем тянуть? Объяснишься с ним сразу после ужина.
Да, ловко он все обставил – не придерешься.
– А почему… предложение делаю я, а не он?
– Протокол. – Отец пожал плечами. – Ты выше его по статусу. – Он злобно прищурился, не готовый простить мою недавнюю дерзость. – Да и духом крепка не в меру. С тебя не убудет, если проявишь инициативу.
Мне хотелось кричать, хотелось умолять его вновь стать заботливым и любящим. В глубине ледяных глаз скрывался тот, кто понимал меня, видел во мне мамины черты. Я безумно скучала по тому отцу и из кожи вон лезла, чтобы не возненавидеть его новую ипостась.
Однако я истинная дочь своей матери. Ради нее на моих губах играет улыбка, а поступками руководит единственное стремление – сохранить семью, точнее, то, что от нее осталось.
– Вы правы, ваше величество. Не убудет.
– Вот и славно. – Отец снова склонился над тарелкой.
Эскал не обманул. Глазированные булочки с корицей горкой высились на блюде и буквально манили к себе. Однако у меня начисто пропал аппетит.
Леннокс
Через несколько часов я проснулся. Колючка еще дремала, пристроив мордочку у меня в ногах. Интересно, почему она, по обыкновению, не улизнула туда, где пряталась сутки напролет. Наверное, чувствовала, как сильно я нуждаюсь в ней.
Сорванные еще утром ягоды лежали в поясной сумке. Я высыпал горстку на край кровати, переоделся. Заправил черные штаны в сапоги из черной кожи, поверх белой рубахи накинул черный камзол и плащ, хотя ездить верхом сегодня не собирался.
День выдался туманный, ветер ерошил мне волосы, пока я брел к полям.
Каменистая тропа спускалась к океану, где люди на утлых суденышках широкими сетями ловили рыбу. Другие убирали хлеб, жали снопы. В лесах, окружавших замок, росли фруктовые и ореховые деревья. Земля была плодородной. Жаль только, пахать на ней приходилось не разгибая спины.
Чуть поодаль лязгали мечи. Я направился к ристалищу, намереваясь предложить себя в качестве наставника. Однако небольшой отряд уже трудился под грамотным руководством Иниго, а значит, и тут во мне не нуждались. Закинув ногу на низкий деревянный бортик, я наблюдал, не затесался ли в ряды новобранцев какой-нибудь самородок.
– Это он, – донесся до меня чей-то шепот. – Сегодня утром зарубил троих дезертиров. Говорят, он глаза и уши Кавана.
– Именно ему поручают… разобраться со знатными пленными, – вторил приглушенный голос. – Даже у телохранителей Кавана не поднимается на них рука.
– Каван, конечно, могуч, но не безжалостен, – подхватил третий.
– Интересно, он нас слышит?
– Если я глаза и уши Кавана, то мне полагается видеть и слышать все, – бросил я, не оборачиваясь.
И устремил взгляд на ристалище, в чем вскоре раскаялся. Стоило мне встретиться с человеком глазами, как он моментально отводил взгляд.
Я давно познал прелести «славы» и теперь гадал, доживу ли до истинного признания.
Тугой обруч сдавил сердце. Плевать на признание! Только истинное прощение способно притупить мою боль.
Я с бесстрастным видом наблюдал за спаррингом, но в голове царила сумятица.
– Кто-нибудь произвел впечатление?